Семья Ратон - Жюль Верн

— Беги, моя дорогая Ратина, — кричит ей ее жених. — Беги! — оставь меня в руках у этих негодяев!

— Покинуть тебя?.. Никогда! — отвечает Ратина. Кроме того, лететь тоже было бы крайне опасно.

Стрела могла бы нагнать даже быструю горлинку, не говоря уж о попугае, павлине, гусыне и цапле. Лучше уж было спрятаться в глубине сфинкса. Может быть, при наступлении ночи и удастся как-нибудь убежать, скрыться через какой-нибудь потайной выход, не опасаясь стрелков принца.

Ах, как жаль, что фея Фирмента не сопровождала своих любимцев во время этого путешествия!

Однако молодому Ратину пришла в голову мысль; она была проста, как все хорошие мысли: он решил, что дверь следует забаррикадировать изнутри, что и было немедленно исполнено.

Сделано это было как раз вовремя, потому что принц Киссадор, Гордафур и телохранители, остановившиеся в нескольких шагах от сфинкса, предлагали пленникам сдаться.

Очень решительно произнесенное «нет!», вырвавшееся из уст чудовища, было единственным ответом, которого им удалось дождаться.

Тогда телохранители бросились на двери и, так как они напали на них, вооружившись огромными камнями, было очевидно, что двери долго не выдержат.

Но вдруг легкая дымка тумана окутывает волосы сфинкса, и фея Фирмента появляется на голове Ромирадура.

При этом чудесном появлении телохранители в ужасе отступают. Но Гордафуру удается снова повести их на приступ, и створки двери начинают трещать под их ударами.

В это мгновение фея опускает к земле палочку, которая дрожит у нее в руках…

Какая неожиданная развязка!

Тигрица, медведь, пантера бросаются на телохранителей. Тигрица — это Ратонна, со своей полосатой шкуркой. Медведь — Рата; у него шерсть поднялась на хребте от ярости и когти грозно выпущены. Пантера — Ратана, делающая ужасные скачки. Эта последняя метаморфоза превратила безобидных птиц в хищных, свирепых животных.

В то же время Ратина превратилась в элегантную газель, а кузен Ратэ принял образ осла, кричащего ужасным голосом. Но, обратите внимание, как бедняге не везет! Он сохранил хвост цапли, и этот птичий хвост висит на конце его крупа. Положительно нельзя уйти от своей судьбы!

Однако при виде трех страшных хищников телохранители ни на минуту не задумались: они все принялись удирать, точно огонь преследовал их по пятам. Ничто не могло бы удержать их, тем более что принц Киссадор и Гордафур первые же показали им пример. Как видно, мысль быть заживо съеденными вовсе им не улыбалась.

Но, хотя принцу и волшебнику и удалось достигнуть леса, не всем выпала на долю подобная удача. Тигрице, медведю и пантере удалось преградить путь некоторым из беглецов. Тогда беднягам осталось лишь искать убежища внутри сфинкса, и вскоре можно было увидеть, как они в полном отчаянье бродили взад и вперед между его губами.

Это была крайне неудачная мысль, и, когда они в этом убедились, было уже слишком поздно.

Действительно, фея Фирмента снова протягивает свою палочку, и страшный рев раскатывается по пустыне, точно сильные раскаты грома.

Сфинкс мгновенно обратился в льва! И в какого еще льва! Грива его вздымается, глаза мечут пламя, его чудовищные скулы открываются, закрываются и начинают жевать… Не прошло и минуты, как телохранители принца Киссадора были раздавлены зубами огромного животного.

Тогда фея Фирмента легко спрыгивает на землю. К ее ногам подползают, ласкаясь, тигрица, медведь и пантера, как подползают хищные животные к ногам укротительницы, гипнотизирующей их своим взглядом.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Прошло еще некоторое время. Семья Ратон уже окончательно приобрела человеческий образ, кроме, однако, отца, который, — все еще настолько же подагрик, насколько и философ, — остался крысой. На его месте другие возмутились бы, стали бы кричать о несправедливости судьбы, проклинать собственную жизнь. Он же продолжал спокойно улыбаться, довольный, как он сам говорил, что не приходилось менять старых привычек.

Как бы то ни было, он, хотя и оставался крысой, все же занимал положение богатого и знатного вельможи. Так как жена его ни за что не согласилась бы продолжать жить в своем старом сыре в Ратополисе, он занял великолепный дворец в большом городе, столице еще неизвестного государства, хотя от этого не стал более гордым. Гордость, или, вернее, тщеславие он предоставил госпоже Ратонне, сделавшейся герцогиней. Надо было видеть, как она прогуливалась по своим апартаментам, зеркала которых, наверное, скоро износятся, — так часто смотрится она в них.

Впрочем, в тот день, о котором мы рассказываем, Ратон пригладил шерсть щеткой с самой большой тщательностью и сделал весь туалет, который только можно было ожидать от него. Что касается герцогини, — она разоделась в свой самый роскошный костюм: платье с разводами, отделанное тисненым бархатом, сюра, плюшем, атласом и парчой; корсаж в стиле Генриха II; шлейф, вышитый гранатами, рубинами и жемчугом, длиною в несколько аршин, заменявший ей различные хвосты, которые украшали ее, прежде чем она стала женщиной; бриллианты, бросающие разноцветные огни; тонкие кружева; шляпа «Рембрандт», на которой красовался целый цветник; наконец, все, что существует самого модного.

Но спросите вы меня, к чему ей такой роскошный наряд? Дело вот в чем.

Сегодня будет отпразднована в часовне дворца свадьба очаровательной Ратины с принцем Ратином. Да, прекрасный юноша сделался принцем, чтобы угодить своей будущей теще. Каким образом? Да попросту купив княжество. Отлично! Но ведь княжества, хотя они теперь и упали в цене, все же должны стоить довольно дорого?.. Конечно! Ратину пришлось пожертвовать на эту покупку часть стоимости жемчужины, — ведь вы не забыли знаменитой жемчужины, найденной в раковине Ратины, которая стоит несколько миллионов!

Итак, он был богат. Однако не думайте, что богатство изменило его вкусы или его невесты, которая сделается принцессой, выйдя за него замуж. Нет! Хотя ее мать и стала герцогиней, Ратина продолжает оставаться той же скромной девушкой, которую вы знали раньше, и принц Ратин любит ее больше, чем когда-либо. Как она прекрасна в своем белом подвенечном платье, украшенном гирляндами флердоранжа!

Само собой понятно, что фея Фирмента присутствует на этой свадьбе, которая отчасти — дело ее рук.

Итак, это великий день для всей семьи. Конечно, и дон Рата великолепен. В качестве бывшего повара он стал заниматься политикой. Ничто не может быть роскошнее его костюма пэра, который, наверное, стоил ему порядочную сумму.

Ратана, к своему огромному удовольствию, уже не гусыня, — это отличная статсдама. Ее муж выпросил себе у нее прощение за былое пренебрежение. Он всецело вернулся к ней.

Что касается кузена Ратэ… Но он сейчас войдет, и вы будете иметь возможность любоваться им, сколько вам угодно.

Все приглашенные собрались в большой гостиной, сияющей многочисленными огнями, надушенной ароматами разных цветов, украшенной самой драгоценной мебелью, задрапированной тканями такого великолепия, какого в наши дни уже не встретишь.

Все, как ближние, так и дальние соседи съехались, чтобы присутствовать на свадьбе принца Ратина. Знатные вельможи, знатные дамы все пожелали принять участие в свадебном поезде этой очаровательной парочки. Мажордом объявляет, что все готово для церемонии. Тогда начинается самое великолепное шествие, которое когда-либо можно было видеть в свете; оно направляется к часовне, под звуки восхитительной музыки.

На шествие этих важных особ понадобилось не меньше часа. Наконец, в одной из последних групп показался и кузен Ратэ.

Он, право, очень красивый молодой кавалер, одетый по самой последней моде; придворный плащ, шляпа, украшенная таким длинным пером, что оно подметает землю при каждом поклоне.

Кузен-маркиз, — не во гнев будь вам сказано, — он не портит престижа всей семьи. Он очень интересен и грациозно выступает в своем наряде. Благодаря всему этому ему выпадает на долю немало комплиментов, которые он принимает с подобающей скромностью. Однако на лице его все же замечается некоторая грусть; в его манерах видно некоторое смущение. Он опускает глаза и отводит взгляд от тех, кто приближаются к нему. В чем кроется причина подобной застенчивости? Разве он не человек теперь? Разве он не равен любому герцогу или принцу при дворе?

Итак, вот и он приближается к своему месту в шествии, выступая мерным, церемониальным шагом, и дойдя до угла салона, он поворачивается, чтобы идти дальше… О ужас!

Между полами его фрака, из-под его придворного плаща висит хвост, настоящий ослиный хвост! Тщетно старается он скрыть этот постыдный остаток его предыдущей формы!.. Ему суждено навсегда остаться с ним!

Заметьте, мои дорогие, всегда так бывает: когда плохо начинаешь жизнь, очень трудно снова вернуться на добрый путь. Теперь уже кузен — человек. Он достиг последней ступени творения. Он уже не может рассчитывать на новое превращение, которое освободило бы его от хвоста. Он сохранит его до последнего вздоха…