Черный Маклер - Александр Лавров

— Не хочу, Силин, — ворчал Томин. — Вам и самому не было нужды входить в свое положение.

— Именно, что была нужда! Сколько лет я жизни не видел! Это разве легко переносить? Вышел, деньжонок маленько было, эх, думаю, хоть поллитровочку!.. А там, сами понимаете, другую, третью. Отчумился, гляжу — трешка в кармане. А к Гале ехать надо. Жизнь начинать надо. Как? Чем? Сроду не воровал, решил — ну, один раз, пронеси господи!..

Леонидзе — следователь, которому отдали материал на Силина, тоже ничего от него не добился. Леонидзе был мужик весьма башковитый, но ленивый и хлопотных дел старался не вести. Томин едва подбил его на следственный эксперимент в складе.

По прибытии туда Леонидзе велел вынести ему стул из конторки, уселся верхом и начал гонять Силина. Тот показывал, как он якобы действовал, как двигался между стеллажами и контейнерами, пока «шуровал». А Леонидзе следил по хронометру и бесстрастно изрекал:

— Вы должны были выбежать со склада шесть минут назад. Попробуйте еще раз.

Он засекал время. Распугивая кошек, Силин мотался по складу с мешком, Томин — за ним, фиксируя путь, измеряя расстояние между следами.

— Наверстали полторы минуты, — закуривал Леонидзе. — Осталось четыре с половиной лишних.

— Понимаете, Степан Кондратьевич, — разъяснял Томин, — с того момента, как вы перелезли через забор, и до того, как вас схватили, прошло девять-десять минут.

— Ну?

— По моей просьбе несколько человек перелезали и вышибали плечом дверь. На это уходит максимум две с половиной минуты. От десяти отнять две с половиной — сколько?

— А сколько?

— Семь минут тридцать секунд. За эти семь с секундами вы повредили проводку, увязали шубы и выскочили.

— Ну?

— Ну а сегодня вы возитесь почти вдвое дольше. Хотя и спешите.

— А тогда не спешил?

— Сегодня вы бегаете, а тогда ходили. Когда человек идет, расстояние между следами меньше, чем когда бежит. Ваш путь был короче. Вы не то сейчас показываете.

— Слушай, отцепись ты со своей наукой!

— Попрошу все проделать еще раз, — пресек пререкания Леонидзе. — Только теперь под мою диктовку. Пройдите здесь, — он указал узкий проход между ящиками, ведущий прямо к шкафу, где висели шубы.

— Зачем я сюда полезу?

— Затем, что это нужно для следствия. Отлично. Откройте шкаф. Увязывайте шубы. Уходите. Вот они — ваши семь с половиной минут. Ясно?

Силин утер рукавом потный лоб и отвернулся, перед Леонидзе он немного робел.

— На чем вы сюда приехали?

— На трамвае, на чем еще.

— Подошли к забору с какой стороны?

— С левой, что ли. А может, с правой. Отсюда не соображу.

— Вы помните, что с вас сняли ботинки?

Силин пошевелил пальцами в тапочках — он как-то умудрился их растоптать.

— Так вот, исследовали грязь с них. Оказалось, что вы ни справа не подходили, ни слева. Сразу очутились около забора.

— Давайте я растолкую, — опять взял слово Томин. — Послушайте меня внимательно, Степан Кондратьич, и не злитесь. Никто вас на пушку не берет. Понимаете, когда мы ходим, то все остается на подметках. Вот я пойду по земле — прилипнет земля. Потом пойду по асфальту — поверх земли лягут частички асфальта. Все это набирается слоями, особенно в углублениях под каблуком. И держится довольно долго, пока не отвалится лепешкой. Вам понятно?

— Я что, дурак?

— Грязь с подметок изучили слой за слоем. И сразу стало ясно, где вы только что прошли. Снаружи нашли пыль — такую же, как здесь на полу. Глубже — крупинки шлака. На шлак вы наступили у забора. Но глубже шлака оказался асфальт. Значит, до шлака вы шли по асфальту, понимаете?

— Ха… — задумчиво выдохнул Силин.

— А здесь за забором везде глина. В любую сторону. На ваших подметках ее нет.

— Как же я тогда прибыл? По воздуху?

— Зачем «по воздуху»? — пустил дым Леонидзе. — Вас привезли на «Москвиче». Привезли, развернулись и уехали.

Силин вскинулся и пристально посмотрел на него. Он хотел что-то сказать, но от Леонидзе распространялось чувство такого бесконечного превосходства, что не только Силину, Томину порой замыкало уста. Точеные породистые черты. Плавные уверенные жесты. Белая кость, голубая кровь. Говорили, потомок князей. Вполне возможно. Кто из следователей послабее, иногда просили его помочь распутать сложную ситуацию. Он охотно соглашался — это тешило его честолюбие. Томин ценил Леонидзе. Он никогда не унижался до интриг (гордый кавказский человек!). Но работать с ним было несподручно: они существовали в разном ритме, не в лад.

— Степан Кондратьич, на кой черт вы рвали провода?

Силин удивился глупости томинского вопроса.

— Чтоб сигнализация не сработала.

Леонидзе воззрился на тянувшегося перед ним начальника охраны, и тот доложил, как все произошло. В караульное помещение поступил сигнал тревоги — на пульте замигала лампа. Лампа мигает в случае, если «соответствующий объект пересекает зону действия фотоэлементов». Другими словами, еще до того, как Силин проник в склад, сигнализация уже среагировала. Обрыв же провода включил аварийный звуковой сигнал.

Томин собрался было для наглядности проверить эту механику при Силине, но тут начальник замялся, забубнил про соблюдение осторожности, и Леонидзе сделал знак конвоирам отвести Силина в сторонку.

— Данный провод, который обслуживает четвертую зону, то есть задний забор, пока отключен. Ввиду недавнего повреждения, — секретно признался начальник.

— Не починили?

— Сцепили для блезиру. Согласно инструкции провод должен быть цельный по всей длине. Без соединений.

— За чем же остановка?

— Обслуживающий нас монтер болен.

— А почему не вызвать другого?

— Получится допуск постороннего лица. А согласно инструкции…

— Интересно, — протянул Леонидзе, щуря жгучие глаза.

Они с Томиным переглянулись и обнаружили, что испытывают одно и то же, на первый взгляд вздорное, подозрение: Силина завалили собственные дружки и наводчики, завалили нарочно.

Обосновывать справедливость догадки Леонидзе предоставил Томину и не дергал его, дождался, пока сам пришел и поведал печальную розыскную балладу. Как зачастил в пивной зал на Преображенке; как нащупал среди завсегдатаев нужную группу, втерся в доверие, усердно упражняясь в блатном жаргоне и когда надо пуская в ход кулаки, чтоб уважали; как его совсем, казалось, приняли и почти позвали на дело: пошоферить под началом Химика, но вдруг неведомо почему отшатнулись и куда-то исчезли. Все сорвалось, и кошке под хвост все труды!

Леонидзе поцокал языком и, в свою очередь, преподнес две новости, показавшие, что он все-таки не сидел сложа руки. Первая: на склад привезли партию отборных соболей для пушного аукциона. Вторая: монтер избит неизвестными, отлеживается в больнице. Сразу прояснилось, что к чему и какая роль отводилась дураку Силину, — ведь задний забор так и отключен после его подвига.

— Когда вам предлагали пошоферить?

— Завтра, к ночи поближе.

Тут уж и Леонидзе загорелся. Вместе отправились в засаду.

Встреча получилась эффектная. Их вошло двое — через боковую дверь. В кепках, на лица натянуты капроновые чулки. Нашли запломбированный контейнер, алчно отодрали замок… и даже не успели потрогать желанных соболей.

Вспыхнул свет, воры окаменели, увидя себя в окружении вооруженных людей в милицейской форме и без.

— Разуйте ваши головы, джентльмены! — скомандовал Леонидзе.

Двое медленно сняли кепки, чулки.

— Станьте к стене, руки подняли, дышим спокойно. — Томин приблизился, обыскал их, извлек два ножа. — Странное впечатление, будто мы уже сталкивались. И приятно, что снова в сборе. Можете повернуться.

— Я с вами не желаю разговаривать! — в ярости выпалил Химик.

— И вы тоже? — спросил Томин второго.

— Я тоже.

— Шаблонное высказывание. Но это проходит. Через неделю, через день. У вас пройдет часа через полтора, — пообещал он Химику.

— Минут через сорок, — презрительно уточнил Леонидзе.

Тут любопытствующий сторож, который понемногу продвигался вперед, ахнул:

— Батюшки! Да то ж Нюркин новый хахаль!

— Кладовщицы?

— Ну да!

Химик запоздало заслонил лицо.

— Какой позор для нашего коллектива! — белугой взревел начальник охраны.

Томин и Леонидзе расхохотались.

10

Допросы Шахова были исполнены напряжения при внешней незначительности и однообразии произносимых фраз. Михаил Борисович волком вцепился в обретенную свободу. Знаменский заново штудировал тома дела, подшивал свеженькие свидетельские показания и прочую процессуально-канцелярскую писанину — и часа на четыре:

— Почему в экземпляре накладной № 441, хранящемся на базе, записано восемь ящиков товара, а в той же накладной в вашем магазине их значится только шесть?