Мандариновая пора - Дарья Доцук

«Здесь все чего-то ждут от дождя – чистой питьевой воды, полива урожая. Может, потому, что дождь – большая редкость. А в жару у меня нет должного настроения для моих любимых романов». Паша не понимал, о чём она рассуждает и чем её не устраивает солнечная погода. Маме приходилось не раз объяснять: «В Европе дождь идёт просто так, когда ему вздумается. Он существует для того, чтобы дать человеку возможность поразмышлять, погрузиться в книгу или немного погрустить. Это тоже полезное и важное занятие».

На это Паша только пожимал плечами и старался избегать грустных английских романов, где вечно льёт как из ведра. Чем сидеть и горевать непонятно о чём, не лучше ли отправиться на далёкие планеты и совершить пару героических подвигов? Разве не для этого вообще пишутся книги?

В Ханое[5] Паша был частым гостем в лавке дедушки Хунга, большого знатока книг. Его лавка, нечто среднее между магазином букиниста и крошечной библиотекой, находилась в оживлённом переулке, рядом с парикмахерской, которой управляла его семья. Книги сколько-нибудь заметного дохода не приносили и потому считались причудой дедушки. К тому же некоторые экземпляры Хунг не продавал, а менял на другие, а то и попросту дарил посетителям. Но о закрытии лавки не могло быть и речи – все глубоко уважали дедушку Хунга, он был не только самым старшим, а значит, и самым главным в семье, но и героем войны.

Родители господина Хунга служили в доме богатого колонизатора-француза и в совершенстве владели французским. Именно на этом языке господин Хунг любил читать. Содержимое его лавки составляли в основном потёртые тома в мягких обложках, забытые иностранными туристами – немцами, французами, итальянцами и англичанами. Но Паша всегда выбирал американскую фантастику. Это господин Хунг его надоумил. Как ни странно, по книгам хозяин лавки вполне сносно выучил английский и, несмотря на возраст и слабеющую память, помнил сюжеты и авторов всех произведений, что были на полках.

– А эта книга – интересная? – непременно спрашивал Паша, перелистывая высушенные солнцем и временем страницы.

– Эта? – господин Хунг присматривался к книжице и вдруг улыбался, словно встретил старого знакомца: – «Принцесса Марса»! Бери! Будешь кочевать по Марсу вместе с тарками и сражаться с их врагами. Как дочитаешь, возьми ещё «Тарзан – приёмыш обезьян»[6], тот же американец сочинил. Правда, навсегда не отдам. Только напрокат.

Дальше господин Хунг пускался в рассказы о войне с американцами. «Принцесса Марса» и «Тарзан» были своего рода трофеями. Их привезли с собой американские солдаты в 60-х. Теперь уже господин Хунг вспоминал о них без злобы и ненависти и с одинаковой любезностью относился ко всем туристам, в том числе и к американским. Разве только иногда весело сообщал им, что некоторые книги достались ему на войне:

– Я почти оглох и потерял три пальца на правой руке, зато получил победу, независимость и вот эти замечательные книжки! – Туристы шарахались от него, особенно американцы. А господин Хунг вежливо махал им на прощанье уцелевшей рукой и желал богатства, долголетия и не меньше десяти детей. «Когда-то мы воевали, но теперь мы друзья», – так он говорил им вслед.

Паша выполз из-под одеяла и дёрнул оконную ручку. В нос ему ударил морозный воздух, прокатился по горлу и достал до лёгких. Паша аж закашлялся. Никогда прежде он не дышал таким странным колючим воздухом. Будто очутился внутри громадного холодильника. Пусть непривычно, зато интересно. Сразу захотелось побежать на улицу и потрогать сугроб. Может, удастся слепить снеговика, такого, как на бабушкиных поздравительных открытках. Но сначала… как там мама сказала… сырники!

– Вот, намажь вареньем и ешь. Надеюсь, вкусно. Я старалась! Все рецепты сырников с утра пораньше изучила!

– И не зря! Ну очень вкусно! – закивал папа.

– Спасибо, мам! Сыр я люблю! – Паша потёр руки и уселся за стол. На Востоке сыр достать непросто, это особое лакомство европейцев. Вьетнамцы-то ни за что не согласятся есть затвердевшее прокисшее молоко. Но к сыру мама Пашу всё-таки пристрастила.

– Ну это не совсем из сыра, – извиняющимся тоном сказала мама. – Это из творога, яиц и муки.

Паша насторожился. Ну да, как он сразу не сообразил! Если голубцы не из голубей, то сырники, уж конечно, не из сыра! Пора бы запомнить.

– И что такое творог?

– Господи, неужели ты и про творог никогда не слышал? Кто тебя воспитывал, мальчик мой? – пошутил папа.

– Творог – это… – мама на секунду задумалась. – Ну это что-то вроде тофу.

– А, тогда ладно. Тофу я тоже люблю!

Конечно, на вкус у тофу с сырниками было мало общего. Неудивительно, они же из разных концов света. Но, кажется, Паша понемногу приноравливался к местной еде. И уже не опасался класть в рот неизвестные ингредиенты. К тому же все его мысли были заняты зимой и сугробами.

– Да, кстати, пап. Нам в школе сказали, что когда выпадет снег, вместо физкультуры будут лыжи. Ты купи мне лыжи, ладно? У всех-то, наверно, уже есть.

– Ох, чувствую, с лыжами тебе придётся повозиться.

– А что? – удивился Паша. – Четыре палки. На двух едешь, двумя отталкиваешься. Я по «Евроспорту» видел. Это легко.

– Ну-ну, – усмехнулся папа. – Ладно, сегодня съездим в магазин, а как уляжется снег – сразу в парк, тренироваться. Эх, бедный ты мой ребёнок! Даже лыж в твоей жизни не было.

«Подумаешь, лыжи! Мне главное физкультуру не завалить, да и всё», – подумал Паша и отпустил воображение на волю.

Он представлял, как родителям скоро надоест зима (пару дней покопаться в снегу, конечно, весело, но не более того) и они заскучают по морю… По ночам, когда планктон светится под водой. Это похоже на россыпи искрящейся волшебной пыли из мультфильма про Питера Пена. Настоящая Нетландия.

А как же Обезьяний остров, где можно подружиться с весёлыми мартышками? А горная деревушка Шапá, окружённая таинственными туманами, вечными обитателями зелёных склонов Тонкинских Альп?

Неужто мама забыла, как, сидя в позе лотоса на вершине горы, слушала рассказы горных народов о божествах? О боге ветра, что бродит по холмам и взмахивает волшебным веером, и о его озорном сынишке, который вздумал с этим веером поиграть.

Поднятый сынишкой ураган настиг деревенского бедняка и выбил из его рук чашу риса. Тогда боги решили наказать шкодливого мальчишку и превратили его в цветущее дерево, предсказывающее погоду. «Вот, поглядите, госпожа, то самое дерево!» – указывала старая смуглая женщина. – «Его бутоны поникли. Верно, ночью будет гроза. А сейчас ветра нет. Потому что бог в человеческом обличье спустился прогуляться вдоль реки». И мама верила ей, и Паша тоже верил, потому что женщина так стара, что, казалось, сын бога раскинул руки и стал деревом на её глазах.

Папа с наслаждением отхлебнул горячего чаю и причмокнул:

– Как говорится, долго помнится дорога туда, где дали чашку хорошего риса, но всё равно в гостях хорошо, а дома лучше.

Мама рассмеялась тому, как ловко папа соединил в одну две пословицы совершенно разных народов.

«Да, лучше дома нет ничего на свете», – мысленно согласился Паша. Только вот домом отец и сын называли совершенно разные места.

«Москва – это временно, – успокаивал себя Паша. – Скоро я уеду отсюда и никогда не вернусь».

14. Лыжи

В магазине все лыжи были одинаковые, разве что покрашены в разные цвета, но продавец с важным видом рассуждал о преимуществах и недостатках каждой пары, что уже через двадцать минут начало раздражать Пашу до чёртиков. Как будто ему не всё равно, какие крепления – жёсткие или полужёсткие? Да и всякие коэффициенты трения скольжения, упругость и текстура рисунка только отнимали время. Пока разберёшься, что к чему, с ума сойти можно.

Но папа не разделял настроения сына и с интересом слушал бесконечную лекцию продавца.

В итоге Паша не выдержал, подошёл к каким-то недорогим лыжам и, изобразив, что прочитал характеристики, уверенно заявил:

– Па, давай эти возьмём. Они мне больше всех нравятся!

– А в этом что-то есть! – мгновенно отозвался продавец. – Для школьных занятий эти лыжи очень даже подходят. Давайте я проверю, есть ли такие на складе.

Папа недоверчиво покосился на Пашу, но желанные лыжи всё-таки приобрёл. А через пару дней, когда папа счёл, что в парке уже достаточно снега для тренировок, началась настоящая пытка.

– Давай, коньком, коньком! – подбадривал папа.

Лыжи, на удивление, были намного более хитрым приспособлением, чем думалось Паше. Он никак не мог управляться с четырьмя палками одновременно. Всякий раз лыжи вели себя непредсказуемо: то сходились крест-накрест, то разъезжались в стороны, а то и вовсе втыкались концами в снег. Правда, итог всегда был один и тот же: Паша летел в сугроб и потом долго ещё вычерпывал холодную липкую крупу из-за воротника.