Мастер из Кроксли - Артур Конан-Дойль

Степльтон сдвинул свой лощеный цилиндр на самый затылок, огляделся, вынул золотые часы, положил их на ладонь и сказал очень спокойно:

- Если через три минуты не будет установлен порядок, я отменю матч.

Вокруг него все заклокотало. Спокойствие этого чужака в цилиндре прямо-таки будило ярость этих людей. Тяжелые кулаки задвигались было в ускоренном темпе, но... как ударить человека, который на тебя просто-напросто не реагирует.

- Еще две минуты - и я отменяю матч.

Новая вспышка ярости. Их дыхание уже обжигало ему лицо, а чей-то кулак придвинулся вплотную к носу.

- Еще одна минута - и я отменяю матч.

Победа оказалась на стороне хладнокровного упрямца. В толпе вдруг послышались совсем другие возгласы: "Эй, пропустите его, а то с него хватит и в самом деле отменит!", "Черт с ним, пусть идет!", "Билл, ты что, не слышишь, пропусти человека!" и даже "Дорогу рефери! Дорогу джентльмену из Лондона!"

Дальше уже Степльтона стали подталкивать к помосту и только что не несли туда на руках. На ринге он невозмутимо уселся на приготовленный для него стул рядом с хронометристом, положил руки на колени и сидел, как будто ничего не случилось.

На помост поднялся мясник Эрмитейдж и жестом толстых рук в перстнях призвал зал к тишине.

- Джентльмены, - начал он и чуть замешкался...

- И леди! - послышался выкрик из зала. И то сказать, женщин среди зрителей было не так уж мало.

- Погромче говори, не слышим! - закричал другой.

- А почем нынче свиные котлеты? - усердствовал третий.

Хохот, лай. Эрмитейдж пытался утихомирить развеселившуюся толпу, но выглядело это так, будто он дирижирует гигантским хором. Наконец беснование постепенно улеглось, все замолчали.

- Джентльмены! - беспрепятственно прокричал Эрмитейдж. - Сейчас состоится матч между боксерами среднего веса, то есть не тяжелее одиннадцати стоунов восьми фунтов. Результаты взвешивания: Крэгс - одиннадцать стоунов семь фунтов, Монтгомери - десять стоунов девять фунтов. Условия матча: двадцать раундов по три минуты, перчатки двухунциевые. Если бой продлится до конца, победа присуждается по очкам. Известный в спортивных кругах мистер Степльтон из Лондона дал согласие быть судьей. Мистер Уилсон и я вложили свои деньги в организацию состязания; мы безоговорочно доверяем мистеру Степльтону и просим вас подчиняться его решениям.

Закончив свою речь, Эрмитейдж обернулся к боксерам.

- Монтгомери! Крэгс! - произнес он.

И вдруг настала тишина. Зал замер. Собаки, и те умолкли.

Противники встали, поправили перчатки и сошлись в центре ринга для традиционного рукопожатия. Монтгомери был серьезен, с лица Крэгса не сходила ухмылка. Только когда они заняли исходную позицию, толпа перевела дух - словно ветер прошелестел по залу. Степльтон, откинувшись на спинку стула, бросил на боксеров долгий оценивающий взгляд.

Не было и тени сомнения: предстоит поединок Силы и Ловкости. Несмотря на свою хромоту Мастер производил впечатление незыблемого гранитного колосса. Покалеченная нога мешала ему наступать и отступать, но поворачиваться на ней он мог с головокружительной быстротой. Рядом с Монтгомери он казался таким огромным и тяжелым, а его смуглое загрубелое лицо выражало такую жестокость и решимость, что сторонники Уилсона пали духом. Все, кроме одного, - Роберта Монтгомери.

Если раньше он не на шутку волновался, то теперь, когда стоявшая перед ним задача приобрела столь конкретное выражение - победи этого хромого Геркулеса и получай свой вожделенный диплом, - теперь он успокоился. Его переполняли ощущение собственной силы и уверенность в победе. Глаза его горели. Он осторожно пошел на сближение, шажок вперед - шажок назад, искусно при этом лавируя в стороны. Крэгс, лицо которого как будто превратилось в маску злобы и угрюмости, поворачивался на покалеченной ноге, выставив левую руку и опустив правую. Монтгомери дважды ударил левой, несильно, но попадая в цель. Прямой удар Мастер отразил мощной контратакой, Монтгомери отскочил назад, а Анастасия прокричала слова одобрения. Мастер пустил в ход правую руку, но Монтгомери поднырнул под нее и вошел в клинч.

- Брек! - раздался возглас рефери.

Мастер нанес свой знаменитый удар снизу вверх, и Роберт еле устоял на ногах, но тут первый раунд закончился. Зрители были довольны - им показывали настоящий бокс. Монтгомери не чувствовал себя усталым, а Мастеру пришлось восстанавливать дыхание. Анастасия обмахивала его полотенцем, а второй секундант выжал ему на голову мокрую губку.

- Вот так бабенка! Славно работает! - кричали зрители по адресу Анастасии.

Во втором раунде Монтгомери крутился вокруг Мастера, как котенок-игрун, а тот выжидал и вдруг стремительно двинулся ему навстречу. Роберт ушел от удара в сторону. Мастер снова застыл на месте и покачал головой. Со злобной усмешкой он сделал жест, приглашающий к сближению. Роберт приблизился, ударил левой и получил жестокий свинг по ребрам. На какое-то мгновение он был ошеломлен болью, и Мастер готовил решительный удар, но Монтгомери удалось уклониться от него, пока не прозвучало: "Время!"

Публика оценила раунд как вялый, перевесом на стороне Крэгса.

- Да, в силе ему с Мастером не сравниться, - сказал в перерыве какой-то литейщик своему соседу.

- Это так, но, сдается мне, от этого парня тоже можно кой-чего ждать. Погляди, как он прыгает!

- Все равно, Мастер сильнее, паренек у него допрыгается!

Следующий раунд Монтгомери начал с молниеносного удара правой - он пришелся Мастеру в бровь. Шахтеры одобрительно загудели, и рефери резко приказал замолчать. Монтгомери ушел от встречного удара, а еще один удар левой принес ему еще одно очко. Раздались аплодисменты, вызвавшие резкий протест Степльтона:

- Прошу не шуметь во время боя, джентльмены.

- Так их! Поучите их маленько! - прорычал Мастер.

- Молчать! Бой! - оборвал его судья.

Тут Монтгомери нанес ему удар в зубы, как бы подтверждая последнюю реплику. Когда раунд окончился, Мастер убрался в свой угол, окончательно рассвирепевший.

Монтгомери блаженно расслабился в своем углу. Он вытянул ноги и широко раскинул руки. Как дорога каждая секунда между раундами! В нем росло и утверждалось предчувствие победы. Надо только зорко следить за противником и не подставлять себя под удар, и тогда он выдохнется, даже не закончив матч. Из-за медлительности он расходует свою силу зря.

- Хорош, молодец, - шептал ему тем временем его секундант Тэд Бартон. Только гляди в оба и не раскрывайся, и он спечется.

Но Мастер был не так прост. Его колоссальный опыт компенсировал хромоту. Он медленно кружил вокруг Монтгомери, шаг за шагом тесня его, пока не загнал в угол. Роберт увидел, как угрюмость на лице Мастера сменилась выражением злобного торжества, а глаза заблестели. Град ударов... канат не дал отскочить в сторону. От фантастической силы апперкота правой Монтгомери согнулся и отчасти раскрылся. Отпрыгнуть в другую сторону опять не позволил канат. Он был в ловушке. От нового удара правой, сопровождавшегося жутким кряканьем, он сумел увернуться, но ему тут же достался мощный удар левой. Тогда он вошел в клинч.

- Брек! Брек! - крикнул рефери.

Выйдя из клинча, Монтгомери сразу получил боковой удар по уху. Литейщики не могли сдерживать свой восторг, и в зале стоял сплошной гул, но Степльтону удалось их перекричать:

- Джентльмены, я требую прекратить этот рев! Я соглашаюсь судействовать в приличных клубах, а не в зверинце.

Этот невысокий чужак с цилиндром на затылке обладал несомненной властью над толпой, которая затихла, как затихает расшалившийся класс при окрике учителя.

Когда Мастер уселся в своем углу, Анастасия звонко поцеловала его.

- Давай еще! Ну, еще разочек! - кричали из публики.

Мастер показал ей кулак.

Что до Монтгомери, то несмотря на усталость и боль, он держался бодро. Последний раунд многому его научил - больше он в такую ловушку не попадет.

Следующие три раунда прошли в одном стиле. Монтгомери бил чаще, Мастер сильнее. Наученный печальным опытом, Роберт не давал загнать себя в угол. Если Мастеру удавалось прижать его к боковым канатам и не удавалось уйти в сторону, он входил в клинч и выходил из него только в центре ринга. Возглас "Брек! Брек!" врывался в комбинацию других звуков: глухого топота резиновых подошв, гула ударов и частого, хриплого дыхания.

К девятому раунду противники были еще вполне боеспособны. У Монтгомери, правда, в голове все еще стоял гул и, вероятно, был вывихнут большой палец на левой руке - так он болел. У Мастера усталость проявлялась лишь в затрудненном дыхании. Список очков, заработанных Монтгомери, был к этому времени длиннее, но Мастер по-прежнему владел преимуществом силы: один его удар стоил по крайней мере трех ударов докторского помощника. Без перчаток Монтгомери и трех раундов не выстоял бы, и он это прекрасно понимал. Чего стоили его дилетантские удары? Жалкие щелчки по сравнению с таранными ударами рук, привыкших орудовать лопатой и аншпугом.