Пелагия и чёрный монах - Борис Акунин

Ответить она не успела.

Стремительно приподнявшись, Алёша вонзил отшельнику напильник в середину груди. Выдернул и ударил снова.

Израиль повалился на своего убийцу. Зашарил руками по земле, но ни встать, ни даже приподнять голову уже не мог.

Всего несколько мгновений понадобилось Ленточкину, чтоб сбросить с себя костлявое тело старца и встать на ноги, но и того было довольно, чтобы Полина Андреевна отбежала от стены на середину пещеры, выхватила из саквояжа револьвер и сбросила с него скользкий шёлк. Саквояж кинула на пол, вцепилась в рифлёную рукоятку обеими руками и прицелилась в Алексея Степановича.

Тот смотрел на неё безо всякой боязни. Криво усмехнулся, потирая ушибленный затылок. Выдернул из груди отшельника клинок — безо всякого усилия, будто из масла.

— Умеете из огненного оружья стрелять, сестрица? — спросил Ленточкин игриво. — А на какую пипочку нажимать, знаете?

Он небрежно, вразвалочку шёл прямо на неё. Алмазы на клинке потускнели от крови и уже не сверкали.

— Знаю! Револьвер «смит и вессон» сорок пятого калибра, шестизарядный, центрального огня, с курком двойного действия, — выпалила госпожа Лисицына сведения, почерпнутые из баллистического учебника. — Пуля весом три золотника, начальная скорость сто саженей в секунду, с двадцати шагов пробивает трёхдюймовую сосновую доску.

Жаль только, голос срывался.

Но ничего, и так подействовало.

Алексей Степанович замер. Озадаченно посмотрел в чёрную дыру дула.

— А где «кольт» тридцать восьмого калибра? — спросила Полина Андреевна, развивая успех. — Тот, из которого вы застрелили Лагранжа? Дайте сюда, только медленно и рукоятью вперёд.

Когда Алёша не послушался, она ничего больше говорить не стала, а взвела курок. Щелчок, вроде бы не такой уж и громкий, в пещерной тишине прозвучал до чрезвычайности внушительно.

Убийца вздрогнул, бросил напильник на землю и выставил руки ладонями вперёд.

— У меня его нет! В воду выкинул, в ту же ночь! Не прятать же его было в оранжерее? Ещё садовник бы нашёл.

Осмелевшая расследовательница грозно качнула длинным стволом:

— Лжёте вы! Ведь не побоялись же василисково одеяние прятать?

— Подумаешь — ряса и ряса, да сапоги старые. Если б кто нашёл, не придал значения. Ах! — всплеснул вдруг руками Алексей Степанович, с ужасом глядя куда-то за спину Лисицыной. — Ва… Василиск!

Увы, клюнула Полина Андреевна на нехитрую, мальчишескую уловку. На всякого мудреца отмерено довольно простоты. Обернулась заполошно, вглядываясь в тьму. Ну как и вправду тень святого заступника явилась своё сокровище защитить?

Тени-то никакой не было, а вот ловкий Алёша, воспользовавшись моментом, пригнулся да и припустил к галерее.

— Стой! — закричала Полина Андреевна страшным голосом. — Стой, не то застрелю!

И сама тоже хотела в подход кинуться.

Стон помешал. Тяжкий, полный невыразимого страдания.

Повернулась она и увидела, что старец Израиль на локоть оперся, тянет к ней дрожащую исхудалую руку.

— Не уходи, не покидай меня так…

Она колебалась всего мгновение.

Пускай убегает. Милосердие важнее и возмездия, и даже самое справедливости. Да и потом, что толку за злодеем гнаться? А ну как не остановится? Не стрелять ведь в него за это. Опять же, куда ему деться на Клеопиной лодчонке с тонкими вёслами? Ну, доплывет до Ханаана. На большую-то землю ему всё равно не попасть.

И выбросив из головы несущественное, Полина Андреевна подошла к умирающему, села наземь и положила голову старца себе на колени. Осторожно сняла куколь. Увидела слабо подрагивающие ресницы, беззвучно шевелящиеся губы.

Фонарь напоследок вспыхнул ярко и погас. Пришлось свечку зажечь, к камню прилепить.

А старец тем временем приготовился душу на волю отпустить, уж руки на груди сложил.

Только вдруг жалостно шевельнул бровями. Посмотрел на Полину Андреевну со страхом и мольбой. Губы прошептали одно-единственное слово:

— Прости…

И теперь она его простила — безо всякой натуги, просто простила и всё, потому что смогла. А ещё наклонилась и поцеловала в лоб.

— Хорошо, — улыбнулся старец, смежил веки.

Через несколько минут они раскрылись вновь, но взгляд был уже угасшим, мёртвым.

Когда госпожа Лисицына вышла на берег, чтоб посмотреть, успел ли Алексей Степанович доплыть до Ханаана на Клеопиной лодке, её ждало две неожиданности. Во-первых, лодчонка была там же, где она её оставила — в совершенной сохранности. А во-вторых, от противоположного берега к Окольнему острову, дружно загребая вёслами, плыла целая флотилия. Скрипели уключины, кряхтели гребцы, ярко пылали факелы.

На носу передней лодки, воинственно потрясая посохом, стоял преосвященный Митрофаний. Его длинная борода развевалась, теребимая свежим ветром.

Эпилог

К РАДОСТИ ВСЕХ СКОРБЯЩИХ

Тот же самый ветер, да не просто свежий, как в проливе, а сильный и напористый, дул и по другую сторону Окольнего острова, на озёрном просторе.

Молодой человек в рясе, с откинутым на спину куколем, вытянул спрятанную меж двух валунов вертлявую «качайку», сел в неё, оттолкнулся веслом, а когда немножко отгрёб от берега, бросил весло на дно лодчонки. Вместо этого поднял лёгкую мачту, подставил попутному ветру белый парус, и лёгкий чёлн понёсся по волнам с отменной скоростью — пожалуй, порезвее парохода, тем более что пароходу пришлось бы петлять фарватером, а «качайке» мели были нипочём.

У путешественника при себе имелся компас, по которому он то и дело сверялся, очевидно, боясь в темноте сбиться с курса. Время от времени поворачивал руль или изменял угол паруса, но когда над подёрнутым дымкой озером заалело восходящее солнце, молодой человек совершенно успокоился.

Дело в том, что первый же, ещё робкий луч светила, прочертив линию до горизонта, зажёг на краю неба золотую искорку, которая больше уже не гасла. То была колокольня Радости Всех Скорбящих, главного храма города Синеозерска, в ясный день видная за тридцать вёрст. Стало быть, лодка в ночи не заблудилась, выплыла точно туда, куда следовало.

Кормчий выровнял нос «качайки», чтоб шла прямёхонько к Радости, а сам замурлыкал весёлую песенку.

Всё складывалось как нельзя более удачно. Ещё два часа, и плаванию конец. Что переменится ветер, непохоже. Жаль, конечно, что не успел наскрести побольше драгоценных опилок, но и так фунтиков пять будет.

Маленький, но увесистый мешочек висел под рясой, у подвздошья. Шею немного натёрло верёвкой, но это была ерунда. Пять фунтов — то есть без малого пятьсот золотников, каждый по…

Расчёты пришлось прервать, потому что вдруг накатила тошнота. Перегнувшись через борт, молодой человек зарычал и забулькал, сотрясаемый спазмами. Потом обессиленно сполз на дно, вытер испарину, беззаботно улыбнулся. Приступы дурноты и слабости в последнее время посещали его часто — верно, от плохой пищи и нервного возбуждения. Отдохнуть, подкормиться, и всё пройдёт.

Он яростно потёр виски, отгоняя головокружение. Меж пальцев осталась прядь вьющихся волос, и это расстроило юношу куда больше, чем предшествующий приступ. Впрочем, ненадолго. Ещё бы, сказал он себе. Месяц голову не мыл. Как ещё звероящеры не завелись. Ничего, третьим классом до Вологды, скромненько, а там приодеться да в хорошую гостиницу, чтоб с ванной, с рестораном, с куафюрной.

А лабораторию лучше устроить не в Швейцарии — в Америке. Спокойнее. Само собой, взять другое имя. К примеру, «мистер Бэзилиск», чем плохо?

Он засмеялся, да неудачно — повело в долгий мучительный кашель. Вытер губы, завернул чёрный куколь вокруг шеи поплотнее. Может, и к лучшему, что дольше на острове не задержался. Вот-вот ударят холода, и так осень выдалась небывало долгой. Застудить лёгкие было бы некстати. Некогда болеть-то.

Новая лучевая физика открывает перспективы, которые не способны охватить жалким умишком полоумный Лямпе и парижские лабораторные крысы. «Лучи Смерти»! Только идиоту мог прийти в голову подобный бред. Это всего лишь новый вид энергии, не более опасный, чем магнитное или электрическое излучение. Неисчислимая мощь атомного ядра — вот в чём ключ. Кто раньше это понял, тот будет владеть миром. И возраст отличный, двадцать четыре года, как у Бонапарта.

Солнце вспыхнуло на темени триумфатора, где просвечивала круглая проплешина, очень похожая на тонзуру.

Примечания

1

пропустим (фр.)

2

ваше преосвященство (фр.)

3

прошу прощения (нем.)

4

слышать доводы противоположной стороны (лат.)