Мальчишка ищет друга - Борис Тартаковский

Но Тошка колебался: а вдруг за лечение надо платить?

— Я ещё сам попробую, — сказал он. — Массаж сделаю, дам салол. Как ты считаешь?

— Что ж, попробуй.

— Только вот беда: мать велела отнести этот чемодан, и обязательно до десяти утра. — Тошка пнул носком своих замечательных ботинок небольшой чёрный чемодан, который стоял под кроличьей клеткой. — Шурочка, будь другом, отнеси. Это рядом с Птичьим базаром, — и опять просительно заглянул в глаза приятелю. — Кстати, посмотришь на Птичьем, не вынес ли дядя Федя белого великана. Он мне обещал.

Тошка давно уже мечтал купить кролика этой породы. И Шуре очень захотелось пойти не в школу, а на Птичий базар.

— А за чемодан, может быть, ещё и бакшиш получишь, — соблазнял Тошка. — Честное слово, можешь получить.

— Что такое «бакшиш»? — удивился Шурка. Это было новое слово, которого он не знал. Тошка вообще был любителем всяких иностранных словечек, которых в школе ни от кого не услышишь.

— Понимаешь, Тоша, сегодня у нас сбор отряда. День самообслуживания, — сделал Шура последнюю попытку побороть соблазн.

— В дворники записался? — усмехнулся Тошка, и в его голосе появилась издёвка. — Ну-ну, приучай себя к труду в коллективе. — Он особенно подчеркнул слово «коллектив». — Вырастешь — ишаком будешь… — Он вздохнул. — Что ж, придётся, должно быть, самому отнести. Пропадай, Астра!..

Он был глубоко обижен и опечален.

— Ладно… Что ж, ладно… — бормотал он, догадываясь, что Шурка колеблется. И вдруг заключил: — Если б я не ценил тебя, Шурка, как знающего кроликовода, нашей дружбе сегодня — энде, финиш…

У Шуры блеснули глаза: Тошка попал в цель. Шура мгновенно вспомнил вчерашний день, — как вожатый высмеял его за «Люську дуру». Юра был несправедлив к нему. А Тошка ценит его, называет опытным кролиководом. А разве это не так?

— Хорошо, — решительно сказал Шура. — Говори адрес…

— Вот это дело, — просиял Тошка. — Только портфель, пожалуйста, куда-нибудь закинь.

— Сейчас! — и Шурка метнулся домой.

В эту минуту Шура уже не думал ни о вожатом, ни о том, что Таисия Павловна может вызвать маму в школу для объяснения. Он безмятежно радовался, что попадёт на Птичий базар, увидит любимых птиц и зверей. А может, ещё удастся поговорить с каким-нибудь взрослым кролиководом, голубятником, рыбаком, которые выносят продавать всякую живность.

Полная свобода, делай, что хочешь. Ради этого можно выдержать и упрёки Таисии Павловны, и разговор с вожатым. Только маму жалко… Но о маме он старался не думать.

Когда Шура возвратился, Тошка возился с больной крольчихой. Шура взял чемодан.

— О, какой тяжёлый! Что тут? — удивился он.

— Не знаю, — пожал Тошка плечами. — Какие-то вещи. Ты запомнил адрес? Второй этаж, вход со двора, — повторил он. — Стучать два раза и потом, немного погодя, ещё раз. Тебя спросят, кто ты. Тогда ты скажешь, что принёс зелёный чемодан.

— Разве он зелёный? — удивился Шурка. — Он же чёрный.

— А тебе какая разница, что сказать?..

— Ладно. Зелёный так зелёный, мне-то что, — согласился Шура и, подняв чемодан, угрюмо зашагал со двора.

Ему совсем не улыбалось тащить через весь город тяжёлый «зелёный» чемодан, который на самом деле чёрный, и если он всё же согласился, то только ради Астры, любимой крольчихи. Не мог же Тошка бросить её!

Птичий базар находился рядом с «толкучкой». Так называли пустырь, на котором с утра до вечера толпились сотни людей и стоял неумолчный гул от выкриков, смеха, ругани, автомобильных гудков. Здесь можно было купить всё, что только могло попасть в портовый город. Толкучка поражала Шурку разнообразием предметов, существующих на свете. О назначении многих из них Шурка даже и догадаться не мог. Одни настойчиво предлагали салфеточки и коврики, на которых были вышиты коты в сапогах, верблюды в пустыне или мишки в лесу. Другие торговали кошками огромных размеров, выкрашенными почему-то в зелёный цвет и с обязательным красным бантом на шее. Третьи прохаживались, распялив на руках всякие обноски: дырявые пальто, выцветшие платья и пиджаки, облезшие чёрнобурки и бобровые воротники. И вдруг откуда-то выныривал человечек с золотым зубом и цветастой «бабочкой» вместо галстука и заговорщицки спрашивал: «Мадам, вы ищете нейлон? Только что из Парижа…»

От мамы Шура знал, что это спекулянты.

Эти люди вызывали у Шуры назойливое любопытство. Особенно молодые парни, которые как будто ничем не торговали. Вели они себя нагло и вызывающе, вступали в перебранку с сержантом милиции, который следил за порядком. А на руках у них, как у женщин, были огромных размеров серебряные перстни.

Но больше Шурку всё же интересовал Птичий базар. Сегодня птиц было много, как никогда, — даже базарный шум не мог заглушить звонкие голоса пернатых певцов. И Шура сразу забыл и о спекулянтах, и о парнях с перстнями.

Вот в простенькой, тесной клетке скачет скворец. Чёрный в белую крапинку, с круглыми, как две бусинки, глазами. Склевав несколько зёрен, скворец поднял головку и задумался.

Интересно, о чём это? Может быть, он вспомнил привольные дни в лесу или в городском саду? Пли вспомнилась милая семья, которую он выкормил этим летом, старательно таская в гнездо с рассвета дотемна всяких жучков и гусениц. А вот этот небритый, с красным носом, дядька в грязной стёганке коварно заманил бедного скворца в силок и вынес теперь на продажу…

Шуре стало жалко скворца. И вдруг тот запел, как будто хотел ещё больше разжалобить коренастого мальчишку в школьной курточке, с добрым круглым лицом и чёрными глазами.

Закинув головку и полузакрыв глаза, скворец сначала пустил трель, совсем как иволга, потом защебетал, как синичка, зазвенел жаворонком.

«Может быть, он рассказывает, как встречался с ними, когда был свободен и мог лететь куда угодно! — подумал Шура. — Вот бы купить его у дядьки с красным носом». Однако об этом можно было только мечтать. Продавец запросил за скворца такие деньги, каких у Шуры никогда и не бывало.

Дядя Федя с белым великаном не показывался. Вздохнув, Шура опять взялся за проклятый чемодан. Чего только Тошкина мама наложила в него? Маленький, а какой тяжёлый, — сердито размышлял Шура, отыскивая нужный дом. Лучше было пойти в школу. Теперь неприятностей не оберешься. Как объяснить, почему он пропустил уроки? Обязательно вызовут маму. И вожатый спросит, почему не был на сборе.

Ему долго не открывали, хотя Шура слышал, что кто-то стоит за дверью и через глазок изучает его. Наконец раздался густой мужской голос:

— Кто там?

— Зелёный чемодан принёс! — звонко закричал Шура на всю лестничную клетку.

Дверь немедленно открыли, и кто-то из темноты сердито зашипел:

— Ну, чего орёшь? Ты ещё выйди на улицу…

— А вы скорей открывайте! — огрызнулся Шура.

Перед ним стоял молодой человек в мятых брюках и тельнике. Шурка поднял парня с постели. Это видно было по его помятому лицу и маленьким заспанным глазкам. Голова парня с торчащим на макушке светлым вихром напоминала репу. Ну, совершеннейшая репа! И тут Шурка вспомнил, что у Тошки действительно есть приятель с кличкой Репа.

— Это такой парень, которого боится вся толкучка, — как-то обронил Тошка.

Но почему все боятся Репы, Тошка не сказал, и Шурка решил, что этот Репа, наверное, страшный хулиган — вот его и боятся.

Взвесив в сильной, жилистой руке «зелёный» чемодан, Репа с довольной улыбкой полез в карман штанов.

— На́ тебе! — сказал он, протягивая Шуре жёлтую бумажку. — Бери, бери…

Шура невольно взял, и в ту же минуту дверь захлопнулась перед его носом.

Всё произошло очень быстро. Шура не хотел брать денег, и всё же взял. Он даже не успел сообразить, как это получилось. Во всяком случае, рубль остался у него. И сразу Шура подумал о скворце, которым любовался на базаре. Дядька просил за скворца три рубля. Но, может, без клетки отдаст за рубль? Шура невольно ускорил шаги, затем побежал. Как бы скворца не продали…

Знакомая стёганка была на месте. У ног продавца стояла клетка, и в ней, нахохлившись, сидел скворец.

— Ну что, купишь? Или денег нет? — спросил дядька в стёганке.

— А вы, дядя, продадите за рубль? Без клетки.

— Без клетки? Что ж, без клетки за полтора отдам. И ни копейки меньше. А у тебе шо? Больше нет? — неожиданно спросил продавец.

— Нет.

Дядька почесал в затылке.

— Хороший, вижу, ты парень. Как тебя звать? Шурик? Другому, Шурик, ей-богу, не отдал бы, а тебе, так и быть… Давай гроши!

Торопливо вынув рубль, Шура протянул его дядьке.

— Вот!

Дядька небрежно сунул деньги в карман и поднял клетку.

— Бери. Только осторожно, а то улетит…

Шура держал скворца в ладонях, прижав к груди, и слышал, как быстро-быстро бьётся птичье сердце: тук-тук-тук… тук-тук-тук… Он пересёк площадь и вышел на бульвар с тополевой аллеей. Пройдя немного, он остановился между двух рядов высоких, ещё зелёных тополей, поднял обе руки и раскрыл ладони. Мгновение скворец сидел не шевелясь, как будто не верил, что свободен, потом вдруг встряхнулся и полетел. А Шура стоял, задрав голову, и следил за ним счастливыми глазами.