50 знаменитых чудаков - Валентина Мирошникова

Идея военных поселений, казавшаяся воплощением абсолютного порядка, занимала императора с 1810 года. Аракчеев, исполнительность которого с годами только крепла, взялся за реализацию этого проекта с той же прямотой и жестокостью, как и за другие поручения. Статья генерала Сервана “Sur les forces frontières des états”, привлекшая внимание императора, была специально для Аракчеева переведена на русский язык – он утверждал, что не знает французского и не стремится его выучить, умело прикрываясь маской «истинно русского неученого дворянина». На фоне этого заявления довольно странно выглядят свидетельства его наставников из кадетского корпуса, которые в один голос утверждали, что Аракчеев свободно читал по-французски, хотя имел плохое произношение, по-немецки же говорил довольно бегло. Кстати говоря, современники Аракчеева, как и многие историки впоследствии, считали одной из его отличительных черт склонность к юродству. Он часто подчеркивал свою необразованность, бедность, демонстративно отказывался от различных почестей (в том числе от звания фельдмаршала), чтобы затем получить гораздо большие.

Как бы то ни было, идея Александра I относительно военных поселений, изложенная в письме от 28 июня 1810 года, привела Аракчеева в полный восторг. Он получил долгожданную возможность перекроить хотя бы небольшую часть мира по своему усмотрению. К широкому насаждению военных поселений Алексей Андреевич приступил в 1815 году. Слова Александра I о том, что поселения «будут во что бы то ни стало, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова», явились для бывшего военного министра своеобразной индульгенцией. Он мог творить все, что заблагорассудится, – важен был лишь результат, а конкретно – внешний порядок в поселениях. Не обошлось без бунтов: поселяне не спешили радоваться столь своеобразному «счастью», которое для них оборачивалось бессмысленной муштрой, дополнительными работами и чрезмерно строгой дисциплиной. Письма Аракчеева к Александру I полны уверений, что учреждение очередного поселения прошло, «дал Бог, благополучно и мирно».

Игра в образцовые поселения настолько увлекла императора, что Аракчеев получил возможность использовать ее в своих целях. Не было лучшего способа поднять настроение государя, чем сообщить, что день рождения Его Величества был отпразднован смотром военного поселения. Посещение поселений стало считаться признаком благонадежности. Однако то, что наблюдали там посетители, казалось здравомыслящему человеку довольно противоестественным: перед ними была и не деревня вовсе, а какой-то странный механизм, в котором невидимые пружины поддерживают раз и навсегда установленный ход вещей.

Первый эксперимент Аракчеев провел в собственной вотчине – Грузино. Абсолютно все стороны жизни были определены письменными регламентами, нарушение которых строго каралось. Дома в деревне были выстроены по единому плану. Один дом был похож на другой как две капли воды. Поддержание порядка осуществлялось благодаря множеству указов и постановлений. Скажем, во избежание грязи на улицах крестьянам запрещалось держать свиней. Было издано отдельное положение о метелках для подметания улиц, о занавесках на кроватях, об окраске крыш, об обязанностях каждого члена крестьянской семьи и так далее.

Аракчеев попытался планировать даже рождаемость! Согласно его приказу, «всякая баба должна ежегодно рожать, и лучше сына, чем дочь». Последствия подобных указов приходилось расхлебывать несчастным женщинам: за дочь они платили штраф и за выкидыш – штраф, а если вовсе не рожали в течение года, должны были отдать десять аршин холста.

К человеческим чувствам Аракчеев относился с еще большим пренебрежением. Каждый год 1 января ему представляли списки неженатых и незамужних крестьян, он делал пометы, кого и на ком женить. Разумеется, при таком подходе счастливые браки были огромной редкостью, однако Аракчеева это нисколько не смущало. Абсолютно вся жизнь его крестьян проходила на виду. За их поведением было установлено тайное наблюдение. Провинившихся (независимо от пола и возраста) жестоко пороли. Строгая система телесных наказаний, созданная Аракчеевым, дополнялась «нравственным» наказанием. Провинившийся должен был писать графу покаянное письмо с обещанием исправиться.

Интересно, что сам Аракчеев вовсе не был образцом добродетели. У него были любовницы. Однако, по словам историков, даже его любовные похождения выглядели скучно и буднично. С 1800 года постоянной сожительницей графа стала Настасья Минкина – жестокая и мстительная женщина, чье представление о порядке во многом совпадало с представлением ее любовника. Более того, он сам боялся ее и исполнял любые повеления своей госпожи. Годами копившееся против нее раздражение в конце концов переполнило чашу терпения доведенных до отчаяния крестьян. 10 сентября 1825 года дворовые убили ее. Аракчеев в бешенстве прискакал в Грузино и с неистовой жестокостью расправился с «виновными». Гибель любовницы произвела на Аракчеева настолько сильное впечатление, что он впервые в жизни совершил крупную ошибку. Шервуд, доносчик по делу о заговоре тайных обществ, писал, что курьер, который должен был получить от него важные сведения для представления их Аракчееву, опоздал на несколько дней потому, что граф «был как помешанный». Хорошо информированные современники считали, что если бы Аракчеев вовремя осуществил расследование, то «никогда бы возмущения гвардии 14 декабря на Исаакиевской площади не случилось – затеявшие бунт были бы заблаговременно арестованы». До самой смерти Александра I (19 ноября 1825 года) Аракчеев не возвращался к делам, ссылаясь на «тяжкое расстройство здоровья».

Смерть царственного покровителя стала для Аракчеева еще одним страшным ударом. Попытка вернуть себе прежнее положение при дворе окончилась полным провалом из-за его бестактности. 12 декабря 1825 года великий князь Николай Павлович, готовый уже вступить на престол, писал Дибичу: «Третьего дня видел в первый раз графа Аракчеева. Он мне упомянул об этом деле (о заговоре), не зная, на чем оно остановилось, и говоря про оное, потому что полагает его весьма важным. Я тогда же сообщил об этом Милорадовичу, который хотел видеться с Аракчеевым; но как граф принял за правило никого у себя и нигде не видеть, даже и по службе, то и не пустил к себе Милорадовича, хотя он и велел сказать, что он от меня». 20 декабря 1825 года последовало возмездие. Аракчеева отстранили от заведования делами Комитета министров. Он сохранил только звание члена Государственного совета и отправился за границу.

Во время путешествия за границей Аракчеев совершил еще один не вполне этичный поступок: издал подборку обращенных к нему писем Александра I. После возвращения в Россию он почти безвыездно жил в Грузино, которое стало настоящим мемориалом его «благодетеля». В память об Александре его бывший фаворит соорудил перед церковью бронзовый памятник, заказал за границей часы с бюстом покойного императора. Эти часы раз в день, в 11 часов дня (время, когда Александр скончался), исполняли музыку – молитву «Со святыми упокой».