Непростые времена настали - Джо Аберкромби

Сифкиссу не нравился звук того кашля. Скорее всего, он утащит ее отсюда в стоки через день-другой, но, эй, это ведь для него означало еще немного денег за труп. Большинство не любит таскать трупы, но Сифкисса это нисколько не волновало. Дождик никому выгоды не намоет, как всегда говорила Старая Зелень. Она была там, в самом конце, сидела, сгорбившись за старым столом с одной лампой. Ее длинные седые волосы были засаленными и лоснились, она прижимала язык к пустым деснам, наблюдая, как заходит Сифкисс. С ней был какой-то толково выглядящий парень, в жилете, модно расшитом серебряными листьями, и Сифкисс вальяжно вошел, в надежде произвести впечатление.

— Принес? — спросила Старая Зелень.

— Конечно, — сказал Сифкисс, качнул головой, задел за низкую балку шляпой и чертыхнулся, напяливая ее обратно. Он кисло бросил сверток на стол.

— Теперь свали, — отрезала Старая Зелень.

Сифкисс выглядел угрюмо, словно собирался что-то ответить. Он начинал слишком много о себе воображать, и Зелени пришлось показать ему шишковатую ладонь, прежде чем он слинял.

— Ну вот, как я и обещала. — Она указала на кожаный сверток в свете лампы на старом столе. Столешница потрескалась и покрылась пятнами, а позолота облезла, но это был неплохая вещь, и она еще немало послужит. Как и сама Старая Зелень, как она про себя думала.

— Невелик багаж для такого переполоха, — сказал Фаллоу, морща нос, и бросил на стол кошелек, в котором так сладко позвякивали монеты. Старая Зелень сцапала его и открыла, чтобы пересчитать.

— Где твоя девчонка, Киам? — спросил Фаллоу. — Где малышка Киам, а?

Плечи Старой Зелени напряглись, но она продолжила считать. Она бы считала и во время шторма на море.

— На работе.

— А когда вернется? Она ничего так. — Фаллоу подошел поближе, его голос стал тише. — Дал бы за нее чертовски неплохую цену.

— Она моя лучшая добытчица! — сказала Зелень. — Есть и другие, которых можешь забрать с моей шеи. Как насчет этого паренька, Сифкисса?

— Чего? Этого, с кислой рожей, который притащил сверток?

— Он неплохо работает. Сильный парень. С хорошей выдержкой. Думаю, он бы неплохо тянул весло на галере. А может даже стал бы бойцом.

Фаллоу фыркнул.

— Этот мелкий говнюк на арене? Не думаю. И полагаю, чтобы тянуть весло, его пришлось бы хорошенько взгреть кнутом.

— И что? У них же есть кнуты?

— Думаю есть. Возьму его, коли так. Его и еще троих. На следующей неделе я еду на рынок в Вестпорт. Подбери кого-нибудь, только не надо этих твоих отбросов.

— У меня нет отбросов, — сказала Старая Зелень.

— У тебя нет никого кроме отбросов, чертова старая мошенница. И что ты скажешь остальным из своего выводка, а? — Фаллоу заговорил нарочито манерно: — Что они стали слугами у знати, что живут с лошадьми на ферме, что их усыновил сам ебаный Имератор Гуркула, или что-то вроде того, а? — Фаллоу хихикнул, и Старой Зелени неожиданно захотелось достать свой нож. Но нынче в ней было больше здравого смысла, и научиться этому было нелегко.

— Что надо, то и скажу, — пробурчала она, все еще пересчитывая монеты. Чертовы пальцы не были и вполовину такими ловкими, как когда-то.

— Валяй, а я вернусь за Киам как-нибудь в другой раз, а? — и Фаллоу подмигнул ей.

— Как хочешь, — сказала Зелень, — как скажешь. — Впрочем, она чертовски пеклась о Киам. Она не могла спасти многих, она была не настолько глупа, чтобы так думать, но может быть она могла спасти одного, и в день смерти сможет сказать, что хотя бы это у нее получилось. Скорее всего, никто этого не услышит, но она будет знать. — Все здесь, сверток твой.

Фаллоу подхватил посылку и вышел из этой ебаной вонючей дыры. Она слишком напоминала ему о тюрьме. Этот запах. И глаза детей, такие большие и влажные. Он был не прочь покупать и продавать детей, но ему не нравилось видеть их глаза. Разве захочет мясник смотреть в глаза овец? Может, мяснику все равно. Может, он привык. Фаллоу было не все равно, вот в чем дело. Слишком добросердечный.

Его охранники слонялись перед дверью, он махнул им, построил и пошел в центре квадрата, который они сформировали.

— Успешно прошло? — спросил Гренти через плечо.

— Неплохо, — проворчал Фаллоу, надеясь таким образом остудить дальнейшее обсуждение. «Тебе нужны друзья или деньги?», — сказал как-то раз Куррикан, и эта фраза засела у Фаллоу в голове.

К сожалению, Гренти ничуть не остыл.

— Пойдем прямо к Куррикану?

— Да, — сказал Фаллоу так коротко, как только мог.

Но Гренти любил потрепать языком. В конце концов, большинство головорезов любят. Наверное, оттого, что большую часть времени ничего не делают.

— А ничего домишко у Куррикана, а? Как называются эти колонны перед входом?

— Пилястры, — проворчал другой головорез.

— Не, не, я знаю, что пилястры. Я имею в виду, как называется этот конкретный стиль архитектуры, с листьями винограда по верху?

— Как вон там?

— Да нет, это просто резьба по камню, а я говорю об общем стиле… стоп!

На миг Фаллоу почувствовал облегчение от заминки. Потом забеспокоился. Впереди в тумане появилась фигура. Чертовски большая фигура. До сего момента попрошайки, пьянчуги и прочий сброд везде убирались с их пути, как почва перед плугом. Этот не двигался. Высокий ублюдок, как самый высокий охранник Фаллоу. В белом плаще и капюшоне. Ну, он уже не был белым. В Сипани ничего не остается белым надолго. Плащ был серым с влажными черными брызгами по кромке.

— Уберите его с дороги, — бросил он.

— Съебись с дороги! — прорычал Гренти.

— Ты Фаллоу? — Человек снял капюшон.

— Это баба, — сказал Гренти. И действительно, хотя у нее ее была мускулистая шея, угловатая челюсть, а ее рыжие волосы были коротко пострижены.

— Я Джавра, — сказала она, поднимая подбородок и улыбаясь. — Львица Хоскоппа.

— Может она психованная, — сказал Гренти.

— Сбежала из дурдома по пути.

— Однажды я сбежала из дурдома, — сказала женщина. У нее был странный акцент, Фаллоу не мог понять откуда. — Ну… это была тюрьма для колдунов. Но некоторые из них спятили. Различие тонкое, конечно — большинство колдунов как минимум эксцентричные. Впрочем, это к делу не относится. У вас есть кое-что, что мне нужно.

— Да ну? — сказал Фаллоу, начиная ухмыляться. Теперь он не так беспокоился. Во-первых, она была женщиной, а во-вторых, она очевидно спятила.

— Не знаю, как вас убедить, потому что не умею сладко говорить. Это моя давняя проблема. Но для всех нас будет лучше, если вы отдадите мне это добровольно.