Полуночная девушка - Мелисса Грей

– Я признательна тебе за откровенность, – ответила Птера, – но была бы еще более признательна, если бы ты хоть немного помолчала, пока я пытаюсь разобраться в этих координатах. Я же тебе сказала: шифр старинный, и чтобы его понять, нужно время. Однако, если повезет, он приведет нас к жар-птице, кем бы она ни была и где бы ни находилась. – Птера указала рукой на дверь. – Иди, поиграй с друзьями.

Эхо поднялась с кушетки.

– Вот спасибо.

– Пожалуйста, – рассеянно откликнулась Птера, рассматривая каракули на карте.

Эхо перебросила рюкзак через плечо и направилась к двери. Взявшись за ручку, обернулась и посмотрела на Птеру, склонившуюся над картой.

– Птера!

Та что-то промычала в ответ, но не оглянулась.

Эхо постучала пальцами по ручке двери. Одна сорока – к скорби, две – к смеху и веселью.

– Как можно найти то – не знаю что?

Птера оторвала глаза от карты и, моргая, уставилась на Эхо, как будто вынырнула со дна бассейна. Наконец она заговорила, но голос ее звучал отстраненно, так, словно мысли ее витают где-то далеко:

– Да как обычно. Увидишь – поймешь. И не рассказывай никому.

Глава пятая

Эхо вышла за дверь, но не успела ступить и двух шагов, как ее тут же окружила стайка птерят. С тем же успехом их могли воспитывать волки: старшие птератусы, похоже, совсем не занимались малышней. Сорванцы облепили Эхо, обхватили за ноги, наперебой стараясь привлечь к себе внимание. Мягкие перышки на их ручках и головках переливались всеми цветами радуги. Лазурные, как у синешеек, ярко-красные, как у виргинских кардиналов, и даже нежно-розовые, как у фламинго. И каждый птереныш пытался перекричать остальных:

– Эхо, Эхо!

– А что ты нам принесла?

– …конфетки, ты обещала конфетки, в прошлый раз их не было…

– Эхо, Флинт меня толкнул, а я его дернула за перья, а он…

– Тише, тише! – расхохоталась Эхо. – Конфетки принесла. – Стайка радостно загомонила. – Флинт, нельзя толкаться, если тебе нравится Дейзи, ты лучше ей об этом скажи. – Крошечный птереныш с красным оперением недовольно заворчал. – Дейзи, солнышко, если тебя ударили, дай сдачи, как я тебя учила.

Эхо выудила из рюкзака бумажный кулек с разноцветными леденцами.

– Вот, держите, сорванцы. – Она бросила кулек малышне. – Слопайте все сразу, пусть у вас животы заболят. Может, тогда вы поймете, что объедаться сладостями вредно. Мелочь пузатая.

Из арочного прохода, ведущего вглубь Гнезда, послышался тихий смех. Эхо заметила знакомые белые перья и угольно-черные глаза голубки и расплылась в широкой улыбке.

– Приветствую тебя, – Эхо отвесила шутливый поклон, – сестричка из другого яичка.

– Приветствую тебя, Эхо, королева сироток. – Айви сделала реверанс. Они были неразлучны с детства, с тех самых пор, когда Эхо впервые попала в Гнездо и они с Айви подружились так, как могут подружиться только семилетки. Айви махнула Дейзи, которая отпихнула Флинта, помахала в ответ и улыбнулась, зажав в зубах кусок ярко-розового леденца. – Ты для них как Оливер Твист.

Эхо высвободилась из стайки детей, которые утратили к ней интерес, едва она отдала им конфеты, подбежала к Айви и взяла ее за руку.

– Мне всегда казалось, что я скорее Ловкий Плут.[2]

Она потащила Айви за собой по каменному коридору, ведущему вглубь Гнезда, планировка которого напоминала колесо. Все дороги вели в центр, где находились огромные ворота, служившие птератусам основным выходом в междумирье и в мир за пределами Гнезда. – Это ты у нас Оливер Твист.

– Как скажешь, Ловкий Плут, – рассмеялась Айви. – Я так понимаю, эти леденцы ты украла.

– Позаимствовала. – Эхо снова порылась в рюкзаке и нащупала кусок медовика, завернутый в бумагу. – И еще вот это. – Она протянула пирог Айви, которая проворно развернула розовую бумагу и откусила большущий кусок.

Не успев доесть медовик, Айви поинтересовалась с набитым ртом:

– А еще есть?

– Фу. – Эхо поморщилась: должны же быть какие-то правила приличия. – Такое ощущение, что тебя вообще не воспитывали.

– Ты опять начиталась своих толстенных мудреных книг с заумными словами? – Айви проглотила пирог, причем, похоже, не жуя. Хотя вообще-то так оно и было.

Эхо была не первым ребенком, которого Птера привела в Гнездо. Девушка подозревала, что и не последним. Война многих оставила сиротами. Как Дейзи, Флинта, Айви. Они шагали по залитым теплым светом коридорам, и Эхо кивала знакомым встречным птератусам. Тюльпану с зелеными перьями, который зарабатывал на жизнь тем, что торговал всякой всячиной вроде пуговиц и разрозненных чайных сервизов. Старенькой Иве, которая носила яркие шарфы и пела в метро, а прохожие бросали ей монетки. Голубоглазому Фенхелю, собиравшему фиолетовые соломинки.

– Давай устроим праздник, – предложила Эхо.

– Удачно поохотилась? – поинтересовалась Айви.

– Ну не так чтобы совсем удачно. Пришлось убегать от колдуна и нескольких копов. Еле ноги унесла.

Айви тревожно нахмурилась.

– Эхо…

Эхо взяла Айви за руку и закружила, как Фред Астер – Джинджер Роджерс. По крайней мере Эхо так казалось.

– Не волнуйся. Все хорошо.

Айви сделала па под мелодию, которая была слышна лишь ей одной.

– Первые пятьсот раз было не смешно.

– Пожалуй, – согласилась Эхо. – Главное, что я осталась с добычей, вернулась целой и невредимой, так что, думаю, надо это обмыть.

Айви фыркнула.

– Тоже мне, добыча.

– Да ну тебя.

– И пожалуйста, – ответила Айви, крутанулась еще раз напоследок и, покачиваясь, остановилась перед Эхо. Они добрались до ворот – архитектурного чуда, при виде которого у Эхо неизменно захватывало дух. Венчали ворота два кованых черных лебедя, их клювы соприкасались, образуя арку. На спине у каждого лебедя стояло по массивному чугунному светильнику с факелами, которые горели день и ночь. Эхо и Айви заняли очередь. Перед ними было двое птератусов: коротышка поперек себя шире и статная дама в летах с перьями, чудесного пыльно-розового оттенка на голове.

– Так что ты там говорила насчет обмыть? – Айви шагнула вперед, после того как дама бросила в огонь пригоршню сумеречного порошка. Между шеями лебедей вспыхнуло сияние, дама шагнула в него, взвился клуб черного дыма. Когда дым рассеялся, птератусов уже не было. – Говорят, в Лондоне в это время года просто чудесно.

Эхо взвесила на ладони оставшийся у нее сумеречный порошок в мешочке. До Лондона хватит.

– Ну что, в «Мезон Берто»[3]?

Айви кивнула.

– В «Мезон Берто».

Глава шестая

«Мезон Берто» ютился в узком переулочке в Сохо между индийским рестораном и старинным английским пабом: современный Лондон в миниатюре. Витрины кондитерской, украшенные развевавшимися на ветру британскими флагами, ломились от всевозможной выпечки: изящные статуэтки из марципана; профитроли, полные сладкого заварного крема; нежные шоколадные пирожные; тарталетки с вкуснейшими фруктами.

Айви добрых пять минут разглядывала это изобилие десертов, прежде чем сделать заказ, хотя всегда брала одно и то же: чай с мятой и шоколадный эклер. Но все равно каждый раз замирала у витрины, взвешивая достоинства каждого пирожного из всего ассортимента, которым мог похвастаться «Мезон Берто». Эта привычка Айви неизменно умиляла и чуточку раздражала Эхо. Она взяла чайник чая и профитроль. С пирожными в руках подруги поднялись на второй этаж. К счастью, там никого не было. Девушки уселись в дальнем углу за любимым столиком, на столешнице которого была нарисована шахматная доска. Окно возле столика выходило на улицу.

Айви уселась напротив Эхо, обхватила руками в перчатках чашку с горячим чаем и вдохнула его сладкий аромат. Солнечные очки скрывали глаза Айви, так непохожие на человеческие, но Эхо и так знала, что подруга щурится от удовольствия. Айви положила в чашку несколько ложек сахара: после четырех Эхо перестала считать и лишь гадала, остался ли в чашке чай. А уж как подруга умудрялась запивать этим сиропом огромный шоколадный эклер, Эхо и вовсе не понимала. Сама-то она пила «эрл грей» без сахара, лишь добавила в чашку немного молока и помешивала его ложкой, пока белые облака не разошлись и чай не приобрел равномерный песочно-бежевый оттенок. Вот что значит совершенство.

– О-о-о, – протянула Айви, отхлебнув глоток своей сахарной водички, и указала подбородком на что-то за плечом Эхо. – Смотри, кто идет.

Не успела Эхо обернуться, как чьи-то ладони нежно закрыли ей глаза и раздался голос, такой же мягкий, как это прикосновение: теплый, глубокий, волнующий.

– Угадай, кто? – произнес голос, и Эхо почувствовала на виске легкое дыхание. В следующую секунду ее чмокнули в щеку.

– Хм-м-м, – задумчиво протянула Эхо. – Авраам Линкольн?

От тихого смеха у Эхо по спине пробежали мурашки, и сладкая дрожь пробрала ее от кончиков пальцев ног до корней волос. Поразительно, как от одного его присутствия у нее внутри все переворачивается, словно одна за другой падают доминошки. А ведь они встречаются уже два месяца. Он не должен знать, как сильно она влюблена.