Пустой Амулет - Пол Боулз

Когда грузовик уехал, мадам вышла из дома и позвала Ахмеда. Вместе они осмотрели плоды поспешных трудов. Мадам рассмеялась:

— Это не имеет значения. Потом пересадим. Хорошенько все полей.

Он смотрел на ряд африканских лилий без интереса. Когда она упомянула, во сколько они обошлись, Ахмед вспылил:

— Могли бы купить клубни, — произнес он укоризненно.

— Тогда у меня бы не было цветов до следующего года.

Ахмед угрюмо кивнул.

Тем вечером Джохара, чернокожая кухарка, остановила его, когда он проходил мимо кухонной двери.

— Знаешь, что он говорил мадам, тот человек? Он сказал ей, что ты не настоящий садовник, и она должна выгнать тебя и взять его на твое место.

— Он преступник! — закричал Ахмед.

В своей лачуге за теплицей Ахмед сел и задумался. Он должен спасти свою работу и спасти сад. Он снова вспомнил, как посетители пялились на кусты гибискуса. Начнут тут работать и примутся воровать из сада самые ценные растения.

Стоило Ахмеду убедить себя, что отчасти действует в интересах мадам, он почувствовал, как уходят муки совести из-за того, что он задумал. Сделать это оказалось довольно просто. Ахмед дождался, когда все огни в главном доме погаснут. Затем бросил в мешок острый нож, выскользнул в сад, дошел до края верхней террасы и склонился среди свежепосаженных растений. Он вырывал одно за другим, перерезал корни или клубни быстрым взмахом лезвия и аккуратно снова сажал на прежнее место. Мешок, наполненный корнями и клубнями, он принес к себе в комнату. Развел огонь в миджме, тщательно все сжег, вынес пепел и развеял по компостной куче. А потом лег спать.

Утром мадам вышла на улицу и стала разглядывать новые растения.

— Они очень милые, — сказала она Ахмеду. — Надо поливать из лейки до того, как их найдет солнце. Просто побрызгай чуть-чуть у каждого черенка, чтобы напился.

Она какое-то время смотрела, как обиженно молчавший Ахмед выполняет указания. Затем, явно удовлетворенная, ушла в дом. Уже много лет она не стояла вот так над душой, проверяя, сделал ли он что велено, и Ахмед понял, что на нее действовал яд толстяка: ведь, хотя тот открыто пренебрег ее желаниями, она все же не оставила мысли взять его в садовники.

К середине дня некоторые цветы уже не казались такими свежими, как утром. Ахмед заметил это, проходя мимо, но решил не докладывать мадам до вечера, когда солнце довершит свою разрушительную работу.

Мадам первая отметила плачевный вид саженцев. Она позвала Ахмеда, и тот поднялся наверх.

— Что же это такое! — произнесла мадам, качая головой. Она потянула листик одного из растений, и оно упало, — открылся стебель без корней. Мадам схватила следующее и тоже выдернула.

— Ахмед! — закричала она. — Да это черешки, воткнутые в землю. Это не живые цветы!

Он оглядел растения и посмотрел на нее сочувственно. Ветер сбивал ей волосы на лицо, и она была готова разрыдаться.

— А казались такими здоровыми, — сказала она. Вместе они отправились посмотреть на африканские лилии, на туберозы.

— Грязная свинья! — вскричала мадам. — Вот почему он не хотел, чтобы я стояла рядом, пока он их сажает. — Вдруг она посмотрела на Ахмеда: — Он вернется. Он говорил, что привезет розовые кусты.

— Не посмеет вернуться после того, что наделал, — объявил Ахмед.

Мадам, похоже, совсем растерялась.

— Подумать только… — начала она, осознав, что еще несколько минут назад раздумывала, стоит ли увольнять Ахмеда и нанимать того человека. Она не могла поверить в такое предательство. Ахмед знал, какие слова мадам не произнесла, и мрачно улыбнулся.

— Если он вернется, не впускайте его. Даже не разговаривайте с ним. Позовите меня, я сам разберусь.

— Годится, — сказала она. — Не хочу видеть эту мерзкую рожу.

Ветер дул, мертвые растения выбросили в компостную кучу, и происшествие больше не упоминали. Но Ахмед не сомневался, что человек вернется.

Однажды он действительно вернулся. Джохара пришла в кладовку и сказала, что плохой человек стоит в дверях, а мадам очень нервничает.

Ахмед надел джеллабу и прошел к воротам. Открыл и, строго глядя на толстяка, произнес нараспев, словно повторяя приказ, заученный наизусть:

— Мадам просила передать, что она знает, где вы взяли цветы, и не возвращайтесь сюда, если не хотите объяснять это полиции.

Затем он закрыл дверь и услышал, как грузовик отъехал. Мадам стояла в дверях вестибюля.

— Он уехал, — сказал Ахмед.

— Ахмед, что бы я без тебя делала? — Она пристально посмотрела на него, качая головой. — Что ты ему сказал?

— Сказал, что настоящий мусульманин не будет дурачить женщину, у которой нет мужа.

Миссис Причард поразмыслила:

— Уверена, что ты сказал самую подходящую вещь. Боюсь, я бы его оскорбила, а потом слегла бы с мигренью. Я очень тебе признательна.

Хотя Ахмед все еще беспокоился из-за того, что обманул мадам, и терзался, что пришлось уничтожить столько здоровых, дорогих растений, он почувствовал, как ему становится легче от своих слов:

— В наши дни все друг друга надувают, мадам. Все. Это было утешительное признание проступка, но мадам решила, что это намек.

— Ох, я больше такого не сделаю, обещаю, — сказала она.

Он посмотрел на нее одобрительно и повернулся к выходу.

— Вы правы, мадам, — сказал он. — Никому не верьте.

1980

Киска

Киска жила в небольшом доме с огромным садом. Одни вещи она любила — например, пикники и ходить в цирк, другие ненавидела — например, школу и ходить к зубному врачу.

Как-то раз она спросила маму:

— Отчего у меня такое имя — Киска?

— Твое настоящее имя — Кэтрин, — ответила мать. — Мы просто зовем тебя Киской.

Этот ответ не устроил Киску, и она решила, что мать не хочет говорить правду. Теперь она еще чаще стала думать о своем имени. Наконец, поняла, что ответ найден. Ее зовут Киска, потому что она вырастет и превратится в кошку. Она гордилась тем, что выяснила это, и стала смотреться в зеркало, чтобы увидеть, не начинает ли она походить на кошку или хотя бы котенка.

Поначалу она не видела ничего, кроме своего розового личика. Но однажды, подойдя к зеркалу, она не поверила своим глазам, потому что вокруг ее губ появились крошечные серые усики. Она даже подпрыгнула от удовольствия и стала ждать, что ее мама что-нибудь об этом скажет. Однако у мамы на такое не было времени, и она ничего не заметила.

Каждый день, когда Киска смотрелась в зеркало, она замечала новые чудесные перемены. Постепенно усы отрасли и вытянулись вперед, а кожу покрыла нежная серая шерстка. Уши заострились, и на ладонях и подошвах появились мягкие подушечки. Выглядело все это замечательно, и Киска огорчалась что никто ни слова не сказал о такой потрясающей перемене. Как-то раз за игрой она повернулась к маме и сказала:

— Мяу. Я киска. Нравится тебе цвет моей шерстки?

— Не знаю, — откликнулась мать. — А какого она цвета?

— Серая!

— Ах, серая. Очень мило, — сказала мать, и Киска огорченно поняла, что маму нисколько не волнует, какого цвета шерстка.

После этого она пыталась спрашивать соседей, что они думают о ее нежных усиках, бархатных ушках и пушистом хвостике. Все соглашались, что это очень славно, и больше не обращали внимания. Ну, если они не замечали перемен, сама-то она все видела.

Как-то, проснувшись летним утром, Киска обнаружила, что ногти на руках и ногах превратились в чудесные серебристо-серые коготки, которые можно было выпускать и втягивать. Она выскочила из постели и помчалась в сад. Было еще очень рано. Ее родители спали, но по лужайке гуляли какие-то птички.

Она спряталась за кустами и принялась наблюдать. Прождав довольно долго, стала подкрадываться. Ветки вцепились в ночную рубашку, и Киска ее сорвала. Когда одна птичка подошла совсем близко, Киска прыгнула и схватила ее. И в этот момент поняла, что она больше не девочка и никогда уже ею не будет.

Птичка была вкусная, но Киска решила ее не есть. Вместо этого она развалилась на солнце и стала лизать себе лапки. Потом села и умыла мордочку. После этого решила пробраться в дом миссис Тинсли и посмотреть, можно ли там позавтракать. Она забралась на ограду и быстро пробежала по ней на крышу гаража. Оттуда спустилась по решетке в задний двор миссис Тинсли. Услышав шум из кухни, она подошла к сетчатой двери и заглянула. Потом сказала:

— Мяу. — Пришлось еще несколько раз повторить; наконец, миссис Тинсли вышла и увидела ее.

— Надо же, какой прелестный котенок! — сказала миссис Тинсли и позвала мужа и сестру. Те вышли и увидели серенького котенка, который поднял лапу и царапал сетку. Конечно, они ее впустили, и вскоре Киска лакала молоко из блюдечка. Весь день она проспала, свернувшись на подушке, а вечером ей дали мисочку с чудесной сырой печенкой.