Из пережитого. 4-е издание - Юрий Толстой

– Препятствием может служить то, что в этой квартире бывал не только Толя, но гораздо чаще ты.

А я в ответ:

– Ничего, это обстоятельство можно будет скрыть точно так же, как долгое время скрывали, что в Разливе вместе с Лениным был Зиновьев.

Правда, в этой квартире недавно произвели ремонт и некоторые мемориальные вещи, особенно в местах общего пользования, не сохранились. Непростительная оплошность! Софья Петровна и Юрий Константинович принимали в Нонне и Толе живейшее участие. К сожалению, после вступления в новый брак Толя это забыл. Нонна же продолжает поддерживать с Софьей Петровной дружеские отношения. Впрочем, я несколько забежал вперед8.

Анатолий Александрович довольно быстро подготовил кандидатскую диссертацию на ту же тему, что и дипломная работа, – «Ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности». Мне вновь выпало быть рецензентом (руководителем был О. С. Иоффе). Положительно оценив диссертацию, я обратил внимание на ряд содержащихся в ней неточностей и фактических ошибок. Свои замечания я передал Анатолию Александровичу, будучи уверен, что он их учтет. К сожалению, он этого не сделал. Это меня насторожило. В наших отношениях наметилась первая трещинка. Своими учителями, в первую очередь академиком А. В. Венедиктовым, я был воспитан в духе благоговейного отношения к науке. Если кто-то из оппонентов делал мне замечания, то я так или иначе на них реагировал. И уж во всяком случае, не могло быть и речи, чтобы я не выправил фактические ошибки, на которые мне указывали. При прохождении кандидатской диссертации А. А. Собчака я обнаружил отступление от этих непреложных принципов научной работы, причем мне это было особенно больно, поскольку это касалось моего младшего коллеги, с которым я связывал столько надежд!

Но как бы там ни было, Анатолий Александрович успешно защитил кандидатскую диссертацию. Было это в 1964 году, причем отмечали эту защиту в доме Софьи Петровны и Юрия Константиновича на улице Чайковского. Анатолий Александрович стал работать поначалу в Школе милиции, а затем перешел в Технологический институт целлюлозно-бумажной промышленности. Наряду с этим он поддерживал постоянные контакты с кафедрой гражданского права нашего университета – преподавал на условиях почасовой оплаты, принимал участие в написании коллективной монографии и учебника и т. д. Стал он подумывать и о докторской диссертации. Работа в вузе с экономическим уклоном вплотную подвела его к исследованию проблем хозрасчета, вначале внутрипроизводственного, а затем и в более широком плане. И вот в 1971 году он выложил на стол первый вариант своей докторской диссертации. Я снова был одним из ее рецензентов. Прочел я ее самым внимательным образом и, надо сказать, с интересом и не без пользы. У меня сложилось мнение, что работа написана человеком, несомненно, способным, в ней есть целый ряд заслуживающих внимания положений, но она еще сыровата, многое в ней недодумано – только намечено пунктиром, а есть и фактические ошибки, в частности погрешности против действующего законодательства. Я и сейчас твердо придерживаюсь того мнения, что ученый может отстаивать концептуальные положения, в обоснованности которых внутренне убежден, и никто не вправе навязывать ему свое ви`дение тех или иных проблем, но он обязан досконально изучить действующее законодательство, труды своих предшественников, хотя бы для того, чтобы не изобретать велосипед и не ломиться в открытую дверь. Все это я без обиняков высказал при обсуждении диссертации на кафедре. К сожалению, тогдашний заведующий кафедрой профессор О. С. Иоффе меня не поддержал. Его подкупила антихозяйственная направленность диссертации, которая, как мне кажется, заслонила от него содержавшиеся в диссертации огрехи. Если бы Иоффе предложил Собчаку учесть сделанные замечания (а их делали все рецензенты независимо от общей оценки диссертации) и был назначен разумный срок для проверки того, насколько замечания учтены, то я уверен, что решение кафедры о допуске диссертации к защите было бы единодушным и Собчаку не пришлось бы спустя десять лет вторично защищать диссертацию. К сожалению, этого сделано не было. Кафедра, несмотря на мои возражения, вынесла решение о допуске диссертации к защите. Это решение поставило меня в очень трудное положение. На чаше весов находились, с одной стороны, тесные отношения, которые связывали меня с Собчаком в течение пятнадцати лет, причем не только служебные, но и чисто личные, мнение О. С. Иоффе, которого я всегда считал, да и теперь считаю очень крупным ученым; с другой стороны, привитое мне моими учителями, в первую очередь А. В. Венедиктовым и В. К. Райхером, не допускающее никаких скидок безжалостное отношение и к самому себе, и к своим коллегам при оценке наших работ. Я предпочел последнее. Что я сделал? Выбрал замечания, которые Собчак обязан был так или иначе учесть, причем свел их к минимуму и даже наметил пути учета этих замечаний, и предупредил его, что если он их не учтет, то я буду вынужден выступить на защите против присвоения ему ученой степени. Последняя попытка прийти к взаимоприемлемому решению состоялась у меня на квартире в декабре 1971 года (в канун очередной годовщины тогдашней Конституции). Анатолий Александрович стоял на своем. Я тоже отказывался снять свои сведенные к минимуму замечания. Все это привело к тому, что при защите Анатолием Александровичем докторской диссертации в марте 1972 года я выступил против. Несмотря на это, после выступления Иоффе в поддержку диссертации ученый совет подавляющим большинством голосов присудил Анатолию Александровичу докторскую степень.

Дальше события разворачивались следующим образом. Диссертация поступает в ВАК (в то время я еще не входил в состав экспертного Совета ВАКа). Ее направляют на отзыв «черному» рецензенту, который держит ее свыше года (!), после чего в ВАК поступает резко отрицательный отзыв объемом свыше 50 машинописных страниц. Не помню, направлялась ли диссертация на отзыв еще одному рецензенту (кажется, да, причем отзыв был положительным), после чего диссертация по сложившейся тогда практике ВАКа направляется на повторную защиту в спецсовет Института государства и права АН СССР. Вновь я оказываюсь в трудном положении: направлять ли в спецсовет свой отзыв о диссертации или нет? Решил идти до конца. Подумал, что если отмолчусь, сославшись на то, что я член экспертного Совета ВАКа, это будет истолковано как научная трусость. В результате повторной защиты диссертации по ней было вынесено отрицательное заключение. Состоялось это в декабре 1976 года, после чего Собчак свою диссертацию из ВАКа отозвал.

Для меня это закончилось словесным оскорблением со стороны Собчака после его возвращения из Москвы с неудачной защиты, вынужденным уходом с кафедры гражданского права, на которой я проработал свыше четверти века, и переходом на кафедру государственного права, где я работал в течение трех лет.

Вернулся я на кафедру лишь в начале 1980 года, после того как Иоффе покинул пост заведующего кафедрой, а затем и должность профессора кафедры, причем Собчак в числе других лиц, которые в то время его поддерживали, всячески этому противодействовал. К диссертации Анатолия Александровича пришлось вновь вернуться в конце 1981 – начале 1982 года, когда он представил ее новый вариант. И вновь я оказался ее рецензентом. К сожалению, и на этот вариант я не смог дать положительный отзыв. В чем-то она даже проигрывала по сравнению с первым вариантом, поскольку была написана почти целиком по литературным источникам и во многом утратила критическую остроту. Против допуска диссертации к защите кроме меня голосовали тогдашний заведующий кафедрой профессор К. Ф. Егоров и профессор В. А. Мусин, воздержались доценты К. К. Лебедев и Т. А. Фаддеева. Большинство сотрудников кафедры рекомендовали диссертацию к защите. В 1983 году Анатолий Александрович успешно защитил эту диссертацию во Всесоюзном научно-исследовательском институте советского законодательства. При прохождении диссертации в ВАКе она после получения положительных отзывов «черных» рецензентов была утверждена. К тому времени я был настолько измотан борьбой вокруг этой диссертации, что на заседание экспертного совета не поехал, сказав тогдашнему заместителю председателя совета профессору А. М. Васильеву, что не буду возражать против присуждения Анатолию Александровичу докторской степени.

На этом одиссея с присуждением Анатолию Александровичу докторской степени закончилась.

В личной жизни Анатолия Александровича также произошли изменения. С Нонной он разошелся и вступил в брак с Людмилой Борисовной Нарусовой, 1952 года рождения (насколько мне известно, у нее это тоже не первый брак). Во время бракоразводных дел Нонна приезжала к моей тете, которую до этого изрядно подзабыла, делилась с ней своими переживаниями, вызванными распадом семьи и связанными с этим имущественными и жилищно-бытовыми вопросами. Тетя моя, которая к тому времени к Нонне заметно охладела, сказала ей, чтобы в своих семейных делах она разбиралась сама. Когда тетя рассказала мне об этом неожиданном посещении, я ее линию поведения одобрил. Через суд вопросы, связанные с уходом Анатолия Александровича из семьи, в конечном счете удалось утрясти. Сама Нонна перенесла тяжелое заболевание, но сумела оправиться и сейчас преподает в одном из военных учебных заведений. Дочь Нонны и Анатолия Александровича Маша окончила юридический факультет нашего университета. От первого брака у нее сын Глеб. Так что Нонна и Анатолий Александрович – бабушка и дедушка9. Мать Нонны Нина Георгиевна Вдовицына живет вместе с дочерью, ей за восемьдесят10.