Летучая мышь - Дерек Картун

Комната оказалась проходной. Бледнолицый постучал в следующую дверь и, услышав ответное "entrez!" — "войдите", отворил её, пропустил меня, а сам остался за дверью. Наконец-то я избавился от мерзкого юнца — хоть это приятно. Альбер Шаван сидел за хлипким столиком — две пластиковые тумбочки и поверх них черный плексиглас. А сам он оказался гигантом — одновременно лысеет и седеет, крупное лицо будто побито временем и носит следы продолжительного и сильного пьянства. Маленькие глазки пристально смотрят из-под тяжелых век. Руки огромные и, похоже, умелые. Сигарета свисает из левого угла рта, дым от неё застит ему глаза, а он и внимания не обращает. Подметив где-то в складках его выразительного рта ироническую усмешку, я вдруг успокоился. Да Бог с ними, с этими подозрительными провожатыми, с Мирандой и со всеми "сексуальными диковинками" — не так уж они страшны. Рукопожатие Шавана оказалось твердым и дружеским. Я опустился на стул и закурил.

— Должен перед вами извиниться, господин Пэнмур, — начал Шаван, Молодые люди, которые вас сюда доставили, — они несимпатичны, я знаю. Это просто маленькое предупреждение.

— Они меня и пальцем не тронули, — сказал я.

— Но могли бы, если им приказать. По правде сказать, они ребята злобные и опасные. Но в моем бизнесе и таким место находится. Они ещё молоды…

Может, ему и правда неудобно за таких подручных — трудно понять.

Не спрашивая моего согласия, Шаван плеснул мне в рюмку коньяку из бутылки, стоявшей на столе. Арманьяк.

— Слышали, что случилось с Арамом?

— Слышал.

— Я был у него сегодня в два, ушел около трех. Говорили о вас.

— Он произвел на меня большое впечатление, — заметил я.

— Он был человек замечательный. Не будь он армянином, наверняка занял бы пост заместителя начальника контрразведки — никак не меньше. Работалось с ним приятно…

Он вздохнул, помолчал, потом продолжил:

— Арам рассказал, зачем вы приехали в Париж. Вы, конечно, сами понимаете: как только начнете действовать, сразу вызовете огонь на себя. Перекрестный огонь. А я, хоть и не учился военному делу, знаю: это неблагоразумно. Ни один нормальный человек так не поступает.

— Я не совсем нормален. У меня задание, я его собираюсь выполнить что же тут нормального?

Шаван позволил себе улыбнуться, но тут же посуровел. Из-за двери донесся женский визг, потом сердитый мужской голос, и все стихло: скандал подавлен в зародыше.

— Официально я ни с кем сотрудничать не собираюсь, — сказал я, — Вас это, конечно, не удивит, но ситуация складывается щекотливая. Наши люди не хотят ссориться с ДСТ, однако считают необходимым получить достоверные ответы на кое-какие вопросы. Я могу рассчитывать на сотрудничество только таких людей, которые пойдут мне навстречу вопреки желанию ДСТ. Вы — один из них, не так ли?

— Сделаю все, что смогу, — отозвался Шаван, — но ведь я не слишком хорошо знал Маршана, тем более его прошлое. Вам придется поточнее объяснить мне, что именно вы хотите узнать, и тогда я, если сам не смогу ответить, постараюсь свести вас с теми, кто знает.

— У меня возникли кое-какие предположения, — сказал я, — Первое Маршан был чьим-то агентом. Второе — завербовать его могли в любое время, начиная с войны. И третье — французские службы безопасности, в том числе контрразведка, об этом ни сном, ни духом. Допустим, в его досье, хранящимся в штаб-квартире ДСТ, не содержится ничего подозрительного. Однако если прочесть материалы не как таковые, а вкупе с тем, что мы сейчас знаем о Маршане, картина может показаться другой. Я хочу сказать, что это досье могло бы подсказать, с чего начинать поиск…

— Весьма разумный подход, — одобрительно произнес Шаван.

— Мне не терпится взглянуть на это досье…

Шаван поскреб в затылке и сказал задумчиво:

— Если кто и мог бы помочь — это Альфред Баум.

— Так и Артунян считал.

— Попробую вас и ним связать. Хотя мое личное мнение — все это пустая трата времени, — он откинулся на стуле и уставился на меня сквозь сизый дым. — Ваши люди полагают, будто Маршана шантажировали или, может, требовали от него какую-то информацию, а у него нервы не выдержали. Будто он предавал свою страну, потому что в прошлом его было нечто постыдное и кто-то об этом знал. Вполне возможно. Но что из этого следует? Думаете, французская служба безопасности вам спасибо скажет, если вы сейчас обнаружите то, что она сама должна была обнаружить лет двадцать назад? Вам что, медаль дадут за разоблачение шпиона в кабинете министров — да ещё перед самыми выборами? Не забудьте ещё тех, кто манипулировал Маршаном, если они, конечно, существуют. Вряд ли они пожмут плечами и скажут: ну и черт с ним, с этим Маршаном, умер — и ладно. Скорее испугаются, что разоблачение одного агента поведет к раскрытию других — вполне живых и вполне полезных. Друг дорогой, да кто же вам позволит ворошить это осиное гнездо, сами подумайте!

Он снова наклонился вперед, бесшумно и мягко опустил здоровенный кулак на хрупкую поверхность стола. — Никто не позволит!

— А Марк Сегюр из газеты "Либерасьон", похоже, знал секрет Маршана…

— Он давным-давно умер, ваш Сегюр! С чего вы взяли, будто он что-то знал?

Я рассказал ему о том, что прочитал в архивах "Юманите" и "Монда" и поинтересовался, можно ли отыскать вдову Сегюра.

— Подумаю, — пообещал Шаван.

— Прежде чем продолжить нашу беседу, — сказал я, — мне бы хотелось понять, что делает такой человек, как вы, в этой грязной дыре в окружении сомнительных личностей. Хочу знать, с кем, собственно, имею дело.

Альбер Шаван выплюнул окурок, зажег об него новую сигарету и поместил на прежнее место. Потянулся за бутылкой "арманьяка", и мне подумалось, что сейчас он запустит ею в мою голову. Но он просто налил нам обоим по рюмке и уселся прочнее на стуле.

— Вопрос естественный, — заговорил он, — А ответ несложен. Я родом с Корсики. Корсиканцы, когда приезжают во Францию, выбирают одну из двух дорог: в преступный мир или в полицию. Трое моих братьев тоже эмигрировали. Двое служат в полиции в Тулоне, а третий здесь, в Париже, занимается Бог весть чем. В войну я участвовал в Сопротивлении. Когда немцев прогнали и наша контрразведка из Лондона перебралась обратно в Париж, ей понадобились парни вроде меня, я и поступил на службу. Хотя мог бы заняться рэкетом. Прослужил шесть лет, поддерживал через брата связь с парижским так называемым "дном". И видел, как братец мой с приятелями попивают шампанское, когда мне и на простое вино не хватает. И отпуск проводят в Шамони — на самом модном курорте, а мы с женой и детишками путешествуем на старой машине, ночуем в кемпингах. И я решил все переиграть. Решение принимал трезво, как и подобает семейному человеку. Все сделал законно. Пошел к шефу, сказал, что ухожу. В последний день угостил своих сотрудников, выпили на славу. Ребята скинулись и подарили мне часы. До сих пор ходят отлично. — Он помолчал, отпил коньяку. — Ну, а теперь денег мне хватает, и на приданое дочкам есть. Живем в хорошем районе — Отей, знаете? Купили симпатичный летний домик в Иере. Дела идут неплохо. Это вот заведение, и ещё одно, в этом роде: девочки, игра… Ну и всякое такое, он неопределенно помахал рукой, — С прежними друзьями поддерживаю контакты — оказываю им иногда кое-какие услуги. Своего рода страховка.

Я, видно, не сумел скрыть своих чувств, потому что он добавил:

— Ничего тут нет странного, месье Пэнмур. Я же корсиканец. Мы люди без предрассудков и отлично знаем, что не бывает полиции без преступников, а преступников без полиции. Им друг без друга не жить. А разделительный рубеж тонок — ой как тонок!

— В полиции у вас друзья есть? В префектуре, к примеру…

— Такой бизнес, как мой, без друзей в полиции не пойдет, сами знаете…

— Устройте, чтобы за мной больше не следили, — попросил я, — А то черт знает сколько времени уходит на стряхивание "хвостов".

— Если префектура слежку установила, то нет проблем, — сказал Шаван, Только это может быть и кто другой. ДСТ, например. Приходите завтра вечером к одиннадцати, я наведу справки. Постараюсь сделать все, что смогу. А дальше действуйте на свой страх и риск.

Когда я уходил, то сквозь дым разглядел на сцене Миранду. На ней была только прозрачная юбочка из дешевых черных кружев, и она пританцовывала под вялую версию песенки "Adios, Muchachos", барабанщик в углу кое-как отбивал ритм. Но публику этот доморощенный танец мало интересовал: она глаз не сводила с колец, продетых сквозь нежные соски танцовщицы, завсегдатаи заведения внимательно наблюдали, как дергаются соски, когда Миранда встряхивает руками, золотые цепочки соединяли эти кольца с браслетами.

Были и недовольные. Проходя мимо одного из столиков, я поймал фразу, произнесенную толстяком в отлично сшитом костюме:

— Evidemment — очевидно, чтобы посмотреть настоящий садомазохизм, надо ехать в Гамбург. На Рипербан девушки и не на таких местах кольца носят.