Осенние дали - Виктор Федорович Авдеев

жена впервые заговорила месяц назад, по возвращении от матери. Она, смеясь, рассказала, как в попутной машине набила шишку на голове. «Теперь я сама хочу бороться с бездорожьем». Андрей Ильич тогда принял это как временную прихоть и только посмеялся, что и Васятке надо бы найти работу, — вся семья будет занята одним делом. Оказывается, Варя не выбросила из головы эту фантазию.

Вытерев салфеткой рот, Камынин встал из-за стола. Варвара Михайловна подошла к мужу. Несмотря на двадцать шесть лет, на роды, фигура у нее оставалась совершенно девичьей; свежим было и лицо с мягко изогнутой линией подкрашенных губ. Сложив вместе обнаженные по локоть руки, она прижалась ими и темноволосой головой к груди мужа. Камынин очень любил, когда жена ласкалась к нему, но сейчас он лишь чуть сморщился в улыбке.

— Почему ты возражаешь? — спросила она нежно, стараясь поладить миром.

Странно, как Варя не поймет? Ведь эти два месяца всенародной стройки шоссе будут для Камынина чрезвычайно напряженными. Ему особенно потребуется спокойный отдых, забота ее, Вари. Камынину стало обидно, что самый близкий, любящий человек не может догадаться о такой простой вещи. Но ответил он совсем иначе.

— Разве тебя больше не устраивает положение хозяйки дома? Притом, повторяю: как можно на целых два месяца бросать ребенка? По-моему, Варюша, ты несерьезно продумала этот вопрос.

Он видел, как переменился взгляд ее карих, с янтарными бликами глаз: вместо ласки, доверия в них родилось знакомое выражение холодного упрямства.

— Странно, Андрей, почему ты можешь поступать как тебе вздумается, а я не могу? У тебя на это есть особые привилегии?

— Дело не в особых привилегиях, — начал Камынин, стараясь подавить раздражение и говорить как можно вразумительней. — Дело в интересах семьи, в правильном…

— Нет, ты просто хочешь настоять на своем, — перебила Варвара Михайловна. — Ну, раз так, я тоже могу упрямничать. Я еще хотела как лучше: вот, думаю, буду и на трассе с Андрюшкой вместе, а он, называется, «отблагодарил». Тебе бы только от нас сбежать… совсем семью забросил. Вон два дня не ночевал дома. Ну, и мне надоели эти четыре стены!

Андрей Ильич слегка нахмурился: только еще ссоры не хватало. В глубине души он понимал, что по-своему Варя права. Стройка всколыхнула всю область, Варе захотелось большого общественного дела; действительно это интересней, чем каждый день ездить в больницу на дежурство. Но сейчас он уже был в таком состоянии, что не мог рассуждать объективно.

— Я знаю, ты просто хочешь меня уязвить, — сказал он с оскорбительным пренебрежением и тут же понял, что совершил бестактность. Однако не мог сдержаться. — Что ж, ты добилась своего, отравила мне выходной.

— О, и я знаю, что тебя злит. Ты чувствуешь себя полным хозяином, даешь понять, что главный кормилец семьи, совсем перестал со мной считаться. То ему не нравится, что я хожу в гости, то я не тогда спать легла, не ту книгу читаю. Думаешь, если на шесть лет старше, так и умнее? Я не девочка и не позволю себя воспитывать. Надо было раньше смотреть, когда женился. Так что оставь свою манеру командовать. А то… не может купить туфли с узким носком. — Она передразнила мужа голосом, каким он никогда не говорил. — «Это безобразно».

И спор с вопроса о трассе, как часто бывает в семьях, перешел на те неразрешенные вопросы и противоречия, которые между супругами имелись раньше. Камынин называл это «доругиваться».

За обедом Варвара Михайловна, обгладывая баранью косточку, стерла часть помады с губ. Она подошла к небольшому трюмо в буковой раме и стала их подкрашивать. Камынину показалось, что она делает так нарочно, чтобы досадить ему. Она не пудрилась, но завивала волосы, красила губы и ресницы, а муж считал это безвкусицей. Не желая видеть, как она «штукатурится», Камынин вышел в другую комнату, которая считалась и общей спальней и его кабинетом.

Здесь возле стены, завешенной туркменским ковром, стояла двуспальная кровать, впритык к окну был прислонен канцелярский письменный стол, покрытый зеленой бумагой. В резном кленовом футляре над стареньким пианино куда-то важно и неутомимо шагал медный маятник, у диванчика раскинул свои многочисленные крылышки фикус в кадке. Андрей Ильич сел в деревянное кресло. Заниматься не хотелось, читать тоже. В открытую форточку втекал весенний воздух, на частоколе палисадника ворковали два голубя. Неширокую тихую улицу заливало солнце, вдоль деревянных тротуаров благоухали пушистые, недавно посаженные липки, и тень от них падала тоненькая, какая-то трогательно неуверенная. По мостовой прогромыхала трехтонка.

Женат Андрей Ильич был восьмой год. Когда люди, вступают в брак, они, как правило, не знают характера друг друга, только чувствуют его в общих чертах. В период влюбленности все мы стараемся быть лучше, чем есть на самом деле; женщина инстинктивно угадывает, что в ней нравится мужчине, и развивает в себе эти качества; мужчина старается во всем уступать своей избраннице: им обоим приятно делать взаимные услуги, приносить маленькие жертвы. Настоящее познание происходит в первый год супружества, — оттого в это, казалось бы, самое счастливое время так часты семейные ссоры. Молодожены постепенно сбрасывают парадные одежды и показываются в своем естественном облике. Начинаются разногласия, стычки, «притирка» характеров. Каждый старается и утвердить себя в новом положении и приспособиться к избраннику. Минует какое-то время, и супруги, путем борьбы и обоюдных уступок, находят общий язык, и тогда окончательно выясняется, могут ли они быть счастливы вдвоем или нет. Лишь подлинная любовь выдерживает такое испытание.

Через все эти стадии Камынины прошли давно. Совершенно независимые и самостоятельные до брака, они поняли, что для совместного сожительства это не могло быть приемлемым, и кое-какими из своих черт характера и старых привычек поступился Андрей Ильич, кое-какими Варвара Михайловна. Оба они на опыте убедились, что не могут перестроить друг друга по своему вкусу, что есть такие вопросы, которых лучше не касаться. Например, Андрей Ильич знал, что совершенно бесполезно отучать Варю «штукатуриться», читать лежа или спать днем. Она так упорно отстаивала это свое «право», словно именно в нем видела основу самостоятельности. Со своей стороны, Варвара Михайловна тоже убедилась в том, что ей невозможно, скажем, запретить мужу в нерабочее время уходить на службу или заставить его бросить курить, хоть он и делал такие попытки. Внешне оставаясь равноправной, она втайне признала умственный, культурный авторитет мужа, его жизненный опыт, привыкла следовать его советам; Андрей Ильич оценил вкус, сметливость, практичность жены и согласился, что она добрее его, уживчивее. У Камыниных наступил золотой период. Он, уже зная достоинства и недостатки жены, был сознательно и всецело увлечен ею,