Пропавшая без вести. Призраки маленького городка - Наталья Юрьевна Ананьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, марсианка, — кто-то из стоящей компании на углу школы окрикнул Маргариту.
— Ты по-русски не очень, да? Я говорю, иди сюда.
Маргарита не поддалась на откровенную провокацию, поправила впившиеся лямки тяжелого рюкзака и направилась к входу.
— Это глухая марсианка. У нее уши в одном месте.
— Ха-ха.
— Там, где у тебя постоянно штаны рвутся.
— Эй, алло! Ты смотри не сядь нигде на уроке, а то учительница по рисованию сегодня новую тему дает. Не услышишь. — Хохот.
Раскатистый залп одноклассников схлопнулся за спиной вместе с тяжелой входной школьной дверью, испортив день с самого утра.
Скрип окаянного старого деревянного пола под ногами Матвея Петровича разрезал упорядоченный ход мыслей доктора Покровского, погрузившегося целиком своим сознанием в свое чтение.
— Изучаете?
— Да, — ответил док, сняв очки и сжимая пальцами уставшую от них переносицу.
— Не хотите отвлечься?
— Отличная идея!
Легкое потрескивание просохшей березки в камине согревало своим теплом всегда озябшее в это холодное и мокрое время года тело и завораживало своим светопреставлением взор. Такое, казалось бы, простое и существующее еще со времен динозавров, уютное изобилие становилось особенно ценно, когда за окном то и дело слышалось завывание осеннего ветра, перекатывающегося от одного окна к другому.
Кружка горячего чая была как никогда кстати, и док пошел на кухню ставить чайник.
Усевшись поудобнее напротив греющего ноги камина, не хотелось говорить о делах и работе.
— Расскажите, Матвей Петрович, как вы познакомились со своей Наденькой? Наверно, еще когда учились в военном училище?
На грубом лице Мапета появилась легкая и едва уловимая взору постороннего улыбка, раскатившаяся своей теплотой по грубому лицу и смягчившая остроту его глаз.
— Наденька — моя вторая жена. Я жил и работал после распределения, и у нас не было долгих ухаживаний и вечеров под луной. Мы с ней, как вы говорите, инкомпатибилс алиенус.
Другое дело Любонька. Это моя первая жена и, как показало время, единственная моя любовь.
Если бы вы видели, какая это была женщина! В ней было, как говорится, все! Карие глаза с таким, знаете, глубоким взглядом. О! — Матвей Петрович выкинул вверх руки. — Моя Любаша была сама грация! Длинные ноги, высокая шея, талия. Я когда ее увидел, то сразу же понял, что буду полным дураком, если упущу ее.
— И что же? — Глаза Мапета внезапно отразили скрытую от всех неописуемую тоску, которую ничем нельзя утолить, напоить и насытить.
— Я был полным дураком.
По его пустому от печали взгляду было бы даже незнакомцу заметно, какую глубокую борозду на его сердце нанесло это событие, произошедшее сильно давно в его жизни. Отчаяние, злость и негодование навсегда отпечатались на его лице и исказили внутренний баланс спокойствия и уравновешенности до неузнаваемости. Такие события всегда наносят необратимое уродство, как смертельная схватка с диким зверем, в которой, вы израненный дерзкими шрамами, проглотивший и переживший чудовищный страх, чудом остались в живых.
— С моей работой семейное положение — это большая редкость. Не знаю, как Надюха моя меня терпит.
Нависшее молчание стало мешаться под ногами, и от него делалось неуютно и не по себе.
— Люба! Люба… Люба? Люба, Люба?! — Одна и та же Люба получалась у него то с удивлением, то с восторгом, то с разочарованием, то с неприязнью в голосе. Столько жило в его сердце разных и непохожих друг на друга Люб, но, бесспорно, родных его сердцу. Находясь в таком положении, доку показалось, что Матвей Петрович потерял счет времени и не отдавал себе отчет в своих поступках. «Вот она — та невесомость», — подумал док. Как будто прочитав его мысли, Мапет встрепенулся, собрался с усилиями и подтянул к себе кружку горячего чая.
— Я был очень хороший и добрый друг, муж, сосед. Я никого не обижал. Наоборот, я всегда берег то, что имел, и ценил это.
— И что, — продолжил док, — вы не пытались ее искать?
Мапет ухмыльнулся.
— Скажите только! Я — и не искать?! Я искал ее днем и ночью, как сумасшедший, выслеживал ее часами, сидел у дома ее родственников, подруг и знакомых. Я обошел всех, кого я знал и кого знали те, кого я знал. Но так и не нашел. Да оно и к лучшему. Это я теперь так думаю. Зачем? И так все ясно. Она бы ко мне не вернулась. Приходя с работы в пустой дом, я мечтал, что я становлюсь все ближе и ближе к ней. Потом мне представлялось, что она совсем где-то близко, вот, буквально здесь, за поворотом.
Мне представлялось, как нашел ее и как она пока меня не замечает. Я мечтал, как провожаю ее взглядом до дома с работы, как утром она просыпается и как я вижу ее распахнутое окно. Я мечтал, как снова подойду к ней и объяснюсь с ней. Как буду просить у нее еще один шанс. Я мечтал все время, и даже ночью.
— Да, вот оно — последствие отличной службы, запечатленной на доске почета. Однако, цена! — помотал укоризненно головой док.
— Вы знаете, мой отец мне всегда говорил, что если ты, сынок, берешься за что-то, то делай это хорошо. Иначе ты просто сам себя компрометируешь. Меня он так воспитывали во всем. Чтобы я со школы двойку принес или еще хуже, чтобы кто-нибудь отцу сказал, что Митя ваш плохой? Упаси Боже! Отец мой таких бы люлей дома отвесил, мало не покажется. Я считаю, что правильно отец меня воспитал. Благодаря ему никто и никогда вам не скажет, что… Матвей Петрович плохой человек.
— Да, это я уже понял, — протянул вдумчиво доктор.
— А что, ваш отец всегда так с вами вел себя строго? Ну, были ли у вас совместные теплые вечера, дела, не знаю, рыбалка что ли?
— Отец? Отец, он… Отец меня любил. Да, любил. — Мапет резко встал со стула и отвернул от дока свое лицо, переводя свой взгляд на окно напротив. — Любил, как мог.
— Скажите, он… бил вас?
— Иногда. Обычно он кричал и выходил из себя. Он был будто в беспамятстве. В эти моменты я не узнавал его: у него были огромные глаза, смотрящие сквозь тебя и ничего не соображающие, слюни скатывались с краев его губ, и он заходился в гневе припадками. Но я его ни в чем не виню.
— Хотите поговорить об этом?
— Я уже все рассказал вам, док. Я считаю, что в
