К востоку от полночи - Олег Корабельников

- Вы ошибаетесь. Читайте побольше или спросите у старших.

Когда Юра протягивал Титову только что вышедшую в свет монографию, тот лишь мельком глядел на-обложку и, отвернувшись, отражал нападение:

- Эта книга уже успела устареть, и автор ее некомпетентен. Учите японский, есть интересные статьи.

- Я его изучил еще в детстве, - отвечал Оленев, зная, что ему все равно не поверят, - эти статьи тоже успевают устаревать.

Титов брезгливо морщился и в спор больше не вступал.

У Юры подрастала дочь, он часто брал ее за руку и в свободные от дежурств дни уходил куда-нибудь далеко от дома. Едва научившись говорить, дочка стала придумывать сказки, все детские премудрости о Колобках и Лисичках-сестричках она усвоила за месяц, и разве что какая-нибудь нганасанская сказка еще могла удивить ее, поэтому она предпочитала сочинять сама.

В один из дней они шли по солнечному летнему бульвару, и пятилетняя Лерочка на ходу сочиняла очередную сказку. Она говорила, а Оленев рассеянно слушал ее бесконечный цикл о трех странных существах, одним из которых был он сам.

- Ну и что? - спросил он в конце или на середине сказки, что было равноценно. - Оленев - это я, ладно уж, хотя и не похож, Падший Ангел это ты, кто такой Печальный Мышонок, я догадываюсь, но откуда ты можешь знать о нем?

- Ты меня обвиняешь в недогадливости? - возмутилась дочка и ущипнула отца за руку. - Мне лично не до гадливости, когда я думаю, что теза сидит у тебя в левом кармане, а антитеза в правом, и обе такие странненькие!

- Ты не ребенок, ты мутант. Таких детей не бывает. Откуда ты знаешь эти слова?

- Какое тебе дело, папулечка? Раз эти слова есть, то я их знаю. Это же так просто... Но ты меня перебил. Придется сочинять другую сказку.

И она начинала новую, а Оленев зябко поежился, вспомнив, что давно потерял маленького мраморного слоника, подаренного ему отцом в день тринадцатилетия. Он потерял его в тот же день, опустив в левый карман штанов. С тех пор левые карманы брюк, пиджаков и халатов то и дело превращались в бездонные ямы, куда исчезали авторучки, монеты, носовые платки, и Оленев приучил себя не класть туда ничего. А Печальный Мышонок в сказках дочери жил именно в левом кармане Оленева, и это странное совпадение Юре явно не нравилось.

- Неужели это я породил тебя? - вздохнул Юра, когда сказка кончилась. Я тоже считался вундеркиндом, но ведь не до такой же степени! И вообще, все твои сказки - это развесистая клюква! - поддразнил он дочку.

- Ага! - легко согласилась она. - Есть такая, и настолько развесистая, что под ее ветвями свободно помещается небольшой город с тремя заводиками и фабрикой по производству лапши.

И тут Оленев увидел Титова. Тот сидел на скамейке, развалясь и выпятив живот, а к его руке были привязаны поводки. Сдерживаемые ошейниками с медными бляхами и медалями, на газоне паслись кролики. Вокруг толпились дети, они дотрагивались до пушистых спинок зверьков, с опаской оглядываясь на Титова, но тот не обращал внимания на их возню, лишь щурил глаза от яркого солнца и неторопливо промокал пот со лба.

- Во! - обрадовалась Лера. - Смотри. Это знаменитый дрессировщик. У него кролики по струночке ходят, тапочки приносят, за пивом бегают, спичку зажигают и даже немного разговаривают.

- По какой струночке?

- А которая на гитаре. Кролики по струнам бегают, а дрессировщик поет.

Титов открыл зажмуренные глаза, вернее - один глаз и, приподняв кустистую бровь, посмотрел на Юру.

- А, это вы... коллега, - сказал он безразличным тоном. - Денек-то сегодня, а?

- Как поживают ваши кролики? - вежливо спросил Юра.

- Неплохо. А как вы?

- Намного получше. Меня не держат на поводке.

- Это вам только кажется, - равнодушно сказал Титов и снова прикрыл глаза. - Вы на поводке у дочери, у жены, у работы...

И он поманил пальцем одного из зверьков. Толстая белая крольчиха приподняла голову от газона и уставилась темными глазами на Титова. При этом она продолжала шевелить губами, пережевывая траву.

- Ну иди, иди, - ласково сказал Титов, - не стесняйся, тут все свои.

Крольчиха нехотя засеменила к скамейке и уткнулась мордой в ботинок Титова.

- Скажи, детка, как тебя зовут?

Крольчиха напряглась, быстро засучила передними лапками и внятно сказала:

- Манечка.

При этом раздвоенная верхняя губа сомкнулась с нижней при звуке "эм" ровно на столько, сколько и надо было.

Дети тут же столпились вокруг и, разинув рты, смотрели на говорящего зверька.

- А меня зовут Юрий Петрович, - сказал Юра. - Как вам нравится погода?

- Чудесная погода, - ответила Манечка. - Вы не находите?

- Он находит, - перебил Титов. - Но на светские разговоры способны и лягушки. Скажи-ка, детка, ты разумная?

- Конечно! - воскликнула крольчиха. - Я мыслю - следовательно, существую, как говаривал о себе Декарт. Если бы я не мыслила, то не существовала бы.

- Это логическая, ошибка, - возразил Оленев. - Камень не мыслит, но существует вполне реально.

- Это вам только кажется, - назидательным тоном сказала Манечка. - Он тоже не лишен, э-э, своеобразного мышления...

Постепенно вокруг скамейки собралась небольшая плотная толпа. В основном это были родители детей, подходили и прохожие, если не слишком спешили.

- Этого не может быть, - уверенно сказал высокий мужчина в очках. - Не морочьте детям голову.

- Может, может! - заспорили дети. - По телевизору может!

- По телевизору показывают сказки, а это обман. Они шарлатаны. У него магнитофон в кармане, - и мужчина вытянул палец по направлению к Оленеву.

Юра хотел сказать, что никакого отношения ко всему этому не имеет, но рассудил, что невольно окажется предателем, и молча вывернул карманы.

- Все равно, это возмутительно, - сказала толстая женщина. - Для фокусов есть цирк.

- Они себе на бутылку зарабатывают, - добавил еще кто-то. - И газон потравили.

- Пойдем отсюда, деточка, - решительно сказал высокий, беря сына за руку. - Сейчас мультики будут показывать.

- Не хочу мультиков! - завопил ребенок. - Здесь интереснее!

Детей по одному выхватывали из круга. Бульвар оглашался ревом и плачем. Детские причитания затихающими кругами расходились от пустеющей скамейки.

Манечка выжидательно помолчала, переводя раскосый глаз с Оленева на Титова, вздохнула и посеменила к другим кроликам.

Титов, лениво пошарив по карманам, достал очки с толстыми стеклами, водрузил их на нос, и тут же переносица испарилась.

- Все ясно, - вздохнул Оленев. - Так вы и есть тот самый Философский Камень, Панацея Жизни, Красный Лев?.. Давненько не виделись. Признаться, не ожидал.

- Ван Чхидра Асим, - поправил Титов. - Хинди еще не забыл, Юрик?

- Я ничего не забыл. Но почему вы в таком виде?