Семь тетрадей. Избранное (сборник) - Борис Щербаков

Первая проба

Во всех из нас гуманное началоС тех самых пор, когда родная матьЖивой комок без устали качала,Не забывая тихо напевать

Про темный вечер, козни злого волка,Про добрых фей, диковинных зверей,Про то, что нам расти до взрослых долго,Покуда длятся песни матерей.

Но если мать тревожно замолчала,То мы растем не по ее вине,Во всех из нас гуманное начало…Но на войне, увы, как на войне.

Мы слушали, как пели в церкви сонмыИ как телеги тяжестью скрипят —По городам везли героев Соммы,Гуманных и возвышенных ребят,

Которые из смерти или пленаСпаслись волшебной силою крестаИ из огня кровавого ВерденаНе вознеслись в объятия Христа.

Они своей гуманностью прощалиБессмысленные ужасы войны.Но это только, разве что, вначале,Когда им снились розовые сны,

В которых мама снова нежно пелаИ сказки приходили, будто дым,И мир казался чисто-чисто белым,А наверху немного голубым.

Кому-то роща солнечная снилась,Где он поцеловал ее шутя,И нисходила сверху божья милость,Даря простое счастье забытья.

А тот во сне перевернулся набок,Внезапно вспомнил привкус этих лет —Как счастье сладкий, вкус соседских яблок,Оставшийся от детства амулет.

Спокон веков, от раструба пищалиДо ядерных висящих облаков,Смертей и трупов люди не прощали, —Все это просто выдумки врагов.

Он помнит букву Нового завета,Но как он может взять его с собой?И так ему не хочется рассвета,Но он пришел, и снова близок бой.

Бок-о-бок – друг. Потом, в разгар убийства,Навеки разойдутся их пути.Над мертвыми прощение повисло,А тех, кто спасся, строго не суди.

Рубаха кровью накрепко прилипла,А сколько ж их на Марсовой тропе…Разбросаны кругом герои Ипра,Не знавшие еще про ОМП.

А тот, кому во сне виденье было,Лежал, зажав былиночку в руке,Раскинув ноги так смешно и милоНа рыжем почему-то бугорке.

И вот подходит смерть – усталый призрак,В сухой руке отточенный кинжал.Скользит по бугоркам легко и быстро,Находит тех, кто долга не отдал…

Нашла. Приподняла его за ворот,Глаза белы и не разжать уста.Живот уже достаточно распорот,И черной слизью – кровь, уже густа.

Вот. Человек. Прекрасное творенье,Создатель и приверженец Голгоф.И, хмыкнув не без удовлетворенья,Пошла по мясу в поисках долгов…

Ей дела нет до человечьей боли,Какие там кому приснились сны…Она идет – за полем снова поле,Владения безжалостной войны.

И это было время первой пробы,Вторая будет через двадцать лет…Кому-то, значит, это нужно, чтобыЕго глаза забыли белый свет.

И сердце по-пустому не стучалоС одной улыбки милого лица.Во всех из нас гуманное начало.Но как ему поверить до конца??!

Погибшие награды не просили…Живые обретали ореол.Был человек бессилен от всесилья,Которое он только что обрел.

Я и лето

День. Топкая тишина теплаТает, растекаясь томно,Как у Маяковского: жара плыла,Сонной тенью погребая дела,Плавя тела, как металлы в домнах.Люди, от непривычки злясь,В метро мечтают про белую ванну,До осуждения оголяясь.Девочки играют в Копакабану,Отлавливая завистливый взглядЖертв неуемного аппетита и сытости.В галстуке, – будь он трижды клят —И в пиджаке, стыдясь солидности,Командировочные и инженер —Стодесятирублевая каста —Стараются вылезти на глаза венер,Как из тюбика зубная паста.Лето течет, как чумная река,Обволакивает тяжело и густо.Надо мною выбеленный простор потолкаИ пристанище мухам – люстра.Кровельщик на школе, что напротив меня,Заколачивает, как в темя, гвозди.Может быть, c человечьей злости, —Ведь небось так и спрыгнул бы вниз,Под этот полог щемящей зелени,Но Господь окликнет: «Вернись!Не велено!»Так что ты уж не прыгай, братец, держись,Унимай, как можешь, тоску.Вот такая пошла нынче жизнь.Лето. Варимся в собственном соку.Если бы люди были рыбами,Из меня б получился хороший консерв.Я, как кровельщик, с крыши не прыгаю,И за мой оголенный нервСознание зацепляется редко,Только в такие непонятные дни.Лето. Не дрогнет от ветра ветка.Я и лето. Мы одни.

К вопросу о поэтической точности

Ветер… Во весь свой норов оленийМчится, неудержимостью покоряя нас,Ветер… Результат перепада давленийИ перемещения воздушных масс…

Березы клонятся, и под ветреный пылЖивая зелень течет рекой без брода.Это все внутриклеточный хлорофилл —Производитель атмосферного кислорода!

В небе мечется жаркого солнца пожар,Голубизна – океаном над нами…Солнце… светящийся плазменный шар,Отделенный от нас световыми годами.

До чего же мы любим словесные пассы!А можно ведь проще, без лишних слов.Перемещаются воздушные массыИ колеблют древесный покров.

И благодаря ясной погодеАктивнее проникновенье лучей,И так далее, и в таком же роде,И понятнее, и намного точней.

Глава… в которой я признаю в себе поэта

Как будто я перед экраномИ сон – проекция на нем.Все, что мне снилось, было странным,Как все, что было этим днем.

Еще в тумане предрассветномИ молчалив, и темен лес,И звезд огни едва заметныНа белом пологе небес.

Но под охотниками кониХрапят – и что им удила!Все ждут, когда туман разгонитИ даль откроется светла.

И вот огромный шар восходит,Звучит легко и трубно рог,На поэтической охотеБорзые слов и кони строк.

И каждый бросился, как будтоВ него вселился мелкий бес.Он, разрезая грудью утро,Летит с ружьем наперевес.

В погоне лучшая добыча.Равнины ритмами полны,Овраги – те метафоричны,И будто точки – валуны.

Летит стремительно и резко(Его коня Гефест ковал!)И точным выстрелом гротескаРазит добычу наповал.

Другой летит во весь свой гонор,Равниной рифм по степи лет,Но в трех соснах, устав от гона,Блуждает и… теряет след.

Обезумевши на просторе,Другой, решив нахрапом взять,Упал с коня – какое горе! —Ему теперь уже не встать.

С веселым гамом, лаем, крикомСтреляет, гикает, орет.Охота мчится – лица бликомСверкнут в азарте и – вперед…

А жертва даст любому фору,И не догнать ее верхом,И с поводов пускают своруЗа убегающим стихом…

Потом на пир! Таков обычай.И, завершив свою борьбу,Везут охотники добычуДруг перед другом в похвальбу.

Ягдташ, ружье под слоем пыли.Мне снилось, я был в их числе.Ну, может быть, не на кобыле,А на каком-нибудь осле.

Как будто я перед экраномСижу, гляжу, открывши рот.А вам не кажется ли страннымТакой веселый оборот?

«Облака проплывают, вроде…»

Облака проплывают, вродеЧистотою своей маня,Полоская свои лохмотьяВ умирающем свете дня.

Что им сутолока людская!Уплывают гонцы мечты…Ночь торопится, опускаяМягкий занавес темноты.

Тост

на «дипломном» банкете в рес. «Загородный»

Мир моих мыслей так огромен!Но я сегодня буду скромен.Сегодня замысел мой прост —Я предлагаю этот тост.За них, за тех, чьи именаНавеки выучит страна,И кто живет не славы для,Кто у великого порога,За тех, кто даст стране угля,Пускай некрупного, но много.За тех я предлагаю тост,Кто, как плеяда ярких звезд,Осветит будущее миру.Надеюсь, что ход мысли схвачен,Гуляют все. Банкет оплачен.И так как дорог каждый час,Скажу короче —Пьем за нас!

Кафе «Синяя птица»

В лампадной тьме, через коктейли,Хард-роком сбиты наповал,Мы с удивлением смотрелиНа тех, кто рядом танцевал.

Движенья, резаные ритмом,Сплетенье тел, тяжелый рок.И в зале, музыкой залитом,Мы представляли островок.

Не потому, что не умели,Не потому, что вышел год,В лампадной тьме через коктейлиМы вдруг подумали вперед.

Еще чуть-чуть, еще мгновенье —И уплывет от островкаСвобода чувств и откровенье,Биг-бит, хард-рок – в руке рука.

И толчея джинсовой ночи —Другим. И музыка – другим.И дни становятся короче,Хотим мы это – не хотим.

Оставим миф о верхней полкеСвоей «наученной» души…Прозрачно сыпятся осколки,Когда разбиты витражи.

Девчушки весело и смело,Как будто им на всех плевать,Под крик души ломают тело,Мол, нам давно пора в кровать.

А тот, как селезень, вертится,Взлетают руки, будто сеть,Мы под крылом у «Синей птицы» —Ей вечно в воздухе висеть.

А мы оставлены на светеЛовить судьбы немой кивок.В лампадной тьме танцуют дети,Но где же чудо-островок?

И снова мы на них похожи,В дыму трясущийся мираж,Одно стекло разбито все же,Одно стекло – не весь витраж.

Божий дар или яичница