Микеш - Йозеф Лада

«Только меня здесь и не хватало! — усмехнулся Па-шик. — У вас у самих-то есть нечего! Давеча я своими глазами видел, как ваш хозяин глодал кость со щетиной!»

«Сказал бы я, кто ты есть, да промолчу! — рассмеялся Жулька. — Хозяин просто чистил себе зубы костяной зубочисткой!»

«А ну тебя к лешему!» — вспылил Пашик.

На самом же деле ему было стыдно, что он сморозил такую глупость. Кабанчик повернулся в другую сторону и зашагал к соседней усадьбе, к Навратилам. На дворе у Навратилов было пустынно. Казалось, ничто не может потревожить этой тишины. «Вот где обрету я душевный покой!» — сказал себе Пашик и постучал в ворота. На пороге дома появилась хозяйка Навратилова и спросила, что он желает. «Хозяюшка, вы, случайно, не хотели бы поухаживать за кабанчиком? — поинтересовался Пашик. — Я мог бы дать вам свое согласие!» «С превеликой охотой! — обрадовалась хозяйка. — Я как раз сижу без работы и с удовольствием поухаживаю за таким чудным кабанчиком!» Она широко распахнула ворота и впустила Пашика во двор. Пашику там понравилось. Ни тебе коз, ни овец, ни гусей крикливых, даже квочек не слыхать! «Взгляни, какой замечательный будет у тебя хлев, — защебетала хозяйка. — Полезай-ка внутрь и попробуй, как хорошо там лежится! Вон в углу корытце, сейчас я принесу тебе поесть!» «Я, знаете ли, предпочитаю свою посудину!» — с достоинством сказал Пашик. Он опустил мешок на землю и, развязав его, показал хозяйке свое новенькое корытце.

«Вижу-вижу, ты славный кабанчик, будешь хорошо питаться и быстро толстеть, как и подобает всякой порядочной свинке».

Насытившись вкусным молоком с картошкой, Пашик вытянулся на соломе. Он прямо-таки наслаждался покоем у Навратилов. В самом деле, там царила такая тишина, что было даже слышно, о чем разговаривают в доме хозяева. И Пашик узнал, что они ему очень рады, мечтают хорошенько его откормить и на Масленицу прирезать. Кабанчик вскочил на ноги!

«Что такое? Меня прирезать? Да я здесь и минуты не останусь, любезные Навратилы! Халупы никогда не вели подобных речей! Они всегда говорили, что держат меня только ради того, чтобы было кого наказывать!»

С этими словами Пашик торопливо засунул корытце обратно в мешок, открыл пятачком дверцу и, выскочив на двор, бросился к саду, чтобы не попадаться на глаза Навратилам. Потом он корытцем выбил в заборе три колышка, через образовавшееся отверстие вылез в поле и мимо садов припустил обратно к Халупам.

«Рад тебя видеть! — поприветствовал его Орешек. — Что-то быстро ты вернулся из странствий! Наверное, и до кирпичной мастерской не дошел, не так ли?»

«А ты сам сходи-ка постранствуй! — сердито проворчал Пашик. — Там за тобой ох как поухаживают! Сначала откормят, а потом забьют на Масленицу».

Пашик быстренько забрался к себе в хлев, поставил корытце на прежнее место и, когда услышал рядышком блеянье ягненка и крики козленка, довольно произнес:

«Милая родина!»

Сказка Пашика всем очень понравилась. И друзья не замедлили сказать ему об этом, но скромный Пашик небрежно махнул ножкой и буркнул в ответ: мол, ничего особенного.

— Давайте почаще рассказывать друг другу сказки, — предложил Микеш. — Так и время летит незаметно. К тому же это гораздо лучше, чем убивать его на разные проделки!

— Одно другому не мешает, Микеш! — возразил Бобеш. — Согласись, что шутки вроде той, какую мы сыграли с Тондой Франтаком, тоже приносят некоторую пользу.

Зверюшки возле яслей

Дорогие ребята! Вот и закончилась чудесная теплая осень, наступила зима. Подмораживает. Падает снег. И вы уже радуетесь тому, что снова будете скользить на коньках по льду пруда, кататься с горок на санках и лепить снеговиков!

Кататься на коньках любил и Пепик, но особенную радость он испытывал в те часы, когда бывал на катке вместе с котиком Микешем. О том, какие веселые штучки откалывал Микеш на пруду, я вам уже рассказывал. Однако за лето котик несколько позабыл зиму, и когда она пришла вновь и выпал первый снег, он таращил на него свои гляделки, как Вашик на киноэкран.

Однажды Пепик слепил на дворе снеговика. Вместо глаз он вставил ему два уголька, вместо носа — морковку, а сверху нахлобучил старую отцовскую шляпу. Микеш тем временем мирно посапывал на печи. Проснулся он только к вечеру и, потянувшись, сказал бабушке:

— Наведаюсь-ка я в сарай, посмотрю, не проказничают ли там мыши!

Он слез с печи, обулся и, пошатываясь спросонок, вышел из горницы. Однако тут же вернулся и, весь дрожа от страха, едва смог выговорить:

— Бабушка, бабуля! Там на дворе дядька замерз! Видно, шел к нам в гости, да и обледенел по пути.

Пепик с бабушкой так и прыснули со смеху, а когда они вдоволь насмеялись, бабушка сказала:

— Эх ты, трусишка! Снеговика испугался! Наш Пепик весь день потратил на этого дядьку!

Микешу стало стыдно, и он убежал в сарай. А на другой день котик уже с удовольствием помогал Пепику лепить нового снеговика. Вот так и бежали у них дни за днями, пока наконец не приблизились рождественские праздники.

Как-то в четверг, когда Пепик вернулся из школы, трое наших друзей пришли навестить Пашика. На дворе было холодно, а в хлеву у Пашика по-прежнему тепло и уютно. До Рождества оставались считанные дни, и речь, конечно же, зашла о елке и о подарках.

Бобеш восторженно рассказывал, как в Сочельник дядюшка пастух, по своему обыкновению, играет на трубе под окнами деревенских избушек замечательные колядки и потом всякий раз приносит домой необыкновенно вкусные угощения.

Пепик едва успевал отвечать на вопросы Бобеша и Микеша: что такое ясли? какие бывают подарки? Он рассказал друзьям, как дети вырезают из бумаги фигурки пастухов, крестьян и крестьянок, ребятишек и разных мастеровых людей. Из толстого картона, согнутого здесь и там и посыпанного блестками, они делают маленькую скалу, которую после еще обкладывают свежим мхом. На вершине скалы устанавливаются вырезанный из бумаги город Вифлеем, хлев с младенцем Иисусом, трое мудрецов и несколько других фигурок, как бы несущих Иисусу подарки. Самая же радостная минута наступает в канун Рождества, когда все это ставится под наряженную и украшенную свечами елочку.

— Ах как интересно! — сказал Пашик. — Однако, если уж все получают на Рождество подарки, не перепадет ли чего-нибудь и нам, зверюшкам?

— Обязательно перепадет! В Сочельник хорошая хозяйка не забывает ни об одной домашней животинке. Между прочим, известно ли вам, что при рождении маленького Иисуса рядом с ним были двое зверюшек, вол и ослик, и что они согревали его своим дыханием?

— Кажется, я что-то слыхал об этом, — гордо произнес Бобеш. Все же остальные не скрывали своего удивления.

— Ну тогда я расскажу вам сказку, как однажды звери направились в Вифлеем с подарками для новорожденного Иисуса. Слушайте же!

— Давным-давно в одном дремучем лесу жил старый отшельник со своей собакой Куликом. Отшельник обладал даром прорицания и часто предсказывал грядущие знаменательные события. Все предсказания он записывал в старую толстую книгу, по которой потом проверял, сбылось ли то, о чем он говорил, или нет. При желании Кулик мог бы научиться от него всевозможным премудростям, но он предпочитал проводить свои дни в праздности, дремля под столом. Как-то раз наш отшельник снял с полки свою книгу и с необычайно серьезным видом предсказал: мол, в такой-то день, около полуночи, в городе Вифлееме появится на свет Иисус, избавитель мира. Он родится посреди ветхого хлева прямо на соломе, и лишь вол и ослик будут согревать его своим дыханием… Впервые в жизни Кулик навострил уши и прислушался. И хотя он мало что понял, однако после целый день размышлял: почему-де из всех живых существ только вол и ослик удостоятся чести дышать на младенца Иисуса? И почему бы не сделать так, чтобы как можно больше зверюшек сослужили ему эту священную службу? Но пророчество было произнесено, и теперь в нем нельзя было поменять ни единого слова. Подумав, Кулик решил хотя бы оповестить зверей, чтобы они успели приготовить для Иисуса подарки. Он убежал в лес, разыскал там сороку-болтушку и сообщил ей о предсказании старого отшельника и еще о том, что следовало сделать зверям для бедного дитятки Иисуса. Сорока так и раскрыла клюв от изумления, но быстро овладела собой и полетела оглашать новость, о которой вскоре узнало все лесное царство.

Теперь у зверюшек появилась забота: что бы такое подарить младенцу Иисусу? У некоторых, правда, подходящий подарок нашелся сразу, другим же пришлось изрядно поломать голову, прежде чем они придумали то, что впрямь годилось для подарка.

С той поры гусыня-гоготунья ежедневно выщипывала у себя по перышку и складывала их в мешок из-под муки — Иисусу на перинку.

Коза-мохнатка, вся озабоченная, прибегала к ней за советом: что, мол, ей подарить, коли нет ничего особенного? Думали они, гадали и вместе придумали кое-что дельное. Отныне у старой Бабачковой прибавилось хлопот со своей козой, она больше не позволяла себя доить — берегла молоко для Иисуса.