Русская Европия к началу царствования Николая I - Борис Башилов

При чем самые крупные из них только числились русскими, а духовно часто это были люди совершенно оторвавшиеся от русского народа. Их духовной родиной был Запад. Большинство из русских аристократов все были духовно преданы какой нибудь «иностранной короне». Для одних были кумиром французы, для других немцы, для третьих англичане.

Получилось очень странное и опасное положение: Россия оказалась без русской аристократии. В усадьбах и имениях, в аристократических особняках жили люди говорившие на иностранных языках, одевавшие одежду иноземного покроя, увлекавшиеся Вольтерами и Гегелями. Меньше чем через сто лет после сделанной Петром I революции в России создалось почти такое же положение, которое описывает Вальтер Скотт в своем романе «Айвенго».

Повсюду в замках сидят чуждые народу норманы и пользуются трудом побежденных шотландцев. Основное отличие средневековой допетровской России от большинства стран средневековой Европы заключалось в том, что ее высший слой произошел не из числа завоевателей чужой по духу расы.

Средневековая Русь не знала благородных чужеземцев. При Николае Первом такие чужеземцы были. Это было дворянство, после жалованной грамоты дворянству, из служилого класса, каким оно было в Московской Руси, превратившееся стараниями Екатерины II в класс рабовладельцев, чуждый русскому крестьянину, которым они владели по всем правилам европейского крепостного права.

Положение в России создалось очень странное, очень ненормальное и очень опасное. К началу царствования Николая I русский народ напоминал связанного богатыря. Крепостное право, всякого рода препятствия, воздвигаемые бюрократией лишали его возможности проявлять какую-либо инициативу.

К моменту восшествия Николая I на престол, от широко развитых форм самоуправления, существовавших в Московской Руси, остались только жалкие ростки. Самоуправление было вытеснено чиновником. Россией в эпоху Николая I управляли «двадцать тысяч столоначальников». «Общество в 30-х годах, около времени 8-ой ревизии 1836 года, имело такой вид: из всего населения Европейской России, без Царства Польского и без Финляндии, но с Сибирью в 50 миллионами душ обоего пола, сельское население решительно преобладало численностью над остальными классами и составляло массу в 45 миллионов, из них около 25.000.000 было крепостных крестьян и около 20.000.000 государственных или казенных крестьян, считая в том числе и крестьян удельных, по закону 5 апреля 1797 г. отписанных на содержание императорской фамилии. Остальное население в 5.000.000 состояло из дворянства, духовенства, чиновничества, гильдейских граждан, мещан и прочих низших классов городского населения. Гражданским правами пользовались в полноте только высшие классы; все количество: этих последних составляло ничтожный процент общего количества населения империи в Европейской России в первой четверти XIX века, около времени 6-ой ревизии считалось дворян без Царства Польского и без Финляндии тысяч 350 обоего пола, духовенства около 272.000, граждан трех гильдий — около 128.000. Следовательно, полноправное население, не считая чиновничества, составляло всего 750 тысяч» (В. Ключевский. Курс Русской истории. ч. V).

XII

Государственные реформы проведенные в царствование Александра I масоном Сперанским самым отрицательным образом отразились на дальнейшем развитии русского государства: сильный рост бюрократизма воздвигнул стену между Царской властью и народом. Вместо Царя Россией, фактически, стали управлять чиновники, которых Царь почти не имел возможности контролировать.

Уже Петр по мнению Л. Тихомирова («Монархическая государственность» ч. III, стр. 161) «устраивал истинно какую-то чиновничью республику, которая должна была властвовать над Россией». «Ничем не обеспечил самого союза верховной власти и нации, следовательно отнял у них возможность контролировать действия управительных учреждений, и, так сказать, подчинил всю нацию не себе, а чиновникам».

Свое завершение этот губительный процесс нашел в реформах масона Сперанского, провозглашенного историками, вместе с Петром I, величайшим государственным деятелем России.

Один из главных упреков, которые предъявляются интеллигенцией Николаю I — это страшная бюрократизация управления. Но критики забывают или делают вид, что забывают о том, что творцом расцветшего при Николае I бюрократизма, был, Сперанский.

Получается любопытное положение: Николая I порицают за то, за что Сперанского провозглашают «гениальным русским государственным деятелем». Ведь Николай I только пожал плоды «гениальных реформ» М. Сперанского. «Учреждения Александра I (созданные Сперанским. — Б. Б.) завершали абсолютистское построение правительственного механизма», — таков вывод Л. Тихомирова. «Нация была подчинена правящему механизму.

Верховная власть, по наружности, была поставлена в сосредоточии всех управительных властей. В действительности, она была окружена высшими управительными властями и отрезана ими не только от нации, но и от остального управительного управления».

Масон Сперанский знал что он делал. И русская интеллигенция тоже знает что делает, когда возводит славных творцов бюрократизации государственного управления Петра I и масона Сперанского в ранг самых гениальных русских государственных деятелей, а вину за результаты их деятельности возлагает на Николая I.

Бюрократизация управления была могучим средством отделения Царя от народа и народа от Царя. После осуществленных М. Сперанским реформ, развитие бюрократической централизации «пошло неуклонно вперед, все более и более распространяя действие центральных учреждений в самые глубины национальной жизни. Шаг за шагом «чиновник» овладевал страной, в столицах, губерниях, в уездах» (Л. Тихомиров. Монархическая Государственность).

Народ оказался во власти бездушного закона и чиновников толковавших его как это было им выгодно. «Закон — дерево», — говорил Пушкин, — он не может быть высшим выражением правды, то есть истины и справедливости, поэтому «нужно, чтобы один человек был выше всего, выше закона».

Формально Царь был таким человеком, но в действительности он уже не стоял над законом, а был такой же жертвой бюрократического аппарата, как и каждый из его подданных. Создавалось положение, когда «жаловал Царь, да не миловал псарь», что «законы святы, да законники супостаты…» и где «закон там и обида».

Расцвел страшнейший бюрократизм, самоуправство чиновников. То есть создалась такая система управления, которая противоречила основному взгляду русского народа на царскую власть, как на власть стоящую над бездушным законом. Русский никогда не верил в возможность справедливого устроения жизни посредством механического исполнения закона. Совесть всегда для русского человека была и остается большей ценностью, чем закон.

Жить по «правде» это значит следовать требованиям совести, а не только формальной, «законной справедливости». Закон в Европе часто заменяет совесть, в России совесть всегда ценилась выше закона.

Подчинение нравственного начала закону. всегда ощущалось русским сознанием, как ложное решение.

Мораль основанная на юридических нормах, как инстинктивно чувствовал русский человек, приводит только к системе запрещений, к пониманию добра, как простого воздержания от зла. У европейцев и американцев хорошо то, что предписано законом. Человек живущий в Европе и Америке по закону пользуется всеобщим уважением. В России пользуются уважением только люди живущие не по закону, а по совести, то есть, во имя Правды отступающие в необходимых случаях, как подсказывает им совесть, — от буквального исполнения закона.

Развитие бюрократизма в результате реформ Сперанского превратили русскую монархию в чиновничью республику, в которой Царь правил только формально, а фактически ею управляли чиновники.

Единственным выходом из создавшегося, глубоко трагического, положения могло быть только возвращение к системе управления существовавшей в Московской Руси. Должна была быть восстановлена система управления, построенная на политических принципах русского самодержавия: то есть сочетания широкого самоуправления внизу, с независимой самодержавной властью Царя сверху, присущей только русской государственной идее власти «своеобразного сочетания начал авторитета и демократии, принуждения и свободы, централизации и самоуправления».

То есть перед Императором Николаем I, так же, как ранее перед его отцом и его старшим братом, опять во всей остроте встал вопрос о необходимости организации национальной контрреволюции против идейного наследства Петровской революции. И в начале своего царствования, как это свидетельствует письмо Пушкина кн. П. Вяземскому, Николай I и решил встать на этот единственно правильный исторический путь.