Стиратель - Яна Каляева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ещё и письменно? — поражается Юленька. — Письменную справку должен Гиви Автандилович подписывать.
— Лично мне хватит и твоей подписи. Но хочешь, так и быть, Гиви Автандиловича подождём.
Снова умащиваюсь, складываю руки, закрываю глаза. Время меж тем за полдевятого переваливает.
Последним приказом — как забавно — оказывается приказ, лишающий меня премии за предпоследний месяц. И пошли на хрен все, которые в таких случаях говорят «предкрайний месяц», а такие есть, сам видел. Что-то я разошёлся…
— Юленька, я не буду обманывать. За эту справку Автандилович тебя не похвалит. Но ты отобьёшься, не первый день работаешь. А вот если нет, то тут не только тебе, но и ему прилетит так, что очень долго, как ошпаренные, бегать будете. Скорее всего, его уволят. А как он с тобой разберётся в этом случае, даже думать боюсь.
Слегка бледнеет Юленька, но мужественно стучит по клавиатуре подрагивающими пальчиками. А что я могу сделать? С Автократычем надо держать ухо востро и желательно подстелить бумажной соломкой место возможного падения.
Медсестра Светочка влетает за мной в ординаторскую, как ведьма на метле.
— Михал Алексаныч, ну где же вы ходите⁈ Мне из ревматологии весь телефон оборвали! Вас там ждут не дождутся! — в буквальном смысле верещит медсестра.
Бережно упаковываю в свой портфельчик ценную бумажку. Переодеваюсь. Где мой белый макинтош? Вот он висит, мой макинтошик…
— Светочка, — поймав паузу, говорю рассудительно, — зав ревматологией тебе не начальник. И мне не начальник. Мой начальник — достославный Гиви Автандилович. Но даже на его приказ наплюю, если его не будет в письменном виде и оформленном, как следует, в книге приказов.
— Но как же… там же губернаторша ждёт, — Света хлопает глазками.
— Губернаторша ждёт, — соглашаюсь с очевидным, — но как быть с порядком? Сейчас явится Автократыч и скажет: а подать сюда Тяпкина-Ляпкина, то есть, меня. Ты что ему скажешь, Света? Что ты, всего лишь дежурная медсестра, сняла с рабочего места врача и отправила его в другое отделение? Даже если ты возьмёшь на себя такую ответственность, что сделает Автократыч? Он нарисует мне прогул, отсутствие на рабочем месте и лишит меня премии. В очередной раз. И совершенно справедливо, между прочим. Скажи, оно мне надо? Нет, Света очей моих, оно мне не надо.
Последние слова говорю уже в дверях. Меня мои пациенты ждут.
Автократыч, взмыленный и с выпученными глазами, врывается в палату, когда работаю уже со вторым пациентом. Первой была та, приятная со всех ракурсов дамочка, пострадавшая в ДТП. С ней всё хорошо, но форсировать её выздоровление не буду. Во-первых, нельзя напрягать её организм форсажем, во-вторых, темпы и без того отличные. Есть и в-третьих: мне ажиотаж вокруг чудесных исцелений решительно ни к чему. Она и без того к выписке близка.
Сейчас работаю с мужчиной. Нагноение швов после аппендэктомии. Справляюсь быстро. Тоже ничего сложного. Проверяю время от времени сосуд-накопитель. Скорость, а вернее, замедленность его опустошения прямо радует.
После первых осторожных дней всех своих пациентов поддерживаю через Тень. Странно вспоминать, как до Танаида мучительно выбирал, к кому применять свои способности, чуть не падал в обморок после третьего сеанса и в итоге отправил себя в кому, снимая приступ банальной подагры. Теперь не перегреваюсь при погружении в Тень по десятку раз за смену, и сложные случаи меня не пугают — напротив, с ними работать интереснее. Высшие Танаида в плане человеческих качеств уступали даже павианам, но вот как тренировочный материал для набора опыта оказались бесценны.
Осталось совсем немного, когда в палату врывается Автократыч.
— Да что ж вы меня так подводите, Михал Александрыч! — вот это и называется с места в карьер.
— Гиви Автандилович, вы с ума сошли? Пациент почти заснул! Ну-ка, выйдите и не мешайте! Мне пара минут осталась.
Автократыч зловеще вращает глазами, но выходит. Работаю с маскировкой, хотя, как сказать… вокруг места воздействия втыкаю заранее наточенные до игольной остроты щепочки. Обычные деревянные зубочистки. Не в тело, разумеется, втыкаю. Они всего лишь давят на кожу, воткнутые в сложенное несколько раз полотенце.
Это не только маскировка моих манипуляций. Точки выбираются так, чтобы раздражающие нервные сигналы от них забивали болевые импульсы. Как забивает радиоглушилка вражеские радиостанции. Пациенту легче, боль уменьшается. Затем работаю я. Стараясь доводить до окружающих идею, будто иглы продолжают работать и после снятия. Фантомное раздражение. Болевые ощущения меж тем объективно слабеют.
Мне, с точки зрения экономии сил, так тоже выгоднее. Экстренно спасать кого-то на грани исчерпания сил, вот для меня настоящая опасность. Как-то надо нащупать край, за который заходить нельзя. Я не прочь лишний раз встретиться со Смотрителем, но лучше во сне, а не в коме. Поэтому ставлю первый предел — двадцать процентов накопителя. Посмотрим, как буду себя чувствовать. Осторожничаю, дую на воду, красная полоска светится на уровне примерно пяти процентов.
На выходе из палаты меня ловит Автократыч.
— Вот! — потрясает он бумагой. — Расписывайся и дуй в ревматологию.
Расписываюсь, что ознакомлен.
— Гиви Автандилович, а что, только на один день? Вы чересчур оптимистичны для неизлечимой болезни. Впрочем, если вам не лень каждый день по приказу издавать, то ради бога…
Но перед уходом в ревматологию книгу приказов проверяю. Юленька безропотно показывает нужную страницу, глядя на меня слегка затравленно. А что делать? Не хотите быть вежливыми по собственной инициативе, приходится запугивать.
— Михал Александрович! — Автократыч бьёт копытом.
И сопровождает меня до места. На лестничной площадке у открытой форточки «дышит» никотином Феликс. Провожает меня насмешливым взглядом, но присутствие Автократыча язык ему подмораживает. Эти ребята прекрасно знают, когда зубы лучше не скалить.
— Ну, что же вы так долго, Гиви Автандилович? — укоряет зав ревматологией.
Автократыч под моим взглядом — только попробуй на меня всё свалить! — разводит руками.
— Срочные дела, извини, дорогой.
В вип-палату входим уже втроём.
— Что же вы так долго, доктор? — исторгает стон исстрадавшаяся.
— Ах, Надежда Сергеевна, это всё проклятая бюрократия совсем нас замучила, — словеса мне не мешает сходу приступать к делу. — Пока все бумаги оформишь. Я ведь совсем в другом отделении работаю, а здесь на правах прикомандированного.
Боли есть, как не быть? Но сразу видно, не такие мучительные, что до моей отключки. Что пациентка и
