Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым - Джеймс Холлис

Есть свои причины, почему эти отклонения столь часто проявляют себя именно в тот период, который мы уже привычно называем «средним возрастом». Для этого необходимо достаточно долго пожить отдельно от родителей, чтобы побыть в мире, сделать свой самостоятельный выбор, убедиться, что работает, что нет, и пережить если не крушение, то, по крайней мере, эрозию прежних своих проекций. К этому возрасту сила Эго, необходимая для самоанализа, может достигнуть уровня, когда можно и поразмыслить, и критично взглянуть на себя, и рискнуть остановить свой выбор на альтернативных вариантах и, как следствие, на альтернативных ценностях в том числе. (Тех, кому этой основополагающей силы недостает, мне на своем веку тоже довелось увидеть немало. Они придумывают массу способов проигнорировать приглашение вернуться к своей подлинной жизни. Даже обратившись к психотерапии, они редко когда доводят ее до конца, если вообще к ней обращаются.) Подобный радикальный пересмотр жизни, открытие неподдельной близости с душой не придет само собой, невозможно его проработать и на психологическом «семинаре выходного дня». Откликнуться на призыв души – все равно что выйти в открытый океан, безо всякой уверенности в том, удастся ли причалить к тому далекому, неведомому берегу. Тем более о новых берегах не стоит даже мечтать, пока не согласишься отплыть от знакомых огней родной гавани. Для одних такое плавание будет начинаться постепенно, других же судьба без предупреждения забрасывает в открытое море.

С чего все начинается

На свой первый сеанс Йозеф пришел в полной уверенности, что дело не займет много времени – это все равно что поменять масло в автомастерской на оживленной магистрали. После того как он изложил суть конфликта, который был у них с супругой, я задал ему вопрос: «Если бы пришлось выбирать между семьей и азартными играми, на чем бы вы остановились?» Он ответил с улыбкой: «Ну, жениться, как вы понимаете, – это не проблема». Тут мне стало ясно, что мы имеем дело с серьезным случаем. Он пришел к психотерапевту не за исцелением. Ему пришлось нанести мне визит, вынужденно уступив ультиматуму жены. Йозеф периодически исчезал со своего рабочего места, чтобы спустить порой до тысячи за зеленым фетровым столом, и вернуться в офис под конец обеденного перерыва. При всем этом никто даже не заподозрил, что он пристрастился к игре. Только тогда, когда первому ребенку исполнилось восемнадцать, а сбережения на колледж успели порядком оскудеть, его зависимость стала очевидна всем. Впрочем, Йозеф и не собирался бороться с этой привычкой, с ее последствиями для своей семьи или с той внутренней программой, которая привела его на самый край пропасти. Всякому, кто имел дело с любой формой аддиктивной привычки, хорошо известно: первым делом необходимо признать, что внутренний мир личности в этом случае отмечен глубокой психологической травмой и она отчаянно пытается «вылечить» свою беду подобными средствами, цена которых становится с каждым разом все выше.

В профессиональной психоаналитической среде, где я проходил подготовку, было заведено так, чтобы обучаемые после интенсивного личного психоанализа, сдав немало экзаменов, представляли описание пяти значительных случаев своих клиентов, два из которых попадали бы в категорию «неудачных случаев». Ожидалось, что в этих так называемых неудачных случаях будущие психоаналитики проработают свои недочеты, приняв во внимание, что следует учесть на будущее. В случае Йозефа мне было понятно, что я имею дело с глубокой тревогой, реагируя на которую он упорно устремлялся к айсбергу неизбежного крушения, а не к спасательному кругу сознательной жизни. Возможно, сам толком того не понимая, он признался в своей готовности пожертвовать всем, чтобы попытаться утолить свою глубокую тревогу. Душевной тоске и мучениям таких людей можно только посочувствовать, даже при всем том, что они нередко ставят других людей в нестерпимые условия. Йозефа хватило только на три сеанса, пока не выяснилось, что усидеть на двух стульях, угодить жене и потакать своей страсти никак не выйдет. На четвертый сеанс он не появился, и больше я его не видел. Приглашение на свидание со своей грустной историей он предпочел отклонить. Остается только надеяться, что плавание его корабля по волнам житейского моря не приведет к печальному финалу.

По опыту знаю, что подобный дистресс середины жизни запускается внутренними факторами, хотя довольно часто он предстает перед сознанием во внешнем контексте: в близких отношениях, в карьере, а затем уже в личностных симптомах, например в виде депрессии. На близкие взаимоотношения, о которых мы еще поговорим еще в последующих главах, ложится особенно тяжелый груз, поскольку на них возложены самые глубокие ожидания: это и дом, и подтверждение идентичности, эмоциональная поддержка и защита. Время идет, становятся все заметней недостатки, нам – наших спутников жизни, им – наши. И когда спроецированные сценарии деградируют и скатываются до конфликтов, мы уже готовы обвинять ближних и дальних во всех своих незадачах.

Подобным же образом мы зачастую связываем огромные ожидания с карьерой в расчете, что она способна принести удовлетворение в жизни. Но независимо от того, удачно или нет у нас сложилось с работой, во второй половине жизни нередко выясняется, что мы работаем не на себя, во всех смыслах слова. Удовлетворения становится все меньше, при всем том, что мы добиваемся поставленных целей, храним выплаченные чеки и продолжаем вкладывать в пенсионные фонды. Если бы душу было так легко купить, тогда наша культура легко справилась бы с этой задачей. Но верхом легкомыслия было бы думать, что так все и обстоит. Оглянитесь по сторонам, загляните внутрь себя и честно ответьте: способно ли материальное изобилие удовлетворить все наши нужды? И какую цену придется за это заплатить?

Голос психе никогда не умолкает. Но, оставаясь без ответа, ее настоятельные требования проявляются сначала в виде безразличия, потом в виде заметной усталости, а затем в виде внутреннего сопротивления навязанным извне сценариям. И если мы и дальше будем пропускать мимо ушей призывы психе, в итоге нас ожидает прорыв бесконтрольных эмоций и поведенческих нарушений: бессонница или переедание, приманка интрижки на стороне, беспокоящие сны, зависимость от седативных и снотворных препаратов и т. д. Объединяет эти на первый взгляд несхожие явления то, что исчерпанными оказываются сценарии, которые были выбраны так демонстративно и от которых, в свою очередь, ожидалась надежная служба. И тогда ничего не остается, как задать вопрос: «Все было сделано мною, как положено, я отталкивался от самых надежных сведений о себе и мире. Так почему же в моей жизни что-то определенно не так?» Это болезненные вопросы, и все мы, все как один, рано или поздно на собственном опыте убедимся в расхождении между тем, к чему стремились, чему служили, чего достигли, и тем, что действительно чувствуем в самые сокровенные мгновения.

Хронологически эта коллизия внешних ожиданий и внутренней реальности чаще всего выходит на поверхность как раз к середине жизни. И все же я берусь предполагать, что каждый из нас слышит призывы души не единожды, но неоднократно на протяжении жизни. В любом случае субстанциональный кризис идентичности случается тогда, когда мы переживаем неизбежный конфликт между естественным Я и приобретенным «чувством своего я» с сопутствующими ему взглядами, стереотипами поведения и рефлективными стратегиями. Подчас этот конфликт происходит, когда по завершению бракоразводного процесса мы тут же обнаруживаем, что наши проблемы перешли и в отношения с другим человеком. Порой они вырастают в результате болезненной потери спутника жизни, которая делает очевидной нашу зависимость, прежде неосознаваемую, прежде скрывавшуюся под покровом вроде бы независимого поведения. Порой этот конфликт проявляется, когда дети уходят, чтобы начать жить своей взрослой жизнью. И тогда оказывается, что они несли на себе куда больше проекций и непрожитой жизни, чем мы предполагали. Бывает и так, что конфликт этот дает о себе знать в связи со смертельной болезнью или в любой другой ситуации, когда мы ощущаем дыхание смерти. (Достаточно уплотнения в груди или повышенного уровня ПСА в простате, чтобы четко распланированная жизнь пошла насмарку.) Или же внезапное потрясение врывается в нашу жизнь, как грозовая туча накрывает веселый солнечный луг, и становится ясно, что мы не знаем, кто мы, зачем живем, или же безотчетно чувствуем, что отпущенным нам драгоценным, безвозвратно уплывающим временем может пользоваться кто угодно.

Вот почему, как мне не раз приходилось видеть, клиент сменяет клиента, и все они, независимо от возраста, оказываются перед определенным переходным этапом, к которому сознательная жизнь не готова, оставляя их в замешательстве, растерянными и дезориентированными. Значимые переходы, подобные этому, наблюдались повсеместно во все времена и эпохи. Традиционными культурами были выработаны общинные ритуалы, помогающие человеку пройти через такой этап. Исполненный живой энергии комплекс мифологических образов призван возместить утрату старого в более обширном, трансцендентном царстве смысла. Как правило, в наше время подобная поддержка, подобные ритуалы перехода отсутствуют или ослаблены, и такие периоды человеку приходится преодолевать самому, без надежных ориентиров, подчас дрейфуя по жизни без руля и ветрил. Эти мультикультурные ритуалы перехода всегда опирались на трансцендентные образы и священные предания племени. Слова могли разниться, но человеку сообщалось примерно следующее: «Тот образ, как мы совершаем это, как понимаем и исполняем, подражает первообразу и согласуется с повелением наших богов и наших предков. То, что мы воспроизводим сейчас, в настоящий момент, отражает их полную смысла парадигму и заряжает ее новой энергией». Сравните это, сохранявшееся на протяжении истории чувство огромной значимости природного процесса смерти и возрождения человека с тем, как обстоят дела сегодня: в тот период, когда личностная структура человека проходит перестройку, он может оказаться объектом насмешек или жалости, и почти всегда его будут сторониться друзья и коллеги. Общество психотерапевта – едва ли не единственная среда, в которой может найти поддержку подобная личность, оказавшаяся в изоляции.