Московия - Сигизмунд Герберштейн

Карл V дал своему послу Нугароле самые широкие полномочия, распорядившись возобновить соглашения, заключенные с русскими Максимилианом I, и, если окажется возможным, рассмотреть вопрос о новых, взаимовыгодных договорах. Форма инструкции была стандартной, но впечатляющей: «Обещаем словом и нашей цесарской честью, что все, обсужденное, заключенное и обещанное посланником нашим, будет для нас желанным, действительным и нерасторжимым навечно, и мы никогда, никоим образом и ни под каким предлогом не пойдем против них».

Видимой, основной миссией Герберштейна был старый вопрос о примирении великого князя московского с Сигизмундом I. Одновременно он должен был продолжить свое исследование Московии, начатое десять лет назад: «Обязываем вас при каждом случае, к которому сами добавьте ваше старание и разум, тщательно исследовать содержание их веры и обычаи, дабы мы могли бы вникнуть в религию и обряды этого народа», — писал Герберштейну Фердинанд.

Герберштейн ехал в знакомые земли, в свите было несколько его кузенов, и он старался довезти свое посольство как можно быстрее, кратчайшим путем через Краков, Минск, Смоленск, Вязьму и Можайск на Москву. Однако дорога, на этот раз вся проложенная по твердому снегу, не оказалась легче предыдущей. Не легче были и переговоры с Василием III, в ходе которых окончательное примирение с Сигизмундом I так и не было достигнуто, было лишь заключено пятилетнее перемирие.

В течение полугода, проведенного в Московии, Герберштейн много сил и энергии вкладывал в подробное знакомство с Руссией и русскими. Он расспрашивал, кого мог, о разных областях Московии, изучал персону великого князя и его приближенных. При деятельной помощи переводчиков он штудировал летописи, делая пространные выписки, на основании которых по возвращении представил эрцгерцогу Фердинанду полный письменный доклад об истории и современном внутреннем и внешнем положении Московского государства, его хозяйстве и природе, ставший много позже основой для создания «Московии». В обязанности Герберштейна входило также наблюдение за работой членов посольства, и в своем отчете он был достаточно объективен и доброжелателен, во всяком случае, имперского посла не постигла судьба главы голштинской дипломатической миссии, посетившей Москву лет сто спустя. Вторым лицом в том посольстве был автор известных записок о Московии Адам Олеарий, и по материалам его отчета первый посол был казнен.

Рассказ о пребывании Герберштейна в Москве читался как увлекательный роман. Однако представления западных европейцев о Руси были истинной tabula rasa, и на чистой доске их памяти Герберштейн мог писать все, что угодно. Ни в первый, ни во второй раз ему, похоже, не удалось постичь до конца подлинный характер русских. В «Московии», как и в «Автобиографии», нельзя прочесть, что за скрупулезной требовательностью русских к иностранным послам стоит понимание важности соблюдения дипломатического протокола, который один позволяет избегать двусмысленности и неоднозначности толкований; за безудержностью в деловых переговорах и следующих за ними застольях стоит умение не смешивать работу и досуг; за уступчивостью в мелочах кроется не слабость, а спокойная уверенность византийцев, осознающих себя наследниками великой культурной империи недавнего прошлого, по отношению к австрийцам, не овладевшим пока тонкостями придворного этикета.

По возвращении из Московии Герберштейн много занимался османскими делами. В 1526 г. в битве с турками при Могаче пал венгерский король Людовик, и его корона перешла к Фердинанду. Венгерское королевство раздирали мятежи магнатов, с конца 1520-х гг. на него гигантскими волнами накатывались турки. 120 тысяч воинов-османов под стенами Вены в 1529 г. остались в памяти Фердинанда как страшный сон. С перерывами на походы в Персию, Тунис, Месопотамию, Закавказье Сулейман постоянно возвращался в Венгрию и Австрию. И император, и эрцгерцог австрийский, который первым должен был принять удар османов, готовых идти на Запад, стремились остановить его.

Во время очередного османского вторжения в Венгрию, в 1541 г., в военный лагерь к Сулейману Великолепному был послан Герберштейн. Свою поездку к самому знаменитому султану Османской империи Герберштейн выделял особо и по праву ею гордился.

От имени султана с послом беседовал его паша, чиновник по внешним сношениям, словенец по происхождению; переговоры велись на словенском языке. В поездке Герберштейна сопровождал граф Николай фон Зальм-Рейффершейтд, имперский полководец, успешно оборонявший Вену в 1529 г. Герберштейн провел переговоры искусно, он сумел остановить турецкое вторжение, хотя и не предотвратил раздела венгерских земель.

Герберштейн гордился и даже хвалился тем, что ему не пришлось простираться на полу перед троном султана. Габсбургского посла мучили сильные боли в спине — следствие крайне неприятной болезни, от которой страдала вся Западная Европа после открытия Америки Колумбом в конце XV в. и от которой не уберегся Герберштейн. Султан был снисходителен к больному австрийцу до такой степени, что, когда тот не смог в низком поклоне припасть к руке повелителя, сам по-дружески поднес ему руку для церемониального поцелуя. Герберштейн, с его большим опытом международного общения и университетской образованностью, не мог быть наивен. Как вежливую дипломатичность следует расценивать его утверждение, что своевременный приступ боли помог ему не уронить честь римского императора зрелищем его посла, распростертого перед турком. Скорее военные победы Карла V в конце 1530-х и в 1540 г. позволили его послу встать всего лишь на одно колено и даже подняться не самостоятельно, а с помощью придворного султана.

Герберштейн не раз говорил, что никакая болезнь не может помешать ему служить Габсбургам, зато болезнь могла помочь ему в службе. Он сам писал, что на московских великокняжеских приемах ему отказывал слух, когда слишком часто приходилось вставать, чтобы почтить присутствующих тостом в их честь. Случалось ему и не дослышать требований сойти с коня, когда по протоколу гость должен спешиться из уважения к хозяевам. Подобные обострения болезней были свойственны многим дипломатам, и стороны обычно проявляли обоюдную снисходительность. Но могли и не проявить.

Сражение с османской конницей

Фрагмент гравюры из издания «Известий о делах Московитских», Франкфурт-на-Майне, 1576 г.

Сулейман Великолепный отличался необузданным нравом. Перед отъездом к нему Герберштейну сочувствовали, предупреждая, что он отправляется в пасть льва. После того как все детали соглашения были оговорены с доверенными лицами, Герберштейн был призван к султану. Сулейман обошелся с послом Габсбургов более чем ласково, одарил его на прощанье почетной богатой одеждой и спросил, что тот еще может ему сказать. Герберштейн