Шпионские и иные истории из архивов России и Франции - Петр Черкасов

Трудно со всей определенностью сказать, чем было вызвано столь откровенное недоверие Екатерины к полученной из Парижа информации. Конечно, сама по себе она и могла бы показаться сомнительной, но в сопоставлении с имеющимися в распоряжении императрицы другими фактами «Мемориал Пугачева», быть может, и не выглядел очевидной фальшивкой. В конце концов, даже те сведения, которые сообщил священнику русского посольства в Париже его случайный (?) информатор Ламер, не были лишены некоторой достоверности, Это относилось и к личности Пугачева, и к возможности встречи с ним Ламера в Саратове, захваченном мятежниками в начале августа 1774 года, когда француз находился в этом волжском городе, и к настроениям среди иностранных колонистов в Поволжье.

В связи с последним обстоятельством можно сослаться хотя бы на информацию французского посланника Дюрана, сообщавшего из Петербурга о том, что еще в 1770 году был раскрыт заговор в пользу великого князя Павла Петровича, которому симпатизировали и немецкие колонисты. В шифрованной депеше от 31 декабря 1773 года Дюран сообщал в Версаль, что «Пугачев легко может рассчитывать на саратовских колонистов, среди которых множество недовольных русскими [порядками] дезертиров из прусской и австрийской армий, которые отличаются храбростью и приверженностью к военной дисциплине».

Странное, казалось бы, пренебрежение Екатерины II к информации Барятинского, по всей видимости, можно объяснить только одним: к моменту ее поступления в Петербурге уже знали, что главные силы мятежников разбиты, а сам Пугачев захвачен и находится в распоряжении следствия. Стоило ли после этого тратить деньги на выкуп «Мемориала», который к тому же мог оказаться заурядной фальшивкой?..

Между тем молодой король Людовик XVI, вступивший на престол в мае 1774 года, и новый глава французской дипломатии граф де Верженн всячески давали понять Петербургу, что они всерьез намерены пересмотреть прежнюю антироссийскую политику своих предшественников. Версальский двор впервые занял более четкую позицию и в отношении пугачевщины. Характерно, что Людовик XV и его дипломатическое ведомство вообще уклонялись от каких-либо оценок возникшей в России смуты, что, наряду с откровенной поддержкой Версалем Оттоманской Порты, делало позицию Франции по меньшей мере двусмысленной.

Официальный Версаль поспешил принести Петербургу свои поздравления в связи с поимкой Пугачева. В инструкции Дюрану от 5 октября 1774 года министр иностранных дел граф де Верженн подчеркивал: «Мы совершенно искренне разделяем ту радость, которую вся Европа должна ощущать от захвата Пугачева. Все правительства заинтересованы в подавлении мятежа, принципы которого противоречат основам всякой власти и способны потрясти любое государственное устройство. Между прочим человечество получило урок кошмарных эксцессов, которым предавались этот мятежник и те, кого он обольстил. Остается верить, что очень скоро он подвергнется заслуженному наказанию и что его приверженцы, освободившись от влияния этого злодея, сами вернутся к исполнению своего долга».

3 ноября 1774 года в реляции Екатерине II князь Барятинский сообщил, что Людовик XVI лично говорил с ним об аресте главаря мятежников, что должно было подчеркнуть внимание христианнейшего короля к заботам его русской «кузины». «Третьего дня, – писал императрице ее представитель при версальском дворе, – был я со всеми чужестранными министрами у короля на поклоне, Его Величество, подойдя ко мне, изволил сказать, что злодей Пугачев пойман, и спрашивал меня при том, имею ли я о сем известие, На что донес я Его Величеству, что того же утра получил я о том письмо от Вашего Императорского Величества и господина вице-канцлера».

Что можно сказать по поводу приведенных выше документальных свидетельств? Прежде всего то, что они не дают прямых и убедительных доказательств французского участия в восстании Пугачева, хотя и наводят на мысль о попытках установления контактов между отдельными подданными христианнейшего короля Франции и Лжепетром III. Вся история русско-французских отношений от воцарения Екатерины II в результате «революции» 1762 года и до самой смерти Людовика XV в мае 1774 года, как свидетельствуют сами французские дипломатические документы, показывает заинтересованность версальского двора в падении императрицы или по крайней мере в максимальном ослаблении ее влияния на европейские дела. Ставка при этом делалась как на разжигание традиционной враждебности к России ее ближайших соседей – Швеции, Польши и Турции, так и на возможность внутренней смуты в России. В этом смысле пугачевский бунт представлял для дипломатии Людовика XV несомненный интерес.

По понятным причинам Версаль не мог открыто поддержать Пугачева, признав его Петром III (такая демонстративная поддержка скомпрометировала бы Людовика XV), но закулисная деятельность дипломатов Его Христианнейшего Величества в этом направлении была вполне возможной. Дело в том, что, наряду с официальной французской дипломатией в годы царствования Людовика XV существовала параллельная, личная дипломатия короля (пресловутый Le Secret du Roi – секрет короля), нередко входившая в противоречие с официальной.

«Поздравляю вас с воздушными колесницами, летающими вокруг ваших голов»

Родиной воздухоплавания (аэронавтики) принято считать Францию, а начало полетов на воздушных шарах (монгольфьерах) датируется 1783 годом, когда братья Жозеф-Мишель и Жак-Этьен (Стефан) Монгольфье на аэростате собственной конструкции совершили несколько показательных полетов в небе Парижа и его окрестностей. В истории навсегда остались имена других французских пионеров воздухоплавания – физика Шарля, аэронавтов Пилатра де Розье (погибшего 15 июня 1785 года), маркиза д`Арманда, Бланшара и его жены, первой женщины-воздухоплавательницы, разбившейся при своем 67-м полете…

В Архиве внешней политики Российской империи хранятся реляции императрице Екатерине II от русского посланника во Франции князя Ивана Сергеевича Барятинского, бывшего в 1783 – 1784 годах очевидцем первых полетов на воздушных шарах.

…ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ уже не безызвестно, что здесь изобретено в недавнем времени одним французом, уроженцем Губернии Лангедок, Провинции Виваре, города Анноней по имени Montgolfier поднятие на воздух великой тягости посредством дыма, и что таковую Экспериенцию делает здесь в Париже один Профессор физики по имени Charles, чрез посредство Air inflamable, и оная машина называется: Machine Aéronatique.

Оба сии изобретатели делали здесь разные Экспериенции, из коих две почитались только знаменитыми.

Первая: Charles спустил перед Военной школой на лугу, называемом Champ de Mars, глобус, сделанный из тафты в диаметре с лишком двенадцать футов французской меры, обмазанный de Gomme élastique, которую мазь упомянутый Charles с двумя братьями механиками по имени Robert изыскали способ составлять особенным образом так, что никакой воздух сквозь оную тафту проходить уже не может. Сей Глобус поднялся на воздух в несколько минут из виду человеческого и чрез три четверти часа упал лопнутый на поле при местечке называемом Гонес, расстоянием от Парижа меж четырьмя и пятью лье.

Вторая: Montgolfier спустил в Версалии в присутствии Его Христианнейшего Величества, Высочайшей фамилии и многочисленного народа шатер, сделанный из Парусного полотна в диаметре 41, а в вышине 57 французских футов. Под оным шатром привязана была плетеная корзина, в которой посажены были баран и две птицы. Оная машина спущена была с большого дворцового двора. Чрез несколько минут поднялась она более двухсот французских саженей и чрез восемь минут спустилась в Версальский зверинец при урочище, называемом Vaucresson, расстоянием от того пункта, с которого поднялась, в 1700 саженях.

10го/21го числа сего месяца помянутый Montgolfier спустил другой шатер, сделанной из парусинового же полотна, в диаметре 46, а в вышине 70 футов французских, и под оным шатром подвязана была деревянная Галерея, на которой утвержден был железный решетчатый таган с огнем; положено было несколько снопов соломы для содержания оного огня, [полетели] один армейский майор по имени le Marquis d’Arlandes, а другой здешнего города мещанин, упражняющийся в науках, именуемый Pilatre de Rozier.

Сия Экспериенция была делана в саду королевского замка La Muette. Каким же образом оная происходила, равномерно что делали воздушные путешественники на пути, для подробного усмотрения ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ принимаю смелость поднесть дневные Парижские журналы, в коих все оное напечатано.

Завтрешнего числа по утру вышеупомянутый профессор физики Charles будет делать подобную Экспериенцию в саду Тюльери; пущен будет шар тафтяной в диаметре 26 французских футов, обмазанный de Gomme élastique, приуготовленный сим профессором. Под оным шаром подвязана будет колесница на подобие древних, сделанная из тростей и обшитая картузной бумагой. В сей колеснице полетят упомянытые два брата Roberts.