Весна на Одере - Эммануил Казакевич

"Почему же меня вызвали? - думал Лубенцов, испытывая чувство некоторого раскаяния по поводу своей предосудительной, как оказалось, поездки в карете. - Неужели известно, что и я в этом деле грешен?"

Он внимательно разглядывал члена Военного Совета, которого видел впервые, но о котором много слышал. Его поразили глаза Сизокрылова: глубокие, умные, очень усталые.

Узнав, что разведчик явился, Сизокрылов повернулся к нему и смерил его пристальным взглядом. "Неужели знает про карету?" - снова подумал Лубенцов, слегка покраснев.

Но с этим все обстояло благополучно.

- Вы хорошо ориентируетесь ночью? - спросил генерал у Лубенцова.

- Да, товарищ генерал.

- Ваш комдив сказал мне, что вы на днях были в штабе танкового соединения...

- Так точно. Два дня назад.

- Проводите меня туда.

Лубенцов озабоченно проговорил:

- Между нами и танкистами могут оказаться блуждающие группы немцев. Фронт здесь несплошной. Я могу, товарищ генерал, съездить сам и привезти сюда танкистов для доклада. Я справлюсь быстро.

Сизокрылов опять пристально взглянул на разведчика и слегка насмешливо ответил:

- Я бы с удовольствием послушался вас, товарищ майор, но беда в том, что я хочу побывать в танковых частях лично.

Лубенцов смутился и сказал:

- Понятно, товарищ генерал.

- Что касается блуждающих групп немцев, или разных "вервольфов", продолжал Сизокрылов, - то я не думаю, чтобы их следовало опасаться. Немцы любят приказ, на свой страх они действовать не будут. А те, что поумнее, те попросту понимают, что это бесполезно. У вас дела много?

- Утвердить план разведки и допросить пленных.

- За час справитесь?

- Справлюсь.

- В вашем распоряжении час, - генерал взглянул на часы и внезапно обратился к командиру дивизии: - А где ваша дочь? Неужели все еще здесь, с вами?

Тринадцатилетняя дочь генерала Середы находилась при отце почти безотлучно. Мать ее была убита немецкой бомбой в первые недели войны.

Воспитанная в окружении солдат, среди боев и военных невзгод, она прекрасно разбиралась в картах, в свойствах разных родов оружия и, как шутя говорил ее отец, читать училась по Боевому уставу пехоты, часть первая.

Генерал вел бесконечную переписку с сестрой жены. Когда обо всем, наконец, договорились, началось наступление на Висле. Тут было уже не до личных дел, и Вика по-прежнему оставалась в дивизии.

Это была странная, очень способная, болезненная девочка. Она обладала изумительной памятью и нередко подсказывала отцу названия населенных пунктов, номера высот и приданных дивизии артиллерийских и иных частей. Бывало, когда штабные офицеры в беседе с комдивом не могли вспомнить населенный пункт, где дивизия стояла в прошлом году, из угла комнаты раздавался тихий голосок Вики, говоривший не без комичного самодовольства:

- Папа, это было на западной опушке леса, два километра южнее Задыбы.

Но, зная все эти бесполезные для нее вещи, она понятия не имела о многом, чем живут девочки ее лет.

Конечно, такой своеобразный случай не мог остаться незамеченным, и ничего не было удивительного в том, что существование Вики известно члену Военного Совета.

- Позовите ее, - сказал Сизокрылов.

Комдив молча вышел в другую комнату и позвал Вику.

Вошла тоненькая бледная девочка в защитного цвета юбке и гимнастерке, со стриженными по-мальчишечьи черными волосами, тихая, серьезная, подчеркнуто спокойная, но, по едва уловимым признакам, отмеченным Сизокрыловым, очень нервная. Ее левое плечико еле заметно подергивалось. Она подошла к члену Военного Совета и представилась:

- Вика.

Заметив Лубенцова, она дружески улыбнулась ему. Это не укрылось от внимания члена Военного Совета, и он сделал вывод, что разведчик является тут общим любимцем.

Пока Лубенцов в соседней комнате докладывал начальнику штаба дивизии свой план разведки, генерал Сизокрылов завел разговор с Викой. Он сказал, обратившись к ней на "вы", как к взрослой:

- Вам пора ехать учиться в Москву. Война идет к концу, и надо думать о будущем.

- Хочется дождаться взятия Берлина, товарищ генерал, - серьезно ответила Вика. - Там ведь будет так интересно!

- И все-таки вы должны уехать отсюда.

- Я ведь и здесь учусь. Майор Гарин и лейтенант Никольский занимаются со мной немного.

- Немного? - переспросил генерал. - Немного - это мало.

- Я понимаю, - смущенно согласилась Вика. - Но это пока.

- А вы своему отцу не мешаете воевать? - спросил Сизокрылов, покосившись на командира дивизии.

- Наоборот, - ответила Вика, - я ему помогаю, - ни на кого не глядя, она скорбно улыбнулась. - Когда он что-нибудь забывает, я ему напоминаю.

Все рассмеялись. Сизокрылов остался серьезным и сказал:

- Ну, что ж... это хорошо. И все же я вас попрошу: отправляйтесь немедленно во второй эшелон! Ведь штаб дивизии при нынешней маневренной войне часто попадает в трудное положение... Возможны разные случайкости вроде той, когда вы с отцом наскочили на немцев. Было это?

- Да, на окраине города Шубин.

- Вот видите.

Генерал Середа, сконфуженно улыбаясь, сказал:

- Понятно тебе, Вика? Ничего не поделаешь, приказ Военного Совета, надо выполнять.

Лубенцов тем временем согласовал план разведки и пошел к себе. Он передал Антонюку необходимые распоряжения, а сам вместе с Оганесяном и Чибиревым направился в сарай, где находились пленные.

Пленные сидели на соломе и ели из котелков суп. Дожидаясь, пока они поужинают, Лубенцов вполголоса заговорил со своим ординарцем:

- Как у тебя дела? Кони в порядке?

- В порядке, - ответил Чибирев.

Его квадратное лицо было, как всегда, непроницаемо и спокойно. Однако Лубенцов достаточно знал своего ординарца, чтобы не заметить, что у того на языке вертится какой-то вопрос. И действительно, Чибирев сказал:

- Вот говорили, что у немцев совсем живот подвело. А между прочим, коров и свиней тут чёртова уйма. Это как же?

Лубенцов с интересом посмотрел на него. Видимо, этот вопрос волновал не одного только Чибирева, а и всех разведчиков. Действительно, в немецких дворах хрюкали свиньи и мычали породистые, черно-белые коровы.

- Это все не так просто, - ответил Лубенцов после краткого раздумья. - Покуда свинья ходит по белу свету, ее не едят. А резать скот немцам не разрешалось. Это мне еще один пленный рассказывал на Буге... Ну, вот и получается: взглянешь со стороны - еда, а вникнешь - не еда, а военные запасы.

Чибирев задумался, оценивая убедительность ответа. Потом сказал:

- Похоже, что так. Стало быть, немцы могли бы воевать еще лет десять. Им бы и жратвы хватило и всего... Значит, их не голод задушил и не американская бомбежка, а мы.