Тебе конец, хапуга! - Кирилл Казанцев

Тугая струя пламени вырвалась из ранцевого огнемета, лизнула рожь – и покатилась огненной волной по полю, гонимая ветром. Вскоре пылала уже вся деревня. В дыму метались коровы, матери с детьми на руках, старики. А местные омоновцы, переодетые гитлеровскими карателями времен Второй мировой войны, поливали их из «шмайсеров».

Над местом расправы с партизанской деревней завис операторский кран. Оператор сосредоточенно вел съемку, ведь повторить грандиозную сцену было бы сложно – во всяком случае, очень затратно.

Андрей Ларин, выполнивший в этой сцене роль каскадера вместо амбициозного и дорогого актера – главного героя, уже незаметно выбрался из ржи и стоял возле Владимира Рудольфовича Карпова – режиссера фильма с многообещающим названием «Огненный крест».

Карпов сидел в раскладном походном кресле, на матерчатой спинке которого было вышито серебряной нитью слово «режиссер». Маэстро от кинематографии было уже далеко за шестьдесят: грузный, по-благообразному седой, в замшевом пиджаке, обрюзгшую шею маскировало белоснежное кашне.

Как Ларин оказался на съемочной площадке, да еще в роли партизанского командира, которого преследуют каратели-нацисты? Да так же, как и всегда – Павел Игнатьевич постарался. Уж на какие рычаги надавил Дугин, какой грех числился за знаменитым режиссером, Андрей не знал, да и не положено ему было этого знать. Возможно, маэстро от кинематографии попался на финансовых махинациях; возможно, в развеселой артистической компании попробовал наркотики. Или же застукали его в постели с несовершеннолетней… Дугин часто практиковал такое – брал провинившегося на крючок, вербовал, а потом использовал в целях тайной организации по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти.

Так или иначе, но Карпов даже не подумал отказываться, когда люди Дугина предложили ему принять в съемочную группу Андрея Ларина. Официально оформлен он был в качестве линейного продюсера натурных съемок. Военно-исторический фильм был масштабным, с батальными сценами, а потому и существовала такая должность. Другой линейный продюсер обеспечивал студийные съемки. Кто такой Ларин и зачем он появился в группе, Карпов, конечно же, не знал и старался об этом не думать.

Расчет же Дугина был таков: заслать своего агента Ларина в те места, где ведется строительство новой федеральной трассы, и дать ему надежное легендирование – так, чтобы ни у кого из фигурантов не возникло и тени подозрения. Должность линейного продюсера съемочной группы знаменитого режиссера как нельзя лучше подходила для этих целей. Ведь линейный продюсер – это тот, кого в советские времена называли директором фильма. В обязанности его подразделения входит обеспечивать съемку всем необходимым. Взбредет, скажем, в голову режиссеру ввести в кадр стадо ослов-альбиносов – вот линейный продюсер и должен разбиться в лепешку, отыскать к завтрашнему утру тех самых белоснежных ослов или, в крайнем случае, побелить обычных при помощи краскопульта.

Новый линейный продюсер пришелся ко двору. Карпов, как знаток человеческих душ, сразу почувствовал в Ларине человека волевого, настойчивого, умеющего добиваться поставленных целей любыми средствами. Не укрылась от него и хорошая физическая подготовка Андрея. Именно поэтому он и предложил ему поучаствовать в съемках на площадке перед объективом камеры в качестве дублера. Эпизод был сложный, физически изматывающий: бег по полю, стрельба, огонь, дым, рукопашная схватка с противником. Исполнитель главной роли, звезда российского уровня Федор Белый, излишне злоупотреблял и спиртным, и сигаретами, чтобы сгодиться для подобных трюков. А Ларин был с ним примерно одной комплекции и даже отдаленно похож чертами лица. Поэтому слегка подгримированный вполне мог на общих планах сойти за знаменитого актера – любимца домохозяек…

– Ну как, Владимир Рудольфович? – поинтересовался Андрей, отряхивая партизанскую рубашку от прилипшей пыли. – Не думал, что так тяжело в сапогах бегать.

– Гениально, – пафосно произнес маститый режиссер, разглядывая циклопическую сцену полыхающей деревни. – Потом отдельными планами-крупняками доснимем Федора Белого, как он нациста душит в спелой ржи. Огонь на компьютере дорисуем. У меня спец по компьютерной графике есть, что хочешь нарисует. А за карателей тебе, Андрей, особая благодарность. Мой ассистент-бездарь никак не мог мне настоящих карателей подыскать, неделю кастинг проводил. Упырей каких-то с вурдалаками сладенькими приглашал, а не карателей. А ты сразу понял, что требуется…

– Так где же, Владимир Рудольфович, истинных карателей искать? Только в нашем российском ОМОНе, больше негде. Только там они целыми стаями водятся.

Режиссер Карпов мечтательно вздохнул, глядя на то, как омоновцы, переодетые нацистами, строчат из автоматов по мирным жителям и безобидным коровам.

– Ты в их лица, Андрей, вглядись. Такое желание убивать и калечить сыграть невозможно. Их крупным планом снимать надо. Даже Станиславский поверил бы.

Стрела крана еще раз проплыла над проселком. В мелком желтом песочке лежали, распластавшись, «застреленные» дети, женщины и старики. Дергалась корова, которой местный ветеринар вколол недостаточно снотворного. Оператор со своего крана показал знаками режиссеру, что эту часть съемок он уже окончил и можно переходить к огненной феерии.

– Крест поджигай, крест! – натужно крикнул режиссер в мегафон.

Омоновец-каратель с ранцевым огнеметом подбежал к придорожному кресту, увитому бумажными цветами, и хищной улыбкой направил сопло своего оружия на символ христианской веры. Над ними завис операторский кран. Огнемет плюнул огнем. Пламя тут же охватило глубоко пропитанный соляркой и обмазанный солидолом крест.

– Гениально, – шептал Владимир Рудольфович. – Вот все говорят – Коппола, Коппола, носятся с ним… А я круче Копполы. Ему такое никогда не снять.

– Ну конечно же, – подтвердил Ларин. – Американскому продюсеру и в голову не придет нашего омоновца на съемочную площадку приглашать. Это же какой блеск в глазах, какое выражение счастья у него на лице!

– Полностью с тобой согласен. Коппола – первоклассник по сравнению со мной. Я круче, – самодовольно заявил маститый режиссер и поднес к губам мегафон. – Ветродуй сюда, ветродуй!

Двое рабочих уже катили к пылающему кресту работающий ветродуй – огромный, размером с самолетный пропеллер вентилятор, забранный в решетчатый кожух. Еще двое рабочих подтаскивали следом толстый прорезиненный кабель, идущий от лихтвагена. Да, не зря расспрашивал Андрей сержанта и лейтенанта дорожно-постовой службы о наличии в здешних местах деревни, где даже электричества не найдешь. Ведь нельзя же, чтобы современные бетонные столбы ЛЭП попали в кадр сцены тысяча девятьсот сорок второго года.

Стремительный поток воздуха погнал по дороге пыль. Статисты, изображавшие трупы, морщились, но не имели права закрывать лица руками. Разогнанный ветром огонь вспыхнул с новой силой. Гудящее пламя буквально клочьями срывалось с горящего креста.

– Гениально, – повторил свое любимое слово режиссер, но тут же недовольно поморщился.

Находившаяся за крестом горящая изба внезапно качнулась и рухнула на дорогу, прямо в кадре выдав то, что она не сложена из бревен, а сбита из тонких разрисованных декоратором листов фанеры.

– Какое шило! – Режиссер вертел головой.

С другими избами происходило аналогичное. Ведь в этих живописных местах на месте бывшей деревни изб уже не стояло – пришлось сооружать их на скорую руку из картона и фанеры.

Режиссер уже хотел остановить съемку, но оператор знаками показывал ему, что снимает пока крест крупным планом и «шило» с избами в кадр не попадает.

– Ветра побольше, ветра! – кричал Карпов в мегафон. – Ведь это не просто ветер, это ветер истории, который сперва раздувает мировой пожар, а потом уносит всякий мусор с нашей земли.

Подобный пафос Ларин не любил. Но, в конце концов, режиссер на площадке – главный. Ему и решать, кого и кто символизирует.

Рабочие выставили ветродуй на максимум – и стремительный ветер снес в сторону живописный дым, наплывавший с подожженного ржаного поля. И тут из этого дыма прямо к пылающему кресту под объектив камеры вынырнул до неприличия современный, блестящий новеньким желтым лаком «Хаммер». Угрожающих размеров джип резко затормозил, чуть не воткнувшись бампером в ветродуй.

– Ёпсь… – вырвалось у режиссера. – Какая сука пропустила этих мудаков на площадку?

Рабочие, поняв, что съемка прервана, даже без команды режиссера остановили ветродуй. Из джипа выбралась пестрая троица: гламурного вида Владлен Николаевич Пефтиев, Роман Мандрыкин и рыжеволосая бестия Ася Мокрицкая. Последняя держала в руках стаканчик с крышкой и сосала через толстую соломинку ярко-оранжевый сок. Утолив жажду, она оторвалась от соломинки, чувственно облизала губы и, разглядывая пылающий придорожный крест, восторженно произнесла: