Осназовец - Владимир Поселягин

— Может, и нет, — сказал сержант, подходя ко мне и профессионально вертя в руках нож. — Ранена она, похоже, очень серьезно, я успел в кабину заглянуть, когда мы ее в первый раз обогнать пытались, вся одежда в крови была, и видны наспех наложенные повязки.

— Позже узнаем. Пошли обратно, делать нам тут больше нечего, — расстроенно махнул я рукой. На ходу я спросил: — Вы чего ко мне подъехали-то?

— Чего?.. А-а-а, так у нас приказ был привезти тебя в наркомат, а тут подъехали, выстрелы и погоня. В общем, сработали на бегущего человека и рванули в погоню. Ладно, хоть разобрались, кто ты.

— Понятно, — снова вздохнул я. — Тяжелый день, похоже, у меня сегодня будет.

— А сейчас что, не тяжелый?

— Да вот это как раз привычно. А вот с начальством общаться не люблю, они так и любят на шею сесть и ножки свесить.

Хохотнув, боец прибавил скорость движения, следуя за мной. Если его начальство ищет меня, следует поторопиться.

— Ты магазин-то верни, у меня не склад, запасов нема, — велел я сержанту.

— Кстати, а откуда у тебя оружие?

— Какое оружие? Нету у меня никакого оружия… Но магазин верни…

Повернув голову, я посмотрел, как военные железнодорожники подгоняют к эшелону второй паровоз — один подобный состав просто не утащит. Из-за легкого устойчивого ветра, дым и пар от котлов обоих паровозов шел как раз вдоль эшелона, отчего железнодорожники и несколько бойцов-часовых, что стояли у своих вагонов, казались выходцами из преисподней: дым то скрывал их, то они вновь появлялись. Даже до нас дымка доходила, хотя мы находились у предпоследнего вагона, теплушки, так сказать.

— Документы в порядке, — кивнул мне начальник эшелона майор Студнев, командир тяжелого гаубичного дивизиона, личный состав и материальная часть которого находились в теплушках и на платформах эшелона. Правда, автотехники, на мой взгляд, там было на удивление мало. — Мне еще два грузовых вагона подсоединили с саперами, с ними поедешь, их вагоны крайние.

— Ясно, — кивнул я, принимая документы и убирая их в нагрудный карман зимней гимнастерки под армейской телогрейкой. Поправив большой и тяжелый баул, который на длинном ремне висел у меня на плече, я быстрым шагом направился к нужному вагону. Последний был закрыт, а вот предпоследний нет, в проеме стоял и курил пожилой красноармеец. Старшинскую пилу я не сразу рассмотрел под воротом его телогрейки.

Проходящий мимо майор сообщил тому, что подсадил меня к ним, тот кивнул и протянул мне руку, помогая попасть в вагон. Положив ему под ноги баул и забросив в вагон Шмеля, я ухватился левой рукой за крепкую рабочую ладонь и одним стремительным движением оказался в вагоне и быстро окинул его взглядом.

В теплушке, как и ожидалось, были сбиты нары, на которых спали два десятка человек. Некоторые были свободны. Повернувшись к старшине, я протянул руку и представился:

— Григорий Якименко, курсант школы снайперов.

— Старшина Гаврилюк, замкомандира саперного взвода. Командир наш в первом вагоне в СВ с другими командирами едет. Сам куда?

— На фронт.

— Ты вроде не похож на взрослого, подросток и есть подросток. Не рано?

— Через год выпуск, а сейчас у нас практика. Через две недели вернусь.

— Не понял, как это так? — удивился старшина. — Курсы же трехмесячные.

— Так это армейские, а я в осназе учусь.

— А-а-а, ну это может быть. Вот там устраивайся, у буржуйки все места заняты, но там зато не дует.

— Не страшно, нормально.

Именно на это я и рассчитывал, не многие были осведомлены о том, как происходит учеба в осназе НКВД, так что им можно вешать любые байки на уши, при подтверждающих документах любой чуши поверят.

Лежа на нарах, я поглаживал Шмеля — тот полулежал рядом, положив морду мне на живот — и размышлял о своей судьбе. Мне не помешало даже то, что состав дернулся и, набирая скорость, от вокзала пошел в сторону фронта, и то, как с лязгом закрыл дверь вагона старшина.

С момента того обстрела меня снайпером прошло шестнадцать дней, и наступило девятое октября. Уже серьезно холодало, с намеком на скорую и суровую зиму.

Сперва я расскажу о последствиях того обстрела и последующей погони. По мне это никак не ударило, парни, что присоединились к преследованию, молодцы, все на себя взяли. В общем, в тот же день я посетил наркомат. Вызвал, как оказалось, меня сам Берия. Он, очень внимательно отслеживая мою мимику, спросил о предыдущем дне, схватке на рынке, потом о том, как меня перехватили у схрона, и мельком упомянул о пожаре в одной сомнительной квартире. Потом уже спрашивал по сегодняшнему дню, об обстреле и о погоне. Про квартиру с уничтоженными бандитами я ничего не сказал, вроде как не знаю, но по-моему, нарком мне не поверил, а вот остальное он слушал очень внимательно, кивая, когда я говорил что-то интересное.

Когда я закончил, он взял со стола одну из папок, довольно тонкую на вид, и, протянув ее мне, сказал:

— Ознакомься, я так понимаю, тебя ведь именно эта информация интересует?

— Д-да, — рассеянно пробормотал я, быстро изу чая папку с личным делом моего отца.

Нарком не ошибся, в папке действительно было все, что мне требовалось. То есть одним этим жестом он приоткрыл тайну и причину такой яростной охоты на меня этой девушки. Все оказалось просто. Она была моей старшей сестрой — по матери, отцы у нас были разные. Если одним словом, то мой погибший в сороковом году отец влюбился в одну дворянку, ладно бы простую, но ведь в графиню, дальнюю родственницу самого императора. Она была вдовая с маленькой дочерью на руках, но с планами побыстрее покинуть ставшую опасной для нее родину. Не успела. Тогда еще краском Иванов, заметив ее в вагоне эшелона, что шел к границе, просто похитил и… изнасиловал. Насилие было продолжительным, он ее не отпускал, а со временем так вообще вынудил выйти замуж за себя. Та была, скажем так, в интересном положении, то есть вынашивала меня. К этому времени Иванов служил в Азии у границы, там же были и его жена и падчерица. Как она там снюхалась с местными агентами белогвардейцев, я не знаю, но мой биологический отец, вернувшись как-то со службы, обнаружил одного сына в люльке и записку от жены. Правда, что было в записке, Роман никому не говорил, а сразу ее сжег. Моя биологическая мать меня не забрала, только дочь, выродка красного ей было не нужно. Это все было в докладной записке старого друга Романа Иванова, что проходил с ним там службу. О том, что отец потом пил несколько месяцев, я читать не стал, мне это было неинтересно, а изучал информацию дальше, там уже работала наша агентурная сеть в Германии. Графиня с помощью белогвардейцев благополучно достигла Германии, где у нее был свой особняк, правда на семь лет позже, чем она рассчитывала, но все же. Ненавистью к красной власти она была просто переполнена, этим же заразила и дочку, все уши ей прожужжав о том, кто такой Роман Иванов и его сын. Ну а та, поступив в немецкую разведку, при возможности решила поквитаться. Самой ей в первый раз это не удалось сделать, пришлось бандитов нанимать. Все вышло не совсем так, как она планировала, но мучителя матери уничтожила. Среди разных сведений я, к своему огромному изумлению, узнал, что и дыркой в плече обзавелся с ее помощью, девушка была снайпером в той группе диверсантов, которая пыталась захватить мост. Я об этом не знал и считал выстрел случайным. А тут такая сногсшибательная информация. А девку звали Ольга. Баронесса Ольга Кирилловна Ольханская, проживала она в Берлине в особняке своей матери. Адрес я запомнил.

Фыркнув, я закончил читать и положил папку перед собой, сказав:

— Когда мы в Берлин войдем, я специально у танкистов тяжелый танк попрошу и этот особняк в щебень превращу, а эту тварь графиню и ее доченьку повешу на флагштоке, пусть бултыхаются и ножкой о ножку постукивают.

Говорил я специально для наркома, понятно, что шла проверка, и нужно было показать, что никаких родственных чувств, которых и на самом деле не было — они мне никто были, у меня нет. Совсем нет. Судя по блеснувшим от удовлетворения глазам Берии, тот мой спич принял положительно, я бы сказал благожелательно.

— Значит, ты не испытываешь никаких чувств к объявившейся родне?

— Вы издеваетесь, что ли?! — возмутился я. — Я их первый выпотрошу, и кто они там, мне плевать. Начали на меня охоту, имейте мужество ответить.

— Ну, охоту начала твоя сестра, мать ни при чем.

— А вот этого не надо, если бы не мать, эта стерва белобрысая даже не подумала бы устраивать на меня охоту. Все равно я доберусь до них. Спасибо, кстати, за информацию… э-э-э… товарищ нарком, — добавил я, вспомнив о субординации, хотя раньше не придерживался ее.

— По вновь открывшимся обстоятельствам я решил придать тебе охрану… Временно, пока мы не закончим все следственные действия. Дело серьезное, попытка ликвидации Самого.