Триумфальная арка - Эрих Ремарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
– Разумеется, все, – буркнул хозяин. – А вы что думали?
Равик взял маленький чемодан.
– Есть у вас ключ к нему? Нет? Где могут быть ключи?
– В шкафу. В костюме.
Равик открыл шкаф. Он был пуст.
– Ну? – спросил он хозяина.
Хозяин обернулся к коридорному.
– Где костюм? – прошипел он.
– Костюм я вынес, – сказал слуга, запинаясь.
– Зачем?
– Почистить, погладить.
– Пожалуй, покойнику это уже ни к чему, – заметил Равик.
– Чтоб сейчас же костюм был тут, проклятый ворюга! – рявкнул хозяин.
Коридорный посмотрел на него, испуганно моргая. Затем вышел и тут же вернулся с костюмом. Равик встряхнул пиджак, брюки. В брюках что-то звякнуло. Равик не сразу решился сунуть руку в карман одежды, принадлежавшей мертвецу, словно вместе с ним умер и его костюм. Глупая мысль. Костюм есть костюм.
Он достал из брюк ключи и открыл чемоданы. Сверху лежал парусиновый портфель.
– Здесь? – спросил Равик женщину.
Она кивнула.
Счет быстро нашелся. Он был оплачен. Равик показал его хозяину.
– Вы посчитали за лишнюю неделю.
– Вот как? – огрызнулся хозяин. – А неприятности? А труп в отеле? А волнения? Все это, по-вашему, пустяки, да? А что у меня опять желчь разыгралась? За все это платить не надо? Вы сами сказали – жильцы сбегут отсюда! Мои убытки куда больше! А постель? А дезинфекция номера? А изгаженная простыня?
– Постельное белье указано в счете. Кроме того, вы посчитали двадцать пять франков за ужин, который он якобы съел вчера вечером. Вы ели что-нибудь вчера? – спросил он женщину.
– Нет. Но, может быть, лучше просто уплатить? Я… мне хотелось бы поскорее покончить со всем этим.
Поскорее покончить, подумал Равик. Все это известно. А потом – тишина и покойник. Оглушающие удары молчания. Уж лучше так… хоть это и омерзительно. Он взял со стола карандаш и принялся подсчитывать. Потом протянул листок хозяину.
– Согласны?
Хозяин взглянул на итоговую цифру.
– Вы что, сумасшедшим меня считаете?
– Согласны? – снова спросил Равик.
– А вообще – кто вы такой? Чего вы суетесь?
– Я брат, – сказал Равик. – Согласны?
– Накиньте десять процентов за обслуживание и налоги. Иначе не соглашусь.
– Хорошо, – ответил Равик. – Вам следует уплатить двести девяносто два франка, – сказал он женщине.
Она вынула из сумки три кредитки по сто франков и протянула хозяину. Тот взял деньги и повернулся к двери.
– К шести номер должен быть освобожден. Иначе придется платить еще за сутки.
– Восемь франков сдачи, – сказал Равик.
– А портье?
– Ему мы сами заплатим. И чаевые тоже.
Хозяин угрюмо отсчитал восемь франков и положил на стол.
– Sales etrangers,[3] – пробормотал он и вышел.
– Иные владельцы французских отелей считают чуть ли не своим долгом ненавидеть иностранцев, которыми они живут.
Равик заметил слугу, все еще стоявшего в дверях. По его лицу было видно, что он ждет чаевых.
– Вот вам…
Слуга взглянул на бумажку.
– Благодарю, мсье, – проговорил он и ушел.
– Скоро придет полиция, и его можно будет унести, – сказал Равик и посмотрел на женщину.
Она сидела неподвижно в углу между чемоданами. За окном медленно опускались сумерки.
– Когда умираешь, становишься каким-то необычайно значительным, а пока жив, никому до тебя дела нет.
Он опять взглянул на нее.
– Не спуститься ли вам вниз? Там, наверно, есть что-нибудь вроде холла.
Она отрицательно покачала головой.
– Я могу пойти с вами. Сюда должен зайти один из моих друзей, он уладит все с полицией. Доктор Вебер. Мы можем подождать его внизу.
– Нет. Лучше я останусь здесь.
– Разве вы можете что-нибудь сделать? Зачем вам оставаться?
– Не знаю. Он… он уже недолго пробудет здесь… А я часто… он не был счастлив со мной. Я часто уходила. Теперь я хочу остаться с ним.
Она произнесла это спокойно, без малейшего оттенка сентиментальности.
– Ему теперь все равно, – сказал, Равик.
– Дело не в этом…
– Ладно. Тогда выпейте что-нибудь. Вам это необходимо.
Не дожидаясь ответа, Равик позвонил. Кельнер появился на удивление скоро.
– Принесите два коньяка. Двойных.
– Сюда?
– Да. Куда же еще?
– Слушаюсь, мсье.
Кельнер принес рюмки и бутылку «курвуазье».
Он с опаской покосился на угол, где стояла смутно белевшая в сумерках кровать.
– Зажечь свет? – спросил он.
– Не надо. Бутылку можете оставить здесь.
Кельнер поставил поднос на стол и, снова бросив взгляд на кровать, почти выбежал из комнаты. Равик взял бутылку и наполнил рюмки.
– Выпейте. Вам станет лучше.
Он ожидал, что придется ее уговаривать, но она, не колеблясь, выпила коньяк.
– Есть в его чемоданах что-нибудь важное для вас?
– Нет.
– Вещи, которые вы хотели бы оставить себе? Что-нибудь нужное? Не посмотрите?
– Нет. Там ничего нет. Я знаю.
– И в маленьком чемодане тоже?
– Может быть. Не знаю, что он там держал. Равик поставил чемодан на стол у окна и открыл. Бутылки, белье, записные книжки, ящик акварельных красок, кисточки, книга, в боковом отделении парусинового портфеля – две кредитки, завернутые в папиросную бумагу. Он посмотрел их на свет.
– Вот сто долларов, – сказал он. – Возьмите. Сможете жить на них какое-то время. Чемодан поставим рядом с вашими вещами. С таким же успехом он мог принадлежать и вам.
– Спасибо, – сказала женщина.
– Возможно, сейчас вы и находите все это отвратительным. Но без этого не обойтись. Это важно для вас: сможете продержаться какое-то время.
– Не вижу в этом ничего отвратительного. Но сама бы я этим заниматься не могла.
Равик наполнил рюмки.
– Выпейте еще.
Она медленно выпила коньяк.
– Вам лучше? – спросил он.
Она посмотрела на него.
– Мне не лучше и не хуже. Мне – никак. Она сидела, едва различимая в сумерках. Время от времени по ее лицу и рукам пробегал красный луч световой рекламы.
– Я ни о чем не могу думать, пока он здесь, – проговорила она.
Санитары – их было двое – сдернули одеяло, придвинули носилки к кровати и положили на них труп. Они работали споро и деловито. Равик стоял рядом с женщиной, на случай если ей станет плохо. Прежде чем санитары накрыли тело простыней, он нагнулся к ночному столику и взял деревянную фигурку Мадонны.
– Мне казалось, это одна из ваших вещей, – произнес он. – Вы не оставите ее себе?
– Нет.
Он протянул ей Мадонну. Она ее не взяла. Он открыл маленький чемодан и положил туда фигурку.
Санитары накрыли труп простыней. Потом подняли носилки. Дверь была узка, в коридоре тоже нельзя было развернуться. Они попытались протиснуться в дверь, но это оказалось невозможным. Носилки были слишком широки.
– Придется снять, – сказал старший санитар. – С носилками не пройти.
Он вопросительно посмотрел на Равика.
– Пойдемте, – сказал Равик женщине. – Подождем внизу.
Женщина покачала головой.
– Хорошо, – сказал он санитарам. – Делайте, что нужно.
Санитары подняли покойника, взяв его за ноги и плечи, положили на пол. Равик хотел что-то сказать. Он посмотрел на женщину. Она стояла неподвижно. Он промолчал. Санитары вынесли носилки в тускло освещенный коридор. Затем вернулись в сумрак комнаты за трупом. Равик пошел за ними. Чтобы спуститься по лестнице, им пришлось поднять тело очень высоко. Их лица налились кровью и покрылись испариной. Покойник грузно парил над ними. Равик следил за санитарами, пока они не сошли вниз. Затем вернулся в номер.
Женщина не отходила от окна и глядела на улицу. У тротуара стояла машина. Санитары вдвинули носилки в кузов, как пекарь сажает хлеб в печь. Потом они забрались в кабину. Мотор взревел так, словно из-под земли вырвался вопль, машина резко взяла с места и, круто завернув за угол, исчезла из виду.
Женщина обернулась.
– Вам следовало уйти раньше, – сказал Равик. – Зачем видеть все до конца?
– Я не могла иначе. Не могла уйти раньше его. Неужели вы этого не понимаете?
– Понимаю. Идите сюда. Выпейте еще рюмку.
– Нет, не надо.
Когда прибыли полицейские и санитары, Вебер включил свет. После выноса покойника комната казалась более просторной, но вместе с тем и удивительно мертвой, словно тело ушло, а смерть осталась.
– Вы ведь покинете этот отель? Не так ли?
– Да.
– У вас есть в Париже знакомые?
– Нет. Никого.
– Вы знаете какой-нибудь другой отель, куда хотели бы переехать?
– Нет.
– Есть тут неподалеку небольшой отель «Милан», чистый и вполне приличный. Там вы сможете прилично устроиться.
– А нельзя мне жить в том отеле, где… в вашем отеле?
– В «Энтернасьонале»?
– Да. Я… видите ли… я уже немного его знаю. Все-таки лучше, чем совсем незнакомое место.
– «Энтернасьональ» – не самый подходящий отель для женщин, – сказал Равик.