Феномен зависти. Homo invidens? - Александр Донцов

Грешно ли завидовать? Только ли дьявол ответственен за этот грех? Об этом мы детально поговорим позднее. Пока же констатируем: «наивная» семантика зависти, зафиксированная В.И. Далем в русской разговорной речи XIX в., хорошо согласуется с ее литературно-поэтической интерпретацией в творчестве его современника А.С. Пушкина, а эта интерпретация, в свою очередь, полностью соответствует данной в старославянских и древнерусских рукописях X–XIV вв. Излюбленные поэтами всех времен «стрелы зависти» (как и любви, но, увы, не о ней речь), по-видимому, весьма древнего возраста, но остры поныне. Не знаю, как у вас, читатель, а у меня складывается впечатление, что концепт зависть в русском языке чрезвычайно устойчив и почти не подвержен влиянию времени. Это впечатление я попытался проверить, ознакомившись с семантической окраской зависти в современном живом русском языке. За информацией обратился к Интернету и заглянул в т. н. блоги – популярные сегодня электронные подобия когдатошних интимных дневников, выставляемые ныне на публичное обозрение и обсуждение.

Первое, что обратило внимание, зависть и ее производные (завистник, завидовать и т. п.) – весьма употребимые нашими согражданами слова. Частота их встречаемости вполне сопоставима с таковой у печали, гнева, тоски, ревности, ненависти, но, слава богу, существенно уступает любви и радости, правда, и страху тоже. Просмотрев несколько тысяч из многих миллионов упоминаний зависти, пытался получить ответы на два вопроса: какая она, зависть, и каковы ее последствия? Как бы отвечая на первый, люди чаще всего писали: лютая, злобная, злая, черная, горькая, мерзкая, истязающая, давящая, щемящая, вселенская, огромная, большая, явная, откровенная и рядом – жалкая, обычная, банальная, элементарная, классическая, потаенная, отвратительная, плохая, гнетущая, порочная и т. п. Позитивные оценки тоже встречались, но редко: белая, светлая, добрая, здоровая, конструктивная и даже – двигатель прогресса. Этот условный позитив становится весьма сомнительным, когда знакомишься с эффектами зависти. Она душит, съедает, разрывает, грызет, гложет, мучает, сводит с ума, жжет, губит, изводит, угнетает, скрючивает завистника. От зависти он впадает в депрессию, каменеет, задыхается, давится, пухнет, зеленеет, плачет, рыдает, истекает ядовитой слюной, грызет ногти, кусает локти (окружающих, тапки и пр.), готов умереть, сдохнуть, лопнуть, провалиться, утопиться, удавиться и ворочаться в гробу. Судя по этим прямо-таки кошмарным оценкам, зависть сродни самоубийству, как минимум – самоистязанию. Диво дивное, читатель, почему, испытывая все эти ужасные мучения, люди продолжают завидовать? Возможно, потому, что речь в блогах шла в основном не о своей, а о чужой зависти, но ни одного явного упоминания о произошедшем под ее воздействием приливе ума, энергии, здоровья или обретении богатства и счастья не встретил.

Интернет-портрет зависти подтверждают материалы «Русского ассоциативного словаря», подготовленного Российской академией наук[26]. Авторами словаря в период с 1988 по 1997 г. было опрошено 11 тысяч студентов первых-третьих курсов разнопрофильных вузов всех регионов России. Каждый участник в течение 7-10 минут должен был заполнить анкету, записав против каждого из предложенных слов-стимулов только одну, первую пришедшую на ум ассоциацию-реакцию. Родной язык всех опрошенных – русский. Какие же ассоциации вызвало слово «зависть»? Доминировала черно-белая цветовая гамма: наибольшее количество участников вспомнили черный цвет, в несколько раз меньшее – белый. Кроме того, зависть оказалась земной, дикой, большой, женской, колючей, лютой, мерзкой, плохой, проклятой, скрытой. Завистниками выступили женщины, друзья, другие знакомые, родители, в том числе мама, а также Сальери. Среди тех, кому завидуют, упомянуты только подруги и птицы. Действие зависти обозначено глаголами гложет, дергает, обламывает, съедает. Зависть заставила вспомнить: ненависть, злость, корысть, злобу, подлость, порок, бесов, великий грех, вред, гадость, горе, жестокость, крах, месть, мразь, наглость, неловкость, скупость, стыд. Отчетливо негативная оценка зависти проявилась и в том, в ответ на какие слова она сама послужила реакцией. Это уже встречавшиеся корысть, ненависть, злоба, злость, страдание, порок, мучение, отвращение, а также гложет, заела, лопнуть, жгучая. Но здесь возникли и некоторые новые моменты, характеризующие, по-видимому, обстоятельства, контекст возникновения обсуждаемого чувства. О зависти участников опроса заставили вспомнить такие слова, как лидерство, корона, роскошь, гений, победить, первый, взаимозависимость и даже почему-то веселый. Любопытно, бывает ли какая-нибудь иная реакция на чужое превосходство? Как вы полагаете, читатель, мы обречены испытывать зависть к успехам окружающих? Вот уж кара так кара! Не случайно, наверное, древние греки включали убийство в число допустимых мер избавления от этого мучительного чувства.

К древним грекам, как и к Каину с Авелем, мы обратимся попозже, пока же задумаемся: откуда родом это столь красочно воспринимаемое слово, судя по всему, долгие столетия не оставляющее равнодушными русскоговорящих? Какова этимология слова «зависть», выражаясь по-ученому? Достаточно очевидный и краткий ответ нашел в этимологическом словаре М. Фасмера[27]. Определив зависть как страдание при виде чужого благополучия, автор считает это существительное производным от глагола завидовать, его же, понятно, связывает с видеть, в данном случае – дурным глазом. В том же ключе, но более обстоятельно, зависть трактуется в «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» П.Я. Черныха[28]. Сославшись на «Материалы для словаря древнерусского языка» И.И. Срезневского, автор отмечает, слова «зависть» и «завидовать» появились в русском языке не позднее XI в. – в этом мы уже смогли убедиться, – причем старшее значение завидъти – видеть издали, начать видеть, а с учетом широко распространенного поверья о дурном глазе – засмотреться недоброжелательно, косо или зло. Кстати, глагол «видеть» состоит в кровном родстве с глаголом «ведать» – знать, ощущать, управлять – благодаря общему индо-европейскому корню weid-//wid– знание. Интересный пример взаимопроникновения «видеть» и «ведать» приводит известный французский лингвист Э. Бенвенист в «Vocabulaire des institutions indo-européennes»[29]. Анализируя используемые Гомером устойчивые формулы взывания к богам – «Да ведает, во-первых, Зевс… Земля, Солнце» (Ил., 19, 258), – Бенвенист заключает, что «да ведает» здесь означает «да видит». «Речь идет о приглашении богов в свидетели клятвы; а свидетель с давних пор – свидетель лишь потому, что он «ведает», и прежде всего потому, что «видит»[30]. Правило, сформулированное в древнеиндийском тексте «Satapatha Brahmana», – доверять видевшему больше, чем слышавшему, – реализуется во многих европейских языках. Неопровержимо лишь свидетельство очевидца, поэтому и призывают богов в свидетели, предлагая им увидеть. В латыни аналогичный призыв акцентирует «внимание» и «понимание», хотя не исключает значимость визуальных аргументов. Самое древнее значение латинского слова arbiter – «арбитр» – незримый свидетель, видящий и слышащий происходящее, более позднее – судья, разрешающий спор в силу законной власти.

Издали, негодуя, рассматривать благоденствие соседей казалось мне настолько исконно русским, своим, что поначалу даже слегка возмутился, узнав, что в античные времена «чужие» римляне не чурались того же самого. Латинское invidia – «зависть, ненависть» – произошло от латинского же invidere, означающего фиксировать взгляд на чем-либо, страстно желать чего-то, точнее – зариться на что-либо, смотреть дурным глазом, сглазить. Немного подумав о причинах своего возмущения, вспомнил одну из любимых фраз знакомой старушки: «У каждого свои трудности: у кого-то – жемчуг мелкий, у кого-то – щи пустые». После очередного выслушивания сентенции обычно утешал собеседницу: при всех различиях тех и других объединяет искреннее чувство горя. Впрочем, эта дама не нуждалась в моем утешении, ей было абсолютно безразлично, что я думаю и думаю ли вообще. Возможно, была права: что нового она могла услышать о людях в свои без малого сто лет? Как вы полагаете, читатель, отличается ли зависть древнеримского патриция от зависти современного «рублевского» олигарха? Не знаете? Вот и я не знаю, но подозреваю, разглядеть эти различия удастся лишь в мощный «психоаналитический микроскоп», если они существуют.

Поскольку латинский – да простят меня знатоки и ценители мертвой словесности – достояние лингвоархеологии, предлагаю «зафиксировать взгляд» на французской envie – ныне здравствующей прямой наследнице латинской invidia. Зачем? Сравнив судьбу envie во французском и «зависти» в русском языках, мы сможем хотя бы отчасти удостовериться в напрашивающемся предположении об исключительной устойчивости и универсальности семантики этого слова в различных культурно-языковых пространствах. Начну с того, что в этимологических словарях рождение envie датируется началом XI в., тогда же, напомню, письменно зафиксирована и древнерусская «зависть». Не думаю, что существуют какие-либо содержательные причины подобного совпадения. Во всяком случае мне они не известны. Однако невольно возникает искушение поискать те конкретные исторические события, которые могли стимулировать распространение слова «зависть» в средневековых письменных памятниках каждого из языков. Маловероятно, что бытовая зависть, несомненно, известная писцам, удостаивалась чести быть упомянутой в рукописях, написанных за четыре столетия до изобретения Иоганна Гутенберга.