Неукротимый - Белль Аврора

В голосе Никки слышится веселье, когда она отвечает:

— Бинго-бонго, детка. Не в бровь, а в глаз. Ты отлично умеешь читать между строк! — в ее голосе слышится неприкрытое восхищение.

Я закашлялась сквозь смех:

— Никки, ты знаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Ежедневно выслушиваю тонны лжи! Эти детки... они хитрые, как черти. Они знают, что ты хочешь от них услышать и прилагают все усилия, чтобы направить мое охренительное чутье собаки-ищейки на ложный след. Еще и так, чтобы они могли избежать контроля и принудительной учебы в школе и смогли просто продолжить праздно шататься по улицам. Поверь, я бы очень хотела, чтобы мне не нужно было уметь читать между строк.

Но у меня нет другого выбора.

Скрип корзины для белья, подсказал мне, что Никки встала.

— Я знаю, крошка. У тебя это отлично выходит. И эти дети сейчас может быть даже и не подозревают, но им крупно повезло, что у них есть ты. И я горжусь тобой.

Мое сердце переполняется от нахлынувших чувств, и я улыбаюсь. Я просто обожаю эту девчонку.

— Ну все, давай, шевели своей задницей, а то в гостиной наш собственный беспризорник ждет, чтобы о нем позаботились.

Она оставляет меня в покое, чтобы я могла спокойно прополоскать волосы. Мои мысли плавно возвращаются к событиям прошлой ночи. Прежде, чем допустить это, я начинаю петь, чтобы отвлечь себя. Ну, и чтобы мои друзья не догадались, что я чувствую себя подавленной.

В паршивом настроении, я чувствую себя настоящей дешевкой за два доллара, и меня все еще потряхивает от нападения прошлой ночью.

Мое уникальное исполнение «Ginuwine’s Pony» как раз годится для подобного момента. Когда я говорю: «уникальное», имею в виду, что не могу не фальшивить, даже если бы от этого зависела вся моя жизнь. Но мне нравится петь. Так что к черту все, что не делает нас счастливыми. Я собираюсь усердно петь мою фальшивую песенку.

Надеваю халат и заворачиваю волосы в полотенце-тюрбан, пересекаю коридор и захожу в гостиную-кухню. Нахожу там Дэйва, который развалился на диване и уставился в пустоту, в то время, как Никки ведет с ним беседу из кухни, не получая в ответ ни слова. Он не брился, по крайней мере, дня два, глаза красные и воспаленные – доказательство того, как сильно на него повлиял разрыв. Он делает большой глоток игристого вина из бокала, что держит в своей руке.

Бедный малыш.

Не говоря ни слова, я подхожу к нему, беру вино из его руки, ставлю его на кофейный столик и залезаю к нему колени. Сидя таким образом, я обнимаю его, и притягиваю его голову в изгиб моей шеи.

Никто не понимает Дэйва так, как я. Я знаю это потому, что он сам сказал мне об этом. Я также знала это потому, что он всегда мне все рассказывал. Он делился со мной вещами, о которых никто не знал. Я его «жилетка», в которую он может поплакаться. А он мой психотерапевт.

У нас странные, но полностью взаимовыгодные отношения.

Я люблю его, как брата. Я хотела бы, чтобы он был моим братом. Таким, какого мне дал Бог, и которого я оставила в своей прошлой жизни. Он был хорошим братом. Таким братом, которым сестра могла бы гордиться.

Помнится, будучи ребенком, я всегда была для него на первом месте. Он всегда отдавал мне большую половину поделенной пополам шоколадки. Он никогда не позволял кому-либо дразнить меня. Он рассказывал мне самые хорошие и самые страшные истории. Он всегда находил для меня время. И я скучаю по нему.

Я знаю, Дэйв нуждается в заботе. Он нуждается в заботе так же, как и я. Мы были очень привязаны друг к другу. Но мы бы никогда и никому не признались в этом. Наша твёрдая скорлупа защищала наш нежный внутренний мир.

Дэйв всхлипывает. Я чувствую влагу на своей шее. Я позволяю ему молча излить свою печаль. Через несколько минут, когда слезы прекратились, я шепчу ему на ухо:

— Хочешь какао а-ля Лекси?

Дэйв кивает мне в шею. Я чувствую его улыбку на своей ключице и тоже расплываюсь в улыбке. Он расстроен, но не сломлен. Мы приведем его в норму.

Какао а-ля Лекси — это необычный способ приготовления какао с добавлением крепких напитков. Это мой фирменный напиток. И я знаю, что Дэйв его просто обожает.

Много шоколада. Много корицы. Много алкоголя.

Встаю, иду к Никки на кухню и вытаскиваю кастрюлю, чтобы нагреть молоко. Пищит кухонный таймер и она, улыбаясь, открывает дверцу духовки. В нос ударяет сильный запах. Поворачиваясь к ней, я удивленно открываю рот и затем шепчу с выпученными глазами:

— Пирожные с двойным шоколадом и арахисовым маслом?

Смеясь через нос, она помещает поднос с шоколадными пирожными на кухонную стойку и ехидно говорит:

— Ну, да! Думаю, обстоятельства обязывают, не так ли?

Давайте кое-что проясним.

В истории человечества нет такого события, которое не отмечалось бы пирожными с двойным шоколадом и арахисовым маслом. Крещение, бар-мицва, свадьба, похороны, Рамадан, приход четырех всадников апокалипсиса, встречи анонимных алкоголиков, воскрешение Иисуса, саммит большой восьмерки, семейные посиделки... эти пирожные, брауни, будут уместны для любого из вышеперечисленных событий. И на мне лежит ответственность придумывать различные поводы для встреч, чтобы наслаждаться этим божественным лакомством, так как Никки — крепкий орешек. Настоящая подлая стерва, я имею в виду! Она может быть очень отзывчивой, но только не тогда, когда дело касается пирожных с двойным шоколадом и арахисовым маслом.

Она не делает эти брауни без особого повода.

Наблюдая за тем, как я смотрю на ее пирожные — словно лиса на цыпленка, в безопасности его курятника, она прокашливается. Когда я поднимаю на нее взгляд, она жестом показывает на кастрюлю в моей руке.

Точно! Какао а-ля Лекси! Сейчас сделаю.

Может быть, сегодня вечером мне не будет так уж паршиво, как я предполагала. Так я думала, пока Никки не хмурит свои брови и не подходит ко мне, пристально глядя на мое лицо. Нежно дотронувшись до моей щеки, а потом до моей губы, она тихо произносит:

— Детка?

Чёрт, дерьмо, проклятье!

Моё лицо вспыхивает, и она отступает, всматриваясь в него. Повернув голову, чтобы проверить, чем занят Дэйв, она тянет меня в угол кухни и шепчет:

— Рассказывай.

Так начинается Праздник Перешептываний 2014.

— Ничего не случилось. Клянусь. Не раздувай из мухи слона. Я не хочу, чтобы Дэйв переживал.

— Если хочешь, чтобы я заткнулась, — гневно шепчет она, — то советую тебе рассказать мне, что произошло. Тогда я постараюсь угомониться, и таким образом, мне не придется пугать нашего милого-но-грустного Дэвида.

— Шшшш! Он услышит тебя! — хлопнув ее по плечу, шепчу я.

Не обращая внимания на мое представление, она продолжает пристально смотреть на меня, постукивая ногой. И я уступаю:

— Ладно, только пообещай, что не будешь беситься.

Но как только я это говорю, она, конечно же, выходит из себя. Вытаращив глаза, она отступает назад и громким шепотом говорит:

— Кто это сделал с тобой? Это Джордж? Это Джордж, не так ли? Я говорила тебе, что не хочу, чтобы ты жила рядом с этим неуравновешенным чуваком.

Джордж — мой биполярный сосед, который никогда бы не тронул меня. Парень от меня без ума! Будучи социальным работником, при нашей первой с ним беседе, я распознала эту его особенность практически моментально. Я уверена, что он не привык к тому вниманию, что я ему оказала.

И даже обняла его.

Я рассказала Джорджу, что я работаю с большим количеством людей, которые страдают от психических заболеваний, и что если он почувствует надвигающийся приступ паники, то я смогу помочь ему с ним справиться. Все, что ему понадобится для этого сделать, это просто позвонить мне. Что он и делал. И я всегда приходила на его зов, чтобы помочь ему, успокоить его словами и облегчить то сложное состояние, в котором он находился. Он никогда, я повторяю — никогда не был агрессивен по отношению ко мне. Так что Ники меня немного разозлила своими словами.

—Ты не права, Никки! — я сердито смотрю на нее. — И несправедлива, крошка.

— В чем не права? — раздраженно спрашивает она.

— В своих поверхностных суждениях, — окинув ее взглядом, заявляю я.

Ее брови ползут вверх, и она шепчет:

— Ни хрена себе! Значит, я поверхностная? — отступая от меня на шаг, она хмурит брови. Я, безусловно, задела ее, и теперь чувствую себя настоящим куском дерьма.

— Крошка, я объясню все позже, обещаю. Но сейчас я сделаю какао, а ты разложишь пирожные, и мы вернемся к Дэйву, чтобы придумать способ, как помирить их с Филом.

Указывая на свое лицо, я говорю ей:

— Это... сейчас не так уж важно.

Она пристально вглядывается в мое лицо, и я добавляю:

— Разве я так уж паршиво выгляжу?

— Ну, нет. — угрюмо отвечает она, закатив глаза.

— Вот именно, Никки, — кивая, соглашаюсь я. — Всему свое время.

Она кратко кивает мне. Я следую какому-то внутреннему импульсу и тихо добавляю:

— Поскольку то, что я собираюсь рассказать тебе... это далеко не приятный рассказ.