Маша минус Вася, или Новый матриархат (сборник) - Ирина Горюнова

Даже без помощи алкогольных напитков мне было достаточно всего нескольких минут наблюдения за жизнью Замоскворечья через витрину старого или вновь открытого кафе, чтобы погрузиться в бесконечный океан воспоминаний и всяческих историй, связанных с этими домами и улицами. Иногда мне казалось, что жил я только здесь. Весь событийный ряд моей жизни вместился в кварталы между Пятницкой и Новокузнецкой, Пятницкой и Ордынкой, Ордынкой и Полянкой. Вот, например, в кафе, в котором мне сейчас выпала честь просиживать джинсы, я заказываю только виски и никогда никакие другие спиртные напитки. Я никогда не назначаю здесь встреч женщинам и вообще не назначаю встреч. Остаюсь, только если свободен мой привычный столик и всегда пристально всматриваюсь в лица персонала. Паранойя? Возможно. Но на то есть свои причины.

В далекие времена, свидетелей которых в живых почти не осталось, не было социальных сетей. Представляете? «Одноклассники» были сервисом поиска своих соучеников и одногруппников – и все. Учителя и преподы этой игрушки еще сторонились, зато набирала обороты мода на сервисы знакомств. В те годы одиночества в Сети было меньше, а радости встреч случались чаще. Уверен, что во многих домах мужчины и женщины, возвращаясь с работы, мчались к своим огромным настольным компьютерам грязно-серого цвета, не успев снять даже всей верхней одежды, в голодном азарте прочесть реплику от виртуального собеседника. Да-да. Было время, когда компьютеры и телефоны еще не были единой цепочкой коммуникаторов, термина «смартфон» не существовало, а планшетами называли совсем другие вещи. Люди вдохновенно «чатились», темы еще были разнообразными, и их действительно хватало. Вот в те самые, послепотопные времена я и познакомился с Викой. Пожалуй, это был единственный случай в истории моих сетевых путешествий и знакомств, когда у моего собеседника на аккаунте не было никаких фотографий, фото профиля было явно позаимствовано из какого-то фотобанка, но меня это нисколько не смущало. Мне нравилось писать буквы и чувствовать, как через них я обретаю власть над эмоциями собеседника. В финале этого спортивного состязания в магии слов, встречи и секс с собеседницами не предусматривался. Вика, хотя это, скорее всего, также был сетевой псевдоним, удивительно органично изображала легкие формы различных психических заболеваний. В нашем общении я натыкался на ее периоды суицидных депрессий, приступов ярости, необъяснимой тревоги и рассказов о слежке. Она никогда не путалась в показаниях и не отступала от легенд о своих родителях, последнем мужчине, кошке, окнах, выходящих на трамвайные пути где-то рядом с Домом радио. Я чувствовал свою нужность, но от меня никогда ничего не требовали, и я никогда не обнаруживал даже одного письма, написанного, когда меня не было дома. Вика словно знала, когда я сажусь перед своим компьютером в комнате, пол которой был покрыт шкурами камчатских черных медведей. Мы болтали почти каждый день, медленно раскачиваясь от банальных фраз, которые давно уже пора объединить в одно по правилам русского языка: «какделанормально», до дискурсов о песнях Гребенщикова, траве и Чарльзе Буковски.

В тот вечер, поднимаясь в лифте на свой невысокий четвертый этаж, я предвкушал нашу сегодняшнюю переписку и пытался угадать, какой психоз примерила на себя сегодня Вика.

– Привет. Ты здесь? – прочел я ровно через секунду после входа в чат.

– Привет. Вот только с работы пришел.

– Поговори со мной. Что-то мне херово сегодня.

– Что-то случилось?

– Все сразу и ничего. Просто херово. Не спрашивай. Поверь.

– Хорошо. Верю.

– У тебя-то все в порядке?

Вполне. Все как обычно. Один заказчик не понял сценария, который я написал, и после долгих дурацких разговоров о целевых группах попросил сократить и упростить. Другой заказчик не заплатил. Третий отменил мероприятие, которое мы должны были снимать за наличку. В остальном все в порядке. Я возвращаюсь домой тихими переулками Замоскворечья, слыша звон трамваев и аромат халвы, это снимает любые стрессы.

– Можешь снова на улицу выйти?

– Хм… Могу, а зачем?

– Мне плохо. Я хочу увидеться. Вживую. Сможешь?

– Хорошо. Где?

– Через час у метро «Новокузнецкая», сейчас пришлю, как кафе называется…

– Ладно… договорились… Только ты не кисни, все же наладится…

– Не уверена…

Я пошел в душ, находясь в некоем заинтересованном недоумении. Впрочем, если Вике нужна помощь – я, конечно, ей помогу. Почти все женские просьбы вполне осуществимы после применения к ним спокойствия и чувства юмора, хотя однажды одна моя «просто знакомая» со слезами в голосе убедила меня приехать к ней в ночь с воскресенья на понедельник, чтобы там я попросил срочно на ней жениться, ибо ей нужно было российское гражданство. Почему это оказалось нужно так срочно, я так и не понял, но в слезах и в драматизме образа она была очень убедительна. Утром мы пошли в ЗАГС. Он не работал. Я решил, что это знак, и уехал в командировку. Знакомая больше не звонила. Видимо, в ночь с понедельника на вторник она поплакала еще более убедительно и успешно вышла замуж. Не знаю. Мне все равно.

…–  Напротив выхода из метро и чуть левее по Пятницкой, рядом с обувным магазином. Знаешь это кафе?

– Да, знаю… Там?

– Да… извини, что я тебя дергаю… просто мне кажется, что у меня сейчас сердце и мозг взорвутся…

– И то, и другое на самом деле удивительно крепкое… а женщины вообще выносливей мужчин…

– Мне совсем не до шуток…

– А я вот хочу тебя предупредить, что при нашей встрече намерен шутить и корчить рожи, чтобы поднять тебе настроение…

– Да-а-а… привычная тактика современных мужчин… примерно так я и думала… но выхода у меня все равно нет…

– Ну, ладно тебе… выход найдем… не соверши глупостей в ближайшие сорок минут, а спустя это время я все поправлю, договорились?

– Очень на это надеюсь…

– Отлично, я пошел одеваться…

Пешком до кафе встречи мне было идти минут двадцать пять. На трамвае – семь. Почему я в тот вечер хотел оказаться на месте раньше назначенного срока? Не знаю. Просто хотел. Одевшись, я уже из прихожей вернулся к компьютеру, чтобы взглянуть на нашу с Викой переписку, и увидел новое сообщение:

– Не сочти меня окончательно свихнувшийся, но у меня просьба… Можешь купить мне цветов? Вернее, цветок… бордовую розу… и еще… закажи текилы, пожалуйста… с ней как-то легче…

Отвечать я не стал. Конечно, я куплю бордовую розу и закажу текилу. По этим приметам она меня и узнает в кафе. Мы ведь никогда раньше не встречались. Хотя… стоп. На моей страничке мои фотографии есть, а у нее только красивые картинки из фотобанка. Но в кафе всего десять столиков: пять на первом этаже и пять в подвальном помещении. Как-нибудь узнаю девушку с бедой в голове и в сердце. В азартно-веселом настроении я вышел из дома и сел в трамвай. Его звон прозвучал подтверждением моего оптимистического настроя, и я отправился на встречу в состоянии, которое ненавистное мне племя менеджеров называет «на позитиве».

Я выбрал крупную бордовую розу. В ней был зрелый, чувственный секс женщины за сорок. Прямых ассоциаций с Викой у розы точно не имелось, Вика была явно моложе. Впрочем, это неважно. Войдя в кафе на пятнадцать минут раньше срока, я оглядел столики первого, наземного этажа. Их заполняли вывалившиеся из офисов имитаторы маркетинга и менеджмента, создатели бесконечных и бесполезных презентаций и отчетов. Менеджеры всегда очень хорошо знают кафе и рестораны города вместе с нюансами их атмосферности и меню. Это часть их реабилитационной игры «мы еще люди». В кафе и в ресторанах менеджеры имитируют гуманитарность восприятия мира, кулинарные знания, правильное понимание терминов: «гастрономический», «молекулярный», «фермерский». Те, кого сильно подавляют и неприлично часто насилуют на работе, становятся здесь высокомерными знатоками и получают свой суррогат счастья, докучая официантам. Подлые монстры подковерных интриг и карьерные локомотивы играют в кафе утонченных интеллигентов, разговаривая тихо и мягко, удивляясь сами себе. Часы стали проще, расцветки ярче, улыбки фальшивее.

Все столики первого этажа были ярмаркой тщеславия, и я проследовал к лестнице на подземный этаж кафе.

Удивительно, но он был абсолютно пуст. Дальний столик размещался у левой стены, почти под лестницей, которая вела наверх, а остальные четыре вдоль правой стены. Иногда меня посещают смутные отголоски службы Родине, и поэтому я выбрал столик под лестницей. Я видел всех, меня почти никто. Официант узнал о моем присутствии только после окрика – и вот на моем столе появилась ваза с бордово-сексуальной розой, мой чай сенча и стопка золотой текилы. Посмотрел на часы: 19.52. Вечер обещал быть весьма увлекательным. Что может быть интересней людей и их явных и скрытых «тараканов»? Я услышал шаги на лестнице и замер, но через мгновение увидел официанта и с легким разочарованием опустил взгляд в чашку с чаем. Шаги не смолкли, официант был не один. То, что я увидел спустя мгновение, было очень забавным и весьма неожиданным. Вслед за официантом в нижний зал кафе на Пятницкой спустился мужчина лет сорока, который чуть нервничал и держал в руке розу. Темно-бордовую розу. Он уселся спиной ко мне за два столика от моей позиции и немного звенящим голосом попросил вазу для розы и две стопки золотой текилы. Я улыбнулся и посмотрел на часы: 19.54.