Пепел к пеплу (сборник) - Мейнард Вуд

Из книги «Легенды, сказки и предания Северной Англии в обработке эск. Дж. Э. Фоллоу»

«Жили на самой окраине деревни две соседки – одну звали Салли, а вторую Эмили. Салли и Эмили были подругами не разлей вода, хотя таких непохожих друг на дружку еще поискать: Эмили молчаливая и задумчивая, Салли бойкая на язык, что бритва, Эмили светловолосая, Салли чернокосая, Эмили замужем, Салли вдова.

Салли работала в таверне «Черная смола» подавальщицей, а Эмили кормилась со своего огорода, кур, козы, да еще тем, что собирала в лесу травы и делала из них целебные отвары от простуды, лихорадки, грудной жабы, сердечного колотья, юношеских прыщей и облысения. Еще поговаривали, что она умеет варить приворотное зелье – иначе как бы она женить на себе первого красавца их деревни? Тихая, неказистая Эмили должна гордиться таким мужем и постоянно помнить о том, как сильно ей посчастливилось – таков был приговор всех кумушек деревни.

Эмили и была счастлива, смирившись с тем, что на работе от ее красавца мужа проку не больше, чем от курицы, и уж всяко меньше, чем от козы; а привычку ее супруга любезничать с любой дамой от пятнадцати до сорока пяти она оправдывала его «веселым нравом».

– Характер у меня кислый, и шутки я понимаю скверно, вот мне в невинной шалости и мерещится всякое, – беседовала она со своей лучшей подругой, а Салли, вздыхая, поддакивала.

Понимая, что она такого счастья не заслуживает, Эмили все делала, чтобы мужу угодить: дом в чистоте держала, отменно готовила и рубашки ему белила, а о помощи по хозяйству просила только тогда, когда без этого совсем никак обойтись нельзя было.

Но Эмили всем в своей жизни была довольна, пока муж совсем не перестал ей говорить, как сильно он ее любит, что для него она раскрасавица, других не надо. Напротив, теперь он только и делал, что жаловался дружкам в трактире на свою загубленную жизнь и жену-ведьму, а домой возвращался все позже и позже. Но Эмили и это стерпела, потому что любила его без памяти. Только когда он перестал в трактире засиживаться, а домой возвращался по-прежнему засветло, Эмили осмелилась спросить у него, где же ее муж пропадает.

Муж на такой вопрос сначала побледнел, а потом покраснел и заорал, что с ее вопросов дурацких его воротит, как и с лица ее унылого; а жизнь с ней хуже каторги, поэтому она должна быть ему благодарна, что он вообще домой приходит. Эмили так под его криками растерялась, что ни слова вымолвить не смогла, только глазами хлопала; а он все высказал, дверью грохнул и ушел на три дня. Все эти три дня Эмили проплакала, никому не жалуясь – а потому в деревне решили, что сама она во всем виновата. Но через три дня муж вернулся, и теперь, даже если Эмили просыпалась среди ночи и видела, что она одна в супружеской постели лежит, то утром никаких вопросов не задавала. Любовь не всегда бывает доброй и милосердной – Эмили ее любовь заставила от себя самое отказаться, лишь бы ее мужу было хорошо. Часто она тосковала по тем временам, когда жила одна и была сама своему сердцу и своей жизни хозяйка, но как не старалась, ничего с собой поделать не могла – ради его взгляда она по-прежнему в огонь и воду бы бросилась, потому что любила своего мужа с детских лет, сколько себя помнила.

Так жили они, и врозь и вместе, и она будто бы привыкла к такой жизни, пока не пошла в лес и не обнаружила, что ищет травы целебные возле озера под черной елью; а под елью, как и под сосной, как всем известно, никаких трав не растет, потому что это деревья могучие и их соседство молодым растениям не под силу. Тогда она села под этой елью и разрыдалась взахлеб с причитаниями, а слезы точно из глубины ее покалеченного, измученного сердца шли. «Совсем память потеряла… ничего не соображаю… на все согласна… только бы избавиться от любви этой проклятой… выгнать изменника…. узнать, с кем он ночи проводит, мерзавец, и перестать себе душу травить!» вырывалось у нее между всхлипываниями. Так она и просидела под елью, пока не свечерело, то плача, то жалуясь, а когда солнце к закату склонилось, взяла пустую корзинку и пошла домой; и впервые за год ее супружества на сердце у нее немного отлегло.

И той же ночью муж ее на локте приподнялся, прислушался к ее дыханию, и когда увидел, что она спит, тихо из постели выскользнул, оделся, взял лампу и вышел во двор. А затем перемахнул через забор покосившийся, что их дом от дома Салли отделял, и постучал вдове в окошко! Она выглянула в окошко, обвила его за плечи руками белыми, но тут же опомнилась и вглубь комнаты спряталась.

– Тебя никто не видит? – шепотом спросила она.

– Никто, моя радость, никто! Супружница моя безобразная спит. Так что накинь на себя что-нибудь и пошли в лес!

– Экий ты прыткий, сразу в лес! А поговорить? – недовольно заметила Салли.

– Красавица моя! – взмолился прелюбодей. – Ну что я могу сказать, если от прелести твоей давно и язык, и голову потерял, и ты сама об этом знаешь!

– Видно, ты и впрямь голову потерял, если так орешь, – сказала ему Салли. – А если она проснется?

– Ну и что, моя медовенькая, моя сладкая? Что она сделает, ты знаешь?

– Смолчит и стерпит, как обычно, – хихикнула Салли. – Хотя все-таки боязно мне, аж дрожь пробирает…

– Ну чего тебе бояться, мой цветочек?

– Какой же я тебе цветочек, – фыркнула Салли. – У цветка один стебелек тощий, словно твоя жена, а у меня вот – есть за что подержаться!

– Да-а, моя красавица, я об этом знаю, – затрясся ухажер от нетерпения. – Ну пойдем же в лес скорее, пока не рассвело!

И долго он еще ее красоту на все лады расхваливал, пока не согласилась она во двор выйти, а потом и в лес. Видно было, что дорожка ей эта хорошо знакома.

Устроились они на берегу того самого озера, куда днем Эмили ходила. И Салли попросила мужа своей подруги лампу не гасить, потому что в темноте ей страшно было. Изменник радостно согласился – не потому, что боялся, а потому, что хотел как можно лучше рассмотреть то, чем обладал без всякого на то права.

И когда они после утех любовных прилегли отдохнуть, Салли первой странные звуки услышала: словно недалеко от них кто-то огромный сквозь лес пробирается. Задрожала она и торопливо натянула платье, а потом растолкала своего любовника.

– Слышишь? Слышишь?

– Ничего я не слы… – только и успел он сказать, потому что совсем рядом с ними кто-то застонал жалобно, а за стоном – глухое ворчание. И опять стон… Налетел ветер и погасил лампу, так что остались любовники в темноте. Все стихло, и деревья замерли, так что они вдвоем только стук зубов собственных слышали. И вдруг на них град шишек посыпался, но не с вершины ели, а сбоку откуда-то, словно их бросают чьи-то руки, да еще метко и больно до синяков!

Тут они совсем обеспамятели и бежать бросились, не разбирая дороги. Лапы еловые их по голому телу хлестали, корни на землю валили, иглы в волосах запутались, а шишки синяками разукрасили и в озеро загнали, на самую серединку. И едва любовники до середины озера доплыли и за какую-то корягу уцепились, как град из шишек прекратился.

Они бултыхались долго на середине, слушая, как в лесу все снова стало тихо и мирно, чувствуя только, как ноет каждая косточка в теле. Так прошло не меньше часа, пока не Салли выбранилась вполголоса:

– Вот ведь черти лесные, чтобы их перевернуло и встряхнуло, все платье изорвала, все тело болит, в волосах колючки застряли, как у ежа!

– Не говори ты так, – шепотом ее любовник сказал.

– Что не говорить?

– Ну, чертей не поминай… вдруг опять начнется…

– Вот ты и молчи, храбрец! – разъярилась Салли. – А я лучшее платье на свиданку одела не для того, чтобы его порвать в клочья! Когда я еще такое красивое куплю!

– Ты и без всяких платьев хороша, душечка, – сказал любовник ее. Но с определенным усилием, потому что встрепанные волосы в колючках, исцарапанные плечи, а главное – огромный синяк под правым глазом красоту ее серьезно попортил. Но Салли продолжала хныкать.

– Я за него недельное жалованье отдала, а теперь одни лоскутки остались…

Любовник ее продолжал отмалчиваться. Салли подбавила красок.

– Думаешь легко это – вот так в трактире горбатится, зная, что никто не поможет, платья не подарит, и все самой покупать приходится…

– Да зачем ты его тогда вообще в лес надела?! – не выдержал любовник. – Зачем вообще меня в этот лес потащила и скулишь сейчас на все озеро? Хочешь, чтобы это вернулось? – спохватившись, добавил он шепотом.

– Это я тебя в лес потащила? – от возмущения Салли едва не захлебнулась. – Лююбовничек! Герой! Вот клянусь, выберемся отсюда – я тебя больше никуда не потащу! – и поплыла к берегу.