Вороний закат - Эд Макдональд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, выходило нехорошо: бедняга пережил самую скверную дрянь в Мороке и напоследок, из лучших побуждений, получит в лоб кусок свинца. Да, он оставил Мороку руку и ногу, но Всегдашний дом может сохранить ему жизнь. Ну, конечно, не слишком надолго. Вряд ли парень уживется со мной и всем, что теперь во мне.
Я спокойно взял чужака на мушку. Вот, уже близко. С моим прицелом пулю уложу точно в сердце.
– А, гребаное дерьмо. – Я затушил фитиль.
Отставил мушкет, вынул из ножен клинки и разложил на столе. Лучше не тратить пулю зря.
А когда мул подошел ближе, я с некоторой тревогой – такая, наверное, бывает у палача, если кровь забивает сток, – понял, что знаю приехавшего ко мне. Хотя «знаю» тут явное преувеличение. Скорее – узнаю тело.
Всаднику оставалось с десяток ярдов до дома, и я вышел ему навстречу. Мул был слеп и едва переставлял ноги. Он настолько ослаб, что даже не испугался, когда я приблизился и вынул человека из седла.
– Не внутрь, – прохрипел всадник. – Не в дом!
На лице его запеклась корка из пыли и крови. Морок скверно обошелся с ним.
– Недостаточно изысканно для тебе подобных? – подколол я.
– Просто не мое, – ответил он без улыбки.
В списке тех, кого я мог бы вообразить на спине этого мула, Отто Линдрик, безусловно, занимал последнее место. Вернее, то, что выглядело Отто Линдриком.
Нолл. Чертов Безымянный, одинокий и окровавленный, на измученном муле посреди Морока. Нолл, построивший Машину, обороняющую Границу. Я видел, какую мощь исторгла эта Машина. Я видел, как ее строитель глубоко под Цитаделью разбирал на части, исторгал из бытия бога. Нолл мог пользоваться множеством тел. То, в котором он находился теперь, изрядно потрепало. Во Всегдашнем доме обычно не бывает гостей. И уж тем более Безымянных.
Я принес воды из бочки. Бессмертный или нет, ко мне он явился измученным и страждущим. Судя по одежде, Нолл попал под черный дождь, а от него приходится несладко и великим колдунам.
Я уложил Линдрика в кресло-качалку на веранде.
– М-да, не ждал гостей. Тут все ни к черту.
– Дороги тут ни к черту, – заметил Линдрик и показал мне изжеванный остаток руки. – Так заявил ублюдок-джиллинг, разбудивший меня. Гадкие тварюги.
– Да, малоприятные, – согласился я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
Я принес одеяло: изуродованное тело Нолла умирало, а умирающих надо хотя бы укрывать. Впрочем, сам-то он не умирал, когда гибли его тела. Однажды подручный Нолла истыкал одно из таких тел ножиком для фруктов. Новое явилось чуть ли не назавтра.
– Я долго искал тебя, – сказал Линдрик-Нолл. – Никто не хотел говорить, где ты.
– Они не знали. Но, прости, у кого ты спрашивал обо мне?
– У типов вроде тебя, пьяниц и отщепенцев. Еще у маршала Границы. Я даже пробовал сунуться к твоим коллегам, капитанам «Черных крыльев». Правда, их маловато осталось.
Он пил – и проливал больше, чем глотал. Глаза его налились кровью. Нолла явно терзала боль. Но я напомнил себе, что это тело – обман, и боль тоже.
– Ты мог бы спросить Воронью лапу. Он-то всегда знает, где я.
Глаза Нолла оживились, заблестели. У старого волка еще сохранились прежние хитрость и злоба. И нечеловеческая, древняя и сильная сущность.
– Он не знает. И тебе это известно. Ты запрятался глубоко во тьме, а Лапа уже не тот, что раньше. Мы все уже не те.
Я не получал вестей от хозяина с самого Вороньего мора. В общем-то, ничего необычного. Он и прежде подолгу пропадал. Но сейчас все было по-новому. Черный дождь приносил кошмары, и в них я видел всякое. И просыпался в холодном поту.
– Как ты отыскал меня?
– Постарался мой капитан, Зима.
– Не слышал о нем.
– Само собой, – кивнул Линдрик. – Мои агенты не красуются перед всеми, как твои «Черные крылья». Воронья лапа никогда не понимал преимуществ утонченности.
Утонченности, ха. И это у Нолла, типа, соорудившего гряду жутких уродин из камня и стали вдоль Границы, построившего Машину, способную разом убивать сотни тысяч.
– Знаешь, Галхэрроу, ты скверно выглядишь, – заметил Нолл. – Причем даже в сравнении со мной.
Я встал, прислонился к столбу, посмотрел на Морок, где шевелился, перетекал с места на место песок. Под ним двигалась здоровенная тварь. Морок не хотел пускать Нолла ко мне. Хотя, возможно, я приписывал Мороку чрезмерную разумность. Он всем мешал добраться куда бы то ни было.
– Зачем ты пришел?
– Тебя ищет Воронья лапа. Наши дела плохи после Мора.
Нолл покашлял в кулак. Звук был такой, будто в легких катался мокрый щебень.
– Вороньего мора?
– Зови как угодно. Но если ты думаешь, что прежде Глубинные короли воевали с нами по-настоящему, то очень глубоко заблуждаешься. Галхэрроу, наши дела совсем никудышные. Мы на последнем издыхании.
– Вы, Безымянные, на издыхании обычно творите то, отчего худо всем смертным в округе. И что на этот раз задумал Воронья лапа?
Я говорил без особой злобы, без злобы же слушал и Нолл. Так, спокойный обмен мнениями.
Нолл согнулся в приступе кашля. А когда разогнулся, на руке его я увидел красные брызги. Тело умирало.
– Что обычно делает Воронья лапа, попадая в переплет? Бьет лоб в лоб, с тактом и изяществом стенобойного тарана. Уверен, он готовит новое оружие.
– Но как же так? Ты, всемогущий Безымянный, и не знаешь. Вы не делитесь новостями друг с другом?
– Э-э, смертные, – с отвращением выговорил Нолл. – Слишком сосредоточены на себе и не видите дальше своего носа. Посмотри на меня.
Я посмотрел. Зрелище было не ахти.
– Мор меня уничтожил. Это мое воплощение жило на южном побережье, продавало скамейки для рыбацких лодок. Имелась и еще тысяча тел по всему миру. А теперь? Меньше двух десятков. Я даже не представляю, сколько осталось меня, что уж говорить о замыслах Вороньей лапы. Кто знает, где он и как выжил.
– В день Вороньего мора вы дрались с Глубинными королями, чтобы не позволить разбудить и поднять на поверхность Спящего?
Глубинные короли давно пытались вызвать из океанских глубин Спящего – демона еще древней и страшней, чем они сами, – чтобы затопить мир. В попытке остановить королей Безымянные отправились в далекое место силы, в мир льда и пронзительного ветра. Я узнал об этом мире из краткого видения, посланного мне господином, но успел ощутить жуткую мощь, живущую подо льдом.
– Может быть. Понимаешь, моя память вся в дырах, – пожаловался Нолл. – Такая истрепанная, что куски ее отваливаются и теряются. Ты почти стерт из воспоминаний, Галхэрроу. Я знаю только, что мы использовали тебя как приманку в
