Тамара Бендавид - Всеволод Крестовский

— Это только в водевилях так бывает! — говорил он с горечью и досадой.

— Ну, да однако что же иначе? — раздраженно возражала ему Ольга. — Раз, что мы уже здесь, сидеть и ждать сложа руки еще глупее!

В эту-то минуту как раз и вошел «нумерной» с докладом.

— Кто такой, говоришь ты? — с неудовольствием обернулся на него Ухов.

— Полицеймейстер здешний… Вашему превосходительству представиться желают, — повторил тот у дверей, понижая голос до какой-то особенной таинственности, проникнутой почтительностью.

— Эх, черт возьми, вот уж некстати! — досадливо проворчал про себя генерал. — Тут едва кусок в рот, а он «представиться»… Скажи, что я извиняюсь… А впрочем, — передумал он вдруг, — постой… Где он?

— Тут-с, в колидоре дожидаются, — еще таинственнее кивнул тот на дверь головой и глазами.

— Хм… в коридоре?.. Нечего делать, проси!

Генерал хотя и был недоволен, что посторонний человек набивается к нему со своим визитом в такую неподходящую минуту, но в то же время, как «отставной», он остался в душе приятно польщен изъявлением такой «аттенции» к своей превосходительной особе, тем более, что отставные на этот счет у нас далеко не избалованы. Это даже предрасположило его в пользу «почтительного» полицеймейстера, да и кроме того, генерал сообразил, что авось-либо он может быть в чем-нибудь полезен «по делу».

В комнату вошел представительный и несколько дородный мужчина — что называется в провинции, «бэль-ом», — лет сорока «с хвостиком». Это был высокого роста курчавый брюнет, с высокоподстриженным, воловьим, красным затылком, и тщательно расчесанными, надушенными подусниками, которые вполне можно было назвать роскошными. Полицейский мундир его, с гражданскими жгутами вместо погон, был украшен несколькими орденами и, в том числе, крестом за покорение Кавказа.

— Позвольте иметь честь представиться вашему превосходительству, — заговорил он несколько катаральным, но приятным баском, щелкнув по-военному шпорами. — Надворный советник Закаталов, местный полицеймейстер… Узнав о прибытии вашего превосходительства, счел долгом…

— Очень приятно, — поднялся навстречу ему генерал, с достоинством протягивая руку, — оччень приятно… Прошу извинить, — застаете нас несколько в неглиже, в такой… обстановке, по-семейному… Прошу садиться.

Полицеймейстер снова прищелкнул шпорами.

— Ваше превосходительство, не узнаете меня? — задал он вдруг вопрос, осклабляясь приятно мистифицирующей улыбкой. — Неужели не узнаете?!. А я так вот сразу узнал вас.

На лице генерала отразилось некоторое замешательство, вместе с вопрошающим недоумением.

— Позвольте… виноват, — пробормотал он, пожимая плечами. — Судя по вашему кавказскому кресту, вероятно, мы с вами когда-нибудь на Кавказе встречались?

— Так точно, ваше превосходительство. Не изволите ли припомнить, когда вы еще командовали 1-м батальоном Шушенского полка, я у вас в батальоне был юнкером. — Закаталов… Под вашим начальством, так сказать, службу свою начал.

Лицо генерала вдруг озарилось радостью, точно бы он сделал необычайную находку.

— Батюшки-светы!.. Дорогой мой!.. Да неужели это вы?!. Вот встреча-то!.. — И он от всей души заключил «бэль-ома» в свои широкие объятия и расцеловался с ним совсем по-родственному, влепив в его здоровенные щеки три звонких поцелуя.

— Старый боевой товарищ!.. Закаталов!.. юнкер Закаталов!.. Как же, как же! — восклицал Ухов, радушно взяв его за руки и как бы дивясь на него ласковыми глазами. — Вот, уж подлинно гора с горой, говорится… Да какой же вы молодец еще!.. Хо-хо!.. Присаживайтесь-ка к нам, без церемоний, — по-нашему, по-кунацки!.. Позвольте вам представить моих.

И генерал познакомил его с дочерью и офицерами.

— Мне как только доставили ваши виды. — объяснял меж тем полицеймейстер, — смотрю, что такое!? — «генерал-лейтенант Орест Аркадьевич Ухов». — Батюшки, думаю себе, да ведь это мой отец-командир!.. Сейчас же разумеется, мундир на плечи и самолично… самолично-с к вашему превосходительству. Какими судьбами, скажите пожалуйста?

— Ну, о судьбах мы потом. А пока — рюмку водки и… чем Бог послал… по-бивачному. Помните, как бывало в Дагестане-то?.. а?..

Завтрак прошел, как и всегда в подобных случаях: отрывочные и смешные воспоминания о том, о сем, о прежней службе и сослуживцах прерывались разными расспросами о самом Закаталове, о его житье-бытье, о городе Кохма-Богословске, а промежутки между такими разговорами восполнялись обычными врсклицаниями, вроде «так-тос!» «так вот как, батюшка!»— восклицаниями, в сущности, бесцельными, но в общем изъявлявшими обоюдное удовольствие и удивление по поводу столь неожиданной и приятной встречи.

После завтрака полицеймейстер стал уже было откланиваться, но генерал удержал его, сказав, что хочет переговорить с ним по одному делу. Остальные, по самому тону этого предупреждения, поняли, что будут, пожалуй, лишними при предстоящем разговоре и потому удалились из комнаты. От старика не ускользнул несколько удивленный, недоумевающий взгляд, мимолетно орошенный Закаталовым на фигуру Ольги, когда та поднялась со своего места. Он понял причину и значение этого, быть может, нечаянного взгляда, и его невольно передернуло. Затрудняясь первым приступом к такому щекотливому делу, — как и с чего начать, — генерал сам заглянул в коридор — нет ли там кого лишнего — и плотно затворил дверь, А затем, насупясь с серьезным, обдумывающим видом, стал озабоченно и медлительно скручивать себе папиросу. Ему было и неловко, и совестно, и в то же время он чувствовал, что иначе нельзя, что это надо, потому что никто лучше Закаталова не может помочь ему, на первых порах, хотя бы насчет необходимых справок и точных сведений. Надо было превозмочь, переломить самого себя, и — сколь ни трудно — старик решился на это.

— Скажите, пожалуйста, — начал он деловым тоном, — проживает у вас тут некто граф Каржоль де Нотрек, Валентин Николаевич?

Полицеймейстер отвечал утвердительно.

— Вы его знаете сколько-нибудь?

— Как не знать! Очень хорошо знаю. А что?

— Да видите ли… Впрочем, может быть, он вам приятель?

— Приятель, это слишком много сказать, а так, знакомый.

— Как по-вашему, что это за человек?

— По-моему?.. Как вам доложить? — пожал Закаталов плечами, — по-моему, человек легкий и… едва ли обстоятельный.

— Ну-с, а по-моему, просто-таки мерзавец, — резко порешил генерал своим обычным безапелляционным тоном. — Скажите, что он здесь делает? Завод какой-то, слыхал я, открывает?

— Да, анилиновый, на счет купца Гусятникова.

— Хм… А затем?..

— А затем, что ж ему делать? С фабрикантами в мушку играет, жуирует, за барынями ухаживает…

— И только?

Закаталов опять пожал плечами.

— Другого пока ничего не замечено, — сказал он, — по внешности, по крайней мере.

— Хм… Ну, а насчет женитьбы?.. Думает, на ком жениться?

— Насчет женитьбы не слыхал… Впрочем, едва ли думает, — непохоже на то.

Генерал озабоченно потер лоб рукой, как бы облегчая этим внутренние потуги какой-то тяжелой, беспокоящей его мысли. По выражению его лица можно было заметить, что ему очень трудно комбинировать свои дальнейшие вопросы, которых впереди у него еще очень много и которые, тем не менее, далеко не исчерпывают собой главный, заботящий его предмет, а все только бродят вокруг да около, не решаясь, или не зная, как подойти к нему прямо.

— Видите ли, дело вот в чем… Как старый сослуживец, я буду говорить с вами откровенно и, надеюсь, вы мне поможете? — сказал он, наконец, крепко пожав Закаталову руку.

— Готов, ваше превосходительство, — отвечал тот, прищелкнув, с коротким поклоном, шпорами.

Генерал, в явном затруднении, насупясь и нервно поводя скулами, прошелся по комнате.

— Дело очень серьезное, — веско начал он, обдумывая, как бы получше объяснить его и, в то же время путаясь в собственных мыслях, потому что должен был перемогать внутренний конфуз, претящий ему высказать наголо самую суть этого дела.

Полицмейстер, между тем, стоял в полном молчании, изображая всей фигурой своей готовность почтительного внимания, и это молчание смущало старика еще более.

— Н-да-с… очень серьезное… очень серьезное?.. Оно конечно… бывает и хуже, н-но… все же как порядочный человек вы меня поймете, — отрывисто бормотал старик, шагая по комнате и избегая при этом глядеть прямо в глаза собеседнику — Давеча, просматривая наши виды, — продолжал он, круто повернувшись вдруг к Закаталову и чуть не в упор остановясь перед ним, — вы… вы, конечно, заметили, что дочь моя показана девицей?

— Так точно, ваше превосходительство, — с тем же коротким поклоном подтвердил Закаталов.

Н-да… девицей… А между тем, — вы ее видели, в каком она положении.