Викинг - Георгий Гулиа

Чем ярче разгорался огонь над головою в темной вышине – тем сильнее билось сердце. Нет, это не был страх. И ничего плохого не внушал ему этот огонек. Но отчего же в нем непонятная трусость? А если не трусость – то что же? Смотреть на Гудрид долго невозможно: поджилки трясутся. Значит – это трусость. И в то же время приятно. Значит – не трусость, а нечто новое, неведомое доселе.

И глаза у нее странные: такие большие, вроде того лесного родника. Она взглянет – точно стрелу в тебя запустит. Но не смертельную, а иную. А какую – точно не известно. Нету ей имени…

Потом – эта ее походка. Башмаки ее стучат, и каждый стук отзывается в его сердце. Это не стук молотка или камня… Это стук приятный. И что-то угадывается за ее легким одеянием, и даже тяжелым, зимним. А что – тоже не имеет пока названия…

За стенкой слышно, как смеется во сне младшая из сестер. Какие-то птицы затеяли возню неподалеку в рощице. Собака скулит у порога…

Кари встает. Выходит в большую комнату, достает ковшиком холодную воду и жадно пьет. Потом разгребает золу, находит горячие уголья, раздувает огонь. И греется.

У золы хорошо. От нее – тепло. И вместо звездочки на него глядят красные уголья. Они становятся все ярче, и от них – все жарче.

А что делает сейчас скальд Тейт, в этот полуночный час? Тоже не спит? Но ведь он же не любит. Никого на свете. Он любит только свои песни. Ради них он, возможно, и не спит…

XX

Кари снова увидел Гудрид. Тоже совершенно случайно.

Он плыл по фиорду. Вдоль берега. На лодчонке, которую обычно привязывают к большой. Солнце светило сразу с двух сторон: сверху и снизу, со дна фиорда. Погода была теплая, земля до последнего клочка покрылась зеленью – очень зеленой.

И меж кустов мелькнула она. Это было недалеко от ее дома. Гудрид собирала ранние цветы. На голове у нее был венок: желто-белый.

Он бросил весла, лодка скользила бесшумно по гладкой воде небесного цвета. Гудрид взглянула на лодку, улыбнулась. Да, он приметил ее улыбку, хотя улыбка была едва уловимой.

Не надо было даже повышать голос, чтобы слышать друг друга. И он окликнул ее.

Она сделала вид, что очень удивлена.

– Далеко ли собрался, Кари? – спросила она.

Он не понял ее. Наверно, оттого, что обомлел.

. – Ты не слышишь, Кари?

Нет-нет, он все слышал. Он сказал:

– Я плыву туда.. – И указал на нос лодки,

Это ясно и без его жеста: корма же всегда бывает сзади, а плывут по носу.

Гудрид рассмеялась и сказала:

– Наверное, Кари, ты замечтался. Твои мысли где-то далеко.

– Да, – признался он, притормаживая веслом движение лодки.

– О чем же они?

Кари вообще не умел врать. Тем более – сказать неправду милой Гудрид. Он признался, что очень озадачен неким происшествием…

– Каким же, Кари? – Гудрид шагала вдоль берега по движению лодочки.

Кари рассказал – очень коротко – про то, как бились вчера на Форелевом ручье Фроди, Ульв и их братья.

– Кого-то из них наверняка нет в живых, – заключил Кари.

– А что ты там делал?

– Ничего.

– Разве так бывает, чтоб мужчина ничего не делал?

Кари задумался: сказать ли правду? А не сказать – нельзя. Нечестно. Следовало бы вовремя прикусить язык. Но теперь – делать нечего. И тем не менее он твердо решил не выдавать хотя бы Тейта. Кари сказал так:

– Я брел лесом. И вдруг увидел, как на Форелевом ручье бьются люди. Смертным боем.

– Ты попался им на глаза?

– Наверное, нет.

– Это хорошо, Кари. Незачем лезть в чужие дела, особенно когда тебя об этом не просят.

Всего пятнадцать зим этой Гудрид, а говорит, словно зрелая, опытная. Должно быть, повторяет чьи-то чужие, но умные слова.

– Да, Гудрид, незачем лезть в чужие дела. Я же не люблю, когда суют нос в мои.

– Похвально, Кари. Тебе двадцать? Или больше?

– Двадцать.

– Да? – недоверчиво произнесла Гудрид: Кари выглядит старше.

– Твоя мать знает это не хуже моей, – сказал Кари. – Ведь мы с вами живем рядышком.

Гудрид ничего не сказала, нагнулась, сорвала цветок и присоединила его к своему букету,

Речь его иссякла. Что бы еще сказать? Попросить, чтобы она никому ни слова про битву на переправе?..

– Гудрид, сделай одолжение…

Она остановилась, весело посмотрела на него, и душа у Кари ушла в пятки.

– Говори, Кари.

– Я тебе рассказал большую тайну. Она не только моя. Но еще одного человека. И этот человек просил никому не говорить о том, что мы видели.

– Даже мне?

– Об этом не было разговору. Просто – никому.

Девушка тряхнула косами – они были толщиной с корабельный канат из пеньки.

– Я ничего не видел, Гудрид, – продолжал Кари. – Так наставил меня тот человек.

– Тейт, что ли?

Право же, колдунья эта Гудрид! Она, кажется, все знает, все понимает… Бессмысленно было скрывать, и он сказал:

– Да, Тейт.

Гудрид отыскала в высокой траве еще несколько цветов.

– Хорошо, Кари. Это не узнает никто, если только мы с тобой одни.

Кари вздрогнул. Как так – одни? Кто же здесь третий?.. Может, за кустами скрывается кто-то?..

– Нет, – сказала Гудрид, – мы одни. Но ведь существуют еще и боги. – И она указала на воду, на деревья, на небо…

У Кари полегчало на сердце.

– Это не в счет, – сказал он. – О́дин знает все и без моего признания.

– Это правда, – сказала Гудрид. – Прощай, Кари, мне надо домой.

Он приналег на весла.

XXI

Кари обогнул острый мысок, поросший высоким кустарником.

Он думал о Гудрид. Она казалась ему разумной не по летам. И она, конечно, умнее его. Но ходила ли она на лосося? Ловила ли она треску? Сносило ее волной в разверстую морскую пучину? Мерзла она часами под ужасающим северным ветром? Ей приходилось делить один отсыревший и просоленный волной хлеб на десятерых рыбаков? Нет, не приходилось…

А он? Он может сказать: да, я знал эти беды. Я знал еще и другие. Вместе с отцом тянул соху, когда ее лемех застревал в камнях… И все-таки Гудрид кажется опытнее в житейских делах. Может, всего этого попросту набралась она у длинного очага?

Была в ней и еще одна неразгаданная тайна. Самая главная… Отчего именно о ней думалось так много? Ведь были и другие соседские девушки. Нет, именно Гудрид втемяшилась в голову. Только она! Чем же это объяснить?

Верно, глаза у нее не такие, как у других. Большие, красивые, как у оленихи. И шагает она не так, как все, на высоких деревянных башмаках: ее талия делается особенно гибкой, кажется, что она идет по узкому бревну, переброшенному через лесной ручей. И шея у нее особенная, такая белая, высокая, тонкая… Словом, она очень-очень отличается от своих сестер и подруг. Но сказать определенно, чем именно и что в ней необыкновенного, Кари не мог. А если бы смог, может быть, тогда меньше думал бы о ней…

А голос ее? Такой низкий, чуть с хрипотцой, словно немного простуженный. Ведь голос этот просто сводит с ума. Он слышится по ночам, когда тихо вокруг, и когда очень шумно – тоже слышится. Нет преграды для этого голоса!

И вот тут Кари замечает большую лодку, которая отчалила от крутого берега. Она шла прямо на него. Ему пришлось резко остановить свою лодчонку. И он очутился у правого борта новой, хорошо просмоленной лодки.

Кари узнал братьев Фроди. И еще какие-то молодые люди сидели в ней.

– Эй, Кари! – крикнул ему самый младший из братьев по прозвищу Медвежонок. – Что-то долго ты любезничал с этой Гудрид!

– Я? – невпопад спросил Кари, точно приходя в себя после сна.

На лодке дружно загоготали.

– Слушай, – продолжал Медвежонок, – как полагаешь, ты лишь один на этом свете?

Пара сильных рук прижала борт лодочки Кари к борту большой лодки. Этому Медвежонку шла семнадцатая зима. Был он задирист, как все братья Фроди. Лицо у него было довольно грубое, выдававшее его внутренний склад, его разбойничий нрав. Был он коренаст, невысок ростом и широк в плечах, прочно сбит. Поэтому и прилипло к нему прозвище Медвежонок.

– Послушай, Кари, ты ведь знаешь меня не одну зиму. И братьев моих знаешь.

Кари вдруг взорвало, и он крикнул:

– Знаю! Что же с того?!

Медвежонок удивился. Удивившись, посмотрел на своих в лодке, те тоже удивились.

– Мы не глухие, – сказал Медвежонок.

– Знаю! – снова во весь голос прокричал Кари.

– Что это с тобою? – Медвежонок удивился еще больше.

– Ничего! – еще громче закричал Кари. Это был крик человека, которого вывели из себя.

Медвежонок раздумывал, в каком духе продолжать ему этот разговор с Кари, который, как видно, желал немедленной ссоры.

– Послушай, Кари, я хотел сказать, что уж слишком долго ты любезничал с Гудрид. Может, ты хочешь ответить мне что-нибудь, вместо того чтобы орать на всю округу?

Кари уткнулся взглядом в воду и молчал.

– Я хочу сказать, Кари, что на берегах этого фиорда есть еще мужчины, которым нравится Гудрид.

– Кто они?

– Я, например… Или Фроди… Или Эгиль…