И развеется пеплом сердце моё… - Наргиза Таш

I

1

Он сидел у себя на кухне. Одетый в старую майку и протёртые штаны «Адидас», он больше походил на обитателя московского пригорода, чем на человека, живущего в центре Европы. Перед ним, на столе стояла початая бутылка водки и банка с маринованными опятами, присланными матерью из России. Он пил водку и заедал грибами, даже не выложив их на тарелку. Он слышал голос жены в соседней комнате. Она сюсюкалась с младенцем, меняя ребёнку очередной памперс.

Он сидел, уставившись в никуда. За окном бушевал предрождественский снегопад, укутывая в мягкое, белое, ворсистое одеяло один из самых красивых городов Европы – величественную Вену.

Но Вена, в которой Гришка Шахов проживал последние шесть лет, давно уже перестала волновать его. Она так и осталась ему «мачехой» – холодной, чопорной, бездушной.

Гриша сидел за столом в пьяном ступоре. Его мысли были где-то далеко. Они летали в Москве – городе амбиций и огней, в городе, который не жалел никого, ломал и мял под себя. Но, стольких людей манит этот северный мегаполис, и всякий прибывший туда, влюбляется в него безответно, или взаимно. Это уже кому как повезёт…

И ещё, в этом городе обитала она… Она, чей образ украшал обложку глянцевого журнала, который Григорий сжимал в ладонях.

Она. Чаяна. Её имя звучало, как таинственная древнеславянская молитва, в ней все было волшебно и мистично, и имя выражало её удивительную сущность, судьбу, предписанную небесными тайными учителями. Чаяна Шеманка. Так её звали. Странное имя, о неправдоподобии, нерусскости которого, Гриша стал задумываться лишь недавно. Говорят, её венах течёт турецкая, болгарская и украинская кровь, а, по словам ее матери, Валентины Шеманки, род их происходит от древних варяжских викингов.

Плач ребёнка вывел Гришу из оцепенения. Он пришёл в себя и ещё раз взглянул на фото Чаяны на обложке. Его сердце заныло в щемящей боли, которую не смогла утолить водка. Он знал, что любил эту женщину. Любил отчаянно. Но, между ними лежала огромная пропасть. Она была недосягаема для него, словно богиня. Одним словом, Звезда.

Чаяне шёл двадцать второй год. Она была молода, талантлива и невозможно красива. Востребованная актриса с большими перспективами, она похитила сердца мужчин России, а также, её ближнего и дальнего зарубежья. А двадцатидевятилетний Гришка с уже заметными залысинами на висках, был обычным водителем такси в Вене. За шесть лет, он неплохо освоил немецкий, и это стало его наивысшим достижением. А ещё Гриша был женат на Злате – большой любви своей юности. У них было двое детей, маленькая, но своя квартира в спальном районе Вены, и обычная жизнь русских эмигрантов в Австрии.

Но все это, Гриша променял бы за один миг пребывания наедине с Чаяной. Всего лишь один миг, стоящий всей жизни…

Из соседней комнаты с ребёнком на руках вышла усталая Злата.

– Что? Опять пустился в воспоминания? – произнеся это, она всучила младенца отцу. – Забудь уже эту… звезду!

Григорий равнодушно посмотрел на жену. Ему не хотелось пререкаться с ней. Он поцеловал дочку и отдал её обратно матери.

– Ревновать к фотографии глупо, Злата…, – сказал он и направился в ванную комнату.

Ванная – была единственным местом, куда он мог спрятаться в этой квартире и остаться наедине со своими мыслями. Гриша погрузился в тёплую воду и закрыл глаза. «Чаяна…» – вертелось у него в голове, «Чаяна… Чаяна… Чаяна…» – он шёпотом повторял её имя. Он не мог вспомнить, когда именно началась его страсть к ней, – то ли год назад, то ли два… «Ну почему, почему ты так бесстыдно красива, Чаяна??? И что теперь мне делать? Что мне делать с тобой и с собой?» Думая об этом, он лежал, погруженный в воду по самый нос. У него промелькнула мысль, что хорошо бы так и не высовывать свою голову из воды и тихо умереть, перестав дышать.

Но потом, ему стало не по себе от собственных желаний.

– Ты же мужик… А ну, соберись, Шахов! – вслух сказал он себе и резко вылез из ванной. Послышался стук в дверь и ворчание Златы.

– Что ты делаешь там так долго? Послушай, Гриша, нам тоже нужна ванна! Мы не хотим страдать из-за твоих любовных фантазий о кинозвёздах, ты слышишь?

Он открыл дверь и внимательно посмотрел на жену. Несколько лет назад он безумно любил её. Он был молод и наивен, она казалась ему Мадонной, Мона Лизой, Деметрой и Марлен Дитрих в одном флаконе, идеалом женщины. Её таинственность манила его.

Злата выросла в Вене, она была австриячкой во всем – она одевалась, как они, вела себя, как они, говорила с лёгким немецким акцентом, который заводил Григория похлеще любого афродизиака. Она была так не похожа на девушек, которых он знал.

Злата была на два года старше него, и отличалась сдержанностью и умом. Она окончила бакалаврият венского университета по профессии менеджмент, в отличие от Гришки, за плечами которого была лишь театральная школа. Он чувствовал её опыт и превосходство в образовании, ему нравилось её европейское отношение к жизни. Злата была незыблемым авторитетом для него, он беспрекословно слушался её, и та умело пользовалась этим.

Их отношения подогревались расстоянием Москва – Вена, они поочерёдно ездили друг к другу в гости, а потом, сильно переживали вынужденную разлуку. Злата заменила для него все его окружение, даже близких родственников. «Она – это моя семья», подписывал Гриша под её фото в инстаграм, ставя в недоумение всех своих многочисленных подписчиков. Ему казалось, что это – любовь на всю жизнь и их брак в последующем, стал объективным (финалом) продолжением этих отношений.

Теперь он смотрел на жену остывшим взглядом. Смотрел на эту женщину, образ которой не менялся никогда – ни на работе, ни в магазине, ни дома. Эти голубые холодные глаза, некогда сводившие его с ума, одинаковое их выражение во всех ситуациях, эти вечные джинсы, майки, худощавое лицо с пробивающимися носогубными бороздами, без грамма косметики на все случаи жизни, и неизменный хвостик на голове. Ему стало муторно, в груди что-то сильно саднило, а в голове звучало одно лишь слово «Ошибка!»

Ничего не говоря, он направился в спальню и рухнул на кровать.

2

Наутро, отправившись на работу, и взвесив всю свою жизнь, Григорий решил взяться за ум. Он внимательно следил за женой, собиравшей ему завтрак с привычным отрешённым выражением лица, словно и не было у них вчерашней размолвки, и испытывал стыд за себя. Злата была хорошей матерью и женой. Ради детей, она