Волшебное наследство - Вацлав Ржезач

Тем временем герцог, окруженный когортой наемников, достиг ворот и вышел на площадь. Он не обратил никакого внимания на мальчика в странной шапочке и на собаку, стоящую рядом с ним, — так поразила его картина хаоса.

— Гаркни на них, пусть немедленно прекратят! — набросился герцог на начальника охраны.

Хотя голос у того был зычный и напоминал рык льва, заглушить шум битвы и привлечь к себе внимание ее участников ему не удалось. Тогда он приказал трубачам протрубить тревогу.

Пятеро молодцов вскинули вверх длинные блестящие трубы. Пронзительный звук оказал действие волшебной палочки. Дерущиеся тут же прекратили драку и застыли будто вкопанные. Те, кто катался по земле, схватившись врукопашную, оттолкнув друг друга, вскочили как ошпаренные.

Возбужденные потасовкой и одуревшие от побоев, они шатались, как пьяные, и непонимающе таращили глаза. Что такое, что будет дальше, почему нам помешали объясниться друг с другом? Господи боже мой, да ведь это сам герцог, он нам задаст! Люди добрые, и чего мы вообще дрались-то?

Когда лагерь успокоился, герцог приступил к расследованию. Вызвав офицеров, он пытался дознаться, с чего все началось. Но и офицеры, вовлеченные в драку, как и их подчиненные, пожимали плечами, не в состоянии ответить ничего путного. Кажется, больше других виноваты повара — по крайней мере, с них все началось.

Герцог был вне себя. На лагерь страшно было смотреть: он выглядел так, как будто здесь и впрямь разыгралось сражение. Остались сплошные руины.

— Значит, повара? — взревел герцог. — Позвать сюда поваров!

Собравшиеся повара понуро выстроились перед своим повелителем.

Они выглядели хуже всех, жалко было глядеть на этих толстяков, оборванных, разукрашенных синяками, с опаленными бородами и расцарапанными лицами.

— Ну-ка, отвечайте, любезные, — начал герцог ласково, но, впрочем, вскоре перешел на рев, — кто из вас придумал эту забаву? Говорите, мерзавцы, не то прикажу держать вас в оковах, пока не почернеете, а потом повешу! Отвечай! — Он показал тонкой, изукрашенной золотом тросточкой на самого толстого повара.

Вздыхая и всхлипывая, как мальчишка, застигнутый на чужой груше, толстяк поведал, с чего, собственно, началась всеобщая свалка. Посередине повествования он замолк и вытаращил глаза, будто увидел привидение.

— Да вот же он, этот малец со своим псом! — воскликнул повар, показывая на Вита, который все это время стоял неподалеку, с любопытством наблюдая за происходящим.

Мальчик не знал за собой никакой вины. У ног его сидел Лохмуш, который вернулся, как только кончилась драка.

— Это он во всем виноват, — орал повар, — не будь его и того лохматого чудовища, ничего бы не случилось!

Повернувшись к мальчику, герцог указал тростью на место перед собой:

— Подойди сюда.

Вит приблизился. Он не испытывал никакого страха. Лохмуш, разумеется, плелся следом.

Вит впервые видел герцога так близко. До этого мальчик лицезрел своего повелителя только однажды, когда тот ехал по городу, величественный, в пышных одеяниях, на прекрасном вороном коне, окруженный телохранителями, никогда не оставлявшими его. Вит был потрясен этим зрелищем, как и все остальные мальчишки в городе, и мечтал быть на месте герцога. Однако сейчас, когда он стоял от владыки в трех шагах, а тот не сидел на коне, Виту показалось, что в герцоге нет ровно ничего величественного и ничего, внушающего страх. Собственно говоря, Виту этот человек был противен — так смешон был он в своей широкополой шляпе со страусиными перьями, которую, похоже, даже не сумел как следует надеть.

— Сюда, говорят тебе! — грубо прикрикнул герцог, снова указывая на место перед собой.

Все существо Вита взбунтовалось. Он остался стоять на почтительном расстоянии от герцога, как его учил отец, да ведь, в конце концов, никто на свете, кроме отца и учителя, не имеет права на него кричать. Папенька всегда говорил ему: «Ты сын свободного горожанина, помни об этом. А если тебе скажут что другое, не верь».

— Я стою достаточно близко для того, чтобы вы слышали меня, а я вас, — ответил он.

Герцог вытаращил глаза и огляделся вокруг, как бы спрашивая стоящих рядом, возможно ли, чтобы кто-нибудь вот эдак воспротивился его приказу. Затем замахнулся своей тростью, чтобы тут же наказать Вита за дерзость. Но, странное дело, сегодня Вит ощущал в себе небывалую отвагу и уверенность! Ведь он всегда был скорее робким, чем смелым, скорее забитым, чем воинственным. Теперь же, когда герцогская трость засвистела над его головой, он не отскочил и не пригнулся. «Она скорее переломится, чем попадет в меня», — подумалось ему.

И в ту же минуту трость, которая вот-вот должна была обрушиться ему на голову, хрустнула и разлетелась надвое; один из обломков остался в руке у герцога, а второй перелетел через головы его телохранителей.

Все кругом зашумели, как будто неожиданно налетевший ветер зашелестел кронами деревьев или колосящимися в поле хлебами. Герцог непонимающе посмотрел на обломок трости в своей руке, потом злобно отшвырнул его. Тут из толпы поваров выбежал тот, кого только что допрашивали, и занес было ногу, чтобы коленом подпихнуть Вита к герцогу. Но, забыв о том, что в потасовке подвернул себе обе лодыжки, тут же свалился, так и не успев осуществить свой замысел. Боже правый, мальчик, похоже, неприкосновенен! Солдаты кругом загудели, горя желанием наброситься на него и не откладывая исправить ошибку повара. Однако герцог остановил их:

— Не троньте его. Сначала следует его допросить. Ну-ка, мальчик, — начал он, вновь становясь вельможей, которому низко кланяются и перед которым трепещут, вельможей в шляпе со страусиными перьями и гофрированной манишкой, — почему ты шлялся по лагерю и безобразничал?

— Я вовсе не безобразничал, — справедливо возмутился Вит. — Я шел к замку, а ваши повара начали бросать в меня и мою собаку головешки и горящие поленья. Я не виноват, что эти растяпы попадали не в меня, а друг в дружку или в котлы с похлебкой.

Со всех сторон послышался ропот, но герцог одним взглядом прервал его.

— А что тебе понадобилось в замке? — продолжал допрос герцог.

— Я шел к вам, — признался Вит.

— Ко мне, ишь ты! — Герцог посмотрел с насмешкой. — Чему же я обязан такой честью?

Вит нахмурился. Он здесь не за тем, чтобы служить посмешищем, пусть даже для господина в шляпе со страусиным пером. Эта шляпа раздражала мальчика, он и сам не знал почему.

— Хотел спросить, что вы собираетесь делать с моим отцом, которого ваши рейтары арестовали и посадили в тюрьму.

— С твоим отцом? — переспросил герцог, вопрошающе озираясь вокруг.

Его солдаты схватили и бросили в тюрьму уже немало народа. Как тут узнать, о ком речь?

— Кто твой отец и в чем он провинился?

Тут из рядов телохранителей выступил пан Збынек из Борека, тот самый молодой корнет, который возглавлял вчерашний отряд, арестовавший мастера Войтеха. Он сказал:

— Это, ваше высочество, сын того шапочника с Короткой улицы, который вчера пытался поднять бунт.

Чело знатного вельможи тотчас помрачнело, к тому же шляпа мешала ему пригладить волосы, поэтому он дернул себя за бороду, торчавшую посередине подбородка и делившую его на две половинки.

— Так, значит, мятежник! — вскричал герцог, и лицо его покраснело. — Повесим мы твоего папочку, мальчик, вот что мы с ним сделаем. И очень высоко повесим, чтобы всему городу было видно.

Вопреки ожиданиям, это заявление не испугало мальчика. Наоборот, в нем вспыхнула ярость и жажда бунта.

— Не посмеете! — крикнул он. — Вы не имеете права, и сенат никогда не осудит отца. Он ни в чем не виноват, он защищал свое имущество, которое у него хотели отнять. Мы граждане свободного города, и никто не имеет права нас судить, кроме нас самих.

Казалось, вельможный пан сейчас лопнет — так побагровело и налилось кровью его лицо.

— Схватить этого недоноска, — закричал он, — и бросить к отцу! Повесим их вместе!

Все вокруг засуетились, готовые броситься выполнять приказ. Но Вит поднял руку в обтрепанном рукаве и воскликнул:

— Стойте! Погодите. Я должен еще кое-что сказать вашему надсмотрщику.

Как ни странно, солдаты остановились, но создалось впечатление, что произошло это помимо их воли, они держались, словно ступни их приклеились к земле, и они хотели бы освободиться, да никак не могли. Вит продолжал:

— Не вам устанавливать законы в этом городе, господин герцог ниоткуда, милостивый государь родом из Тачки на Собачьем Хвосте, не вашего ума это дело, даже если вы напялите еще две шляпы с перьями. Вы в этой шляпе как дымоход с аистиным гнездом, да только трубе она больше подойдет, чем вам.

Только Вит это вымолвил, шляпа взмыла с герцогской головы и начала набирать высоту. Герцог потянулся за ней, да не тут-то было. Хотя ветра не было, а шляпа, смотрите-ка, улетала все выше, медленно и величаво, словно дирижабль, в те времена еще не существовавший; она устремилась к крыше дворца и опустилась на самую высокую трубу. Все стоявшие на площади следили за ее полетом, открыв рот и забыв про Вита.