Королева Аттолии - Меган Уэйлин Тернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Передай офицеру на мосту вот что, – продолжала королева. – Я благодарю его за успешное выполнение своих обязанностей и повелеваю задержать следующих десять аттолийских купцов и их караваны. Пусть конфискует всё, кроме одежды у них на плечах, и отпустит на свободу. Если будут протестовать, пусть велит им обращаться за возмещением убытков к своей королеве.
– Слушаюсь, ваше величество.
– Ваше величество, – заговорил аттолийский посланник, и все в зале обернулись к нему. – Я обязан сообщить вам, что эта новость не будет благосклонно воспринята моей королевой.
– Я так и думаю. – Королева снова обратилась к вестовому: – Кродес, передай уточнение: следующие десять больших караванов.
С политической точки зрения утрата Эвгенидеса была жестоким ударом. Саунис не оставлял надежд расширить свои границы, и удерживал его только страх перед тайным убийством. Но Аттолия стремилась не только к политической победе. Если бы она хотела оставить Эддис без королевского вора, то могла бы просто казнить его. Но она старалась как можно сильнее уязвить Эддис, и это ей удалось. Такой урон не загладит даже сотня торговых караванов. Мысленно вздохнув, королева откланялась и пошла наверх навестить своего вора.
* * *
В библиотеке никого не оказалось, но соседняя дверь в кабинет и спальню Эвгенидеса была открыта. Эвгенидес лежал на кровати, над ним склонился Гален, дворцовый лекарь. Увидев королеву, он выпрямился.
– Он без сознания? – спросила Эддис.
– Я напоил его лекарством, – ответил Гален. – Дал несколько капель летиума. – Хорошо, что она не пришла раньше. Эвгенидес был в лихорадке и, очнувшись, никого не узнавал. Пришлось его держать и насильно вливать летиум в рот. И трудно сказать, много ли лекарства попало в желудок и сколько он выплюнул.
– Как его рука? – спросила королева.
Лекарь покачал головой и указал на грязные повязки.
– Рукой я еще не занимался. Думаю, рану хорошо прижгли, иначе запах был бы сильнее. – Он откинул волосы со лба Эвгенидеса. – Голова не разбита, в этом ему повезло. Видите, какие синяки? Если бы череп треснул, он бы не дожил до сегодняшнего дня. Меня больше волнует его правый глаз, туда попала инфекция. Посмотрите, сколько гноя на ресницах. – Лекарь осторожно провел пальцем по веку, стараясь не задевать ресницы. – Если это тюремная зараза, – объяснил врач, – то он потеряет зрение на этом глазу, а если инфекция распространится дальше, ослепнет на оба. – Он беспомощно пожал плечами.
В комнату вошли двое слуг с кувшинами теплой воды.
– Вы можете это вылечить?
– Я не окулист. В городе есть глазной врач, я уже послал за ним, но, насколько мне известно, лечения не существует. Один человек в Аттолии говорит, что у него есть мазь, не дающая инфекции распространяться, но правда ли это и приедет ли он сюда… – Гален развел руками.
– Если я велю, он приедет, – сказала королева.
– Он аттолиец, ваше величество.
– Все равно приедет, – отрезала она.
Лекарь поднял глаза. Королева ответила короткой жесткой улыбкой. Она не шутила. Если надо, она силой увезет этого аттолийца и притащит в горы.
– Ваше величество, может, это и не тюремная зараза. Скоро придет глазной врач из города.
– Как скоро?
– Через час или два. А до тех пор, ваше величество, мне надо поработать.
Эддис кивнула:
– Тогда я вас оставлю. Сообщите мне, что скажет глазной врач.
* * *
Когда Эддис ушла, лекарь посмотрел на Эвгенидеса и увидел, как блеснули сквозь ресницы его глаза. Присмотрелся получше.
– Тебе надо выпить еще летиума.
– Не буду, – прошептал Эвгенидес.
Лекарь посмотрел на повязки. Пора их менять.
– Будешь. – Он вышел, влил несколько капель лекарства в роговую чашку с водой. А когда вернулся, Эвгенидес внимательно смотрел на него широко раскрытыми глазами. Врач приподнял чашку, и Эвгенидес отвернулся. – Молодой человек, хватит меня злить.
– Гален, – прошептал он. – Как ты думаешь, если человек покалечен в этой жизни, в загробном мире он тоже останется калекой?
Врач опустил чашку:
– Тебе лучше знать.
– Нет, – ответил Эвгенидес. – Я не знаю.
Гален опять поднял чашку, но Эвгенидес упрямо отворачивался.
– Гален, я не хочу быть слепым, когда умру.
Гален молча сел с чашкой в руках. Помощники удалились.
– Ты еще не скоро умрешь.
– Я не хочу быть слепым, когда умру, даже если доживу до ста лет.
– Думаешь, я хочу влить тебе в горло чашку летиума и отпустить с богами? – спросил наконец Гален.
– Я был бы благодарен, – ответил Эвгенидес.
– Я дал клятву лечить людей.
Эвгенидес не стал спорить. Лишь повернулся и посмотрел на врача. Его глаза, обведенные черными кругами, лихорадочно горели. На желтоватой щеке отчетливо выделялся шрам.
Гален вздохнул:
– Может, это никакая не тюремная зараза, и нечего тут толковать о клятвопреступлении. – Он поднял чашку. – Выпей наконец.
Когда Эвгенидес проснулся, уже стемнело. Пришел глазной врач. Комната была залита светом свечей, отражавшихся от бесчисленных стеклышек в створчатых окнах. Возле кровати сидели двое. Гален разбудил его, осторожно тронув за руку, но даже такое легкое прикосновение отозвалось болью во всем теле – такой сильной, что трудно было понять, откуда она исходит. Голова раскалывалась, в оба глаза словно насыпали раскаленного песка.
Глазной врач осмотрел его с предельной осторожностью, то поднося к лицу горящую свечу, то снова отодвигая.
– Когда ты заметил воспаление?
Эвгенидес покачал головой и сразу пожалел об этом. Он не знал, какой тогда был день и долго ли он сидел в королевской тюрьме. Попробовал вдуматься, но мысли покачивались на краю черной бездны, наполненной воспоминаниями, грозившими захлестнуть с головой и утянуть на дно.
– Еще до того, как мне отрубили руку, – вымолвил он наконец.
Окулист переглянулся с лекарем.
– Примерно неделю назад. Может, дней десять.
Глазной врач снова поднял свечу. Эвгенидес поморщился, но не издал ни звука.
– Простое воспаление, – сказал наконец окулист. – Будь это тюремная зараза, глаз был бы более красным и гораздо чувствительнее к свету. Держите глаза в чистоте, постарайтесь получше накормить больного. – Он посмотрел на Эвгенидеса и твердо произнес: – Каждый год этим хворают сотни маленьких детишек, и у всех зрение остается в порядке. На этот счет тебе не о чем беспокоиться.
«На этот счет», – подумал Эвгенидес. Когда Гален предложил ему еще одну дозу летиума, выпил и уснул.
* * *
В Аттолии королева сидела за обеденным столом. Зал освещался лучшими свечами, еда была превосходная. Но королева почти ничего не ела.
– Ваши мысли сегодня где-то витают, ваше величество, – сказал мужчина, сидевший на почетном месте по правую руку от нее.
– Ничего подобного, Нахусереш, – заверила Аттолия медийского посла. – Ничего подобного.
* * *
Лихорадка становилась все сильнее. Эвгенидес провалился в бездну воспоминаний, и Гален снова и снова поил его летиумом, чтобы дать немного отдохнуть. Он уже не узнавал ни Галена, ни его помощников, отказывался от лекарства и кричал. Его приходилось держать силой, и Гален, налегая всем весом на грудь, вливал лекарство в рот, а чтобы не выплюнул, закрывал рот ладонью и зажимал нос. Эвгенидес не мог вздохнуть, пока не проглотит летиум, и боролся изо всех сил, отворачивая голову. Гален чувствовал, как изгибается дугой тело юноши, когда тот пытается сбросить тяжесть с груди. Но все равно он глотал лекарство, лишь когда доходил до полного изнеможения и почти терял сознание.
Эддис, белая как полотно, сидела в библиотеке.
– Ему не понравится, что вы это слышите, – сказал военный министр, усаживаясь рядом. Он тоже пришел в библиотеку проведать сына.
– Вы когда-нибудь?..
– Слышал ли я, как он вот так кричит? Нет.
