Золото - Питер Гринуэй

Третий солдат вернулся в квартиру Стричелло за семейным добром и нашел золото. С карманами, набитыми звонкой монетой, он бежал из Рима на грузовике с тяжелоранеными, направлявшемся в Апеннины. Еврейское золото он проиграл в покер некоему капралу, который отошел облегчиться в ущелье и пал жертвой снайпера – своего или чужого, так и осталось неизвестным. Капрал свалился в глубокий овраг, и еще часа четыре ночную тишину оглашал его скулеж, похожий то на журчание невидимого ключа, то на жалобное пение птицы. После чего он испустил дух. Под утро на бездыханное тело наткнулись партизаны. Они вытащили золотые монеты из замшевого мешочка, который был у капрала под ремнем, и купили на них винтовки, чтобы отправить на тот свет побольше немцев.

В Турине монеты какое-то время находились во владении Джованни Трибориуса Дали. Зная, что он имеет дело со старинным иудейским чеканом, Джованни сбыл сицилийскому антиквару пять монет, которые в настоящее время находятся в Музее римской археологии в Таормине. Остальные монеты, спрятанные в чемодане со шмотками, гарантировали ему безбедное существование после войны. При этом следует иметь в виду, что военные цены на антикварные предметы ориентировались не столько на древность или художественность, сколько на рыночную стоимость того или иного металла, к тому же монеты иудейского происхождения изначально были с изъяном. Трибориус Дали погиб во время крушения поезда под Кёльном, а его дочь, чтобы эмигрировать в Америку, продала отцовские ценности Дрезденскому банку.

Таким образом, золото вышло из обращения, стало анонимным. Монеты переплавили и пометили, после чего они путешествовали из одного отделения Дойчебанка в другое, пока за три месяца до окончания войны не оказались в Баден-Бадене в виде золотого слитка FG780P.

Лейтенант Густав Харпш вместе с капралом и сержантом въехали в незнакомый им Баден-Баден на патрульном джипе с дипломатическим флажком на капоте – получилась такая гремучая смесь из военной полиции и СС. Пока Густав Харпш, предъявив документ, запускал в ход все свое обаяние вперемежку с угрозами, чтобы заполучить черный «мерседес» из банковского гаража, капрал с сержантом реквизировали сто золотых слитков[i] из подвала № 3, согласно предписанию за подписью управляющего Дойчебанка и «по совместительству» свояка Харпша, и упаковали их в два больших черных чемодана на заднем сиденье автомобиля. Девяносто два слитка из этой сотни угодили в аварию вблизи североитальянского города Больцано, известного своим неумением готовить настоящие спагетти и небольшим амфитеатром; последний был когда-то построен римлянами в покоренных ими городках Средиземноморья для увеселения язычников христианами, вынужденно выступавшими в роли актеров, пока с севера не пришли варварские немецкие племена и не превратили амфитеатр в руины.

12. Футляр для скрипки

Один учитель музыки, уроженец Праги, который по причине своего еврейства не мог никого учить, все свои ценности держал в скрипке. Раз уж запретили на скрипке играть, оставалось ее использовать в качестве сейфа, хотя хранить там было, в сущности, нечего, а наследников хватало – три дочери, два младших сына и младенец.

Мать умерла от родильной горячки.

Во время обыска в доме пьяные фашисты потребовали, чтобы их развлекали. Они расселись на стульях и диване, а детей посадили себе на колени. Звучание скрипки их разочаровало. Либо скрипач плох, либо его инструмент. Выяснять это им было недосуг. Они предпочли собственную игру. Скрипачу предложили выбор: быть сожженным или похороненным вместе со своей скрипкой. А все потому, что играть плохую музыку в бывшей столице немецкоговорящей Австро-Венгерской империи было непозволительно. Скрипач предпочел второй вариант: кто знает, может, в один прекрасный день его дети выкопают из могилы свое жалкое наследство. Разочарованные спокойствием, с каким скрипач принял свою судьбу, немцы решили сделать самого младшего ребенка, девочку, частью затеянной игры. Что было ему дороже: усталая скрипка или испуганный ребенок? Скрипач молчал. Тогда они разложили костер в поле, сплошь поросшем лютиками, напротив его домишка, и спросили, с кого начинать, с младенца или с инструмента. Что больше потянет, музыка или невинное дитя? Чудовищность предложения, до которого не всякий додумается, вывела скрипача из оцепенения, и он бросился на того, кто произнес эти кощунственные слова. Его тут же убили и сожгли на глазах у собственных детей. Когда зола остыла, дети начали ее разгребать руками в поисках наследства – в смысле отцовских останков, а не содержимого скрипки. В этом они не преуспели.

Нетленные монеты обнаружились много месяцев спустя, когда скашивали траву на лютиковом поле. Улов оказался небогатым, но все монеты собрали, отчистили от золы и переплавили вместе с другими добытыми в Праге еврейскими трофеями, слитки же доставили в сборный пункт в Вене, после чего они благополучно осели на счетах национал-социалистов в разных отделениях Дойчебанка, включая баден-баденский, которым управлял свояк лейтенанта Харпша. С помощью этого слитка, где была и толика недоставшегося детям скрипача наследства, лейтенант рассчитывал несколько увеличить наследство собственного сына, но его планам помешала белая лошадь.

13. Сосисочная

У сосисочника из Визеляна-Рейне была своя ярко освещенная палатка на углу Глопперштрассе и Хохштандартплац. Он скупал краденое. Благодаря его предприимчивости там можно было все купить и все продать. А тот, кто не имел ничего стоящего на продажу, за сосиску с горчицей и кислой капустой всегда мог расплатиться собственным телом. Мужчина, женщина, мальчик – не важно. Только с маленькими девочками он не вел никаких дел. Кастрюли сосисочника были под завязку наполнены топленым жиром вперемешку с драгоценностями, а крышки привязаны к ручкам надежной бечевкой. При своей популярности и благосклонности к нему властей он бы мог спокойно повесить табличку: «Покупаю и продаю. Сосиски за золото, сосиски за секс».

Один вечно голодный сталевар как-то раз впервые неплохо поел, и только после этого до работяги дошло, что в животе у него больше не урчит, а жена почему-то заперлась в спальне. Тогда он взял трех братьев и двух шуринов, и честная компания наведалась в сосисочную. Они перевернули палатку вверх дном, так что печки и кастрюли загромыхали по мостовой. Разноцветные лампочки расстроенный сталевар передавил каблуком, а хозяина отметелил по полной программе, при этом особое внимание уделил его мужскому хозяйству. Уличной бузе положило конец вмешательство полиции, которая привыкла получать от сосисочника мзду в виде золота и отвергнутых им маленьких девочек, не говоря уже о сосисках. Полицейские открыли пальбу. Двоих они уложили на месте, а третьего ранили. Сталевару и его младшему брату пришлось наводить порядок, но кастрюли с привязанными крышками им велено было не трогать. Эти тяжелые емкости доставили прямиком в участок. Растопив жир и найдя в кастрюлях вместо сосисок кое-что посущественнее, полицейские совершили выгодную операцию. Что касается золотых украшений, то они, переплавленные в массивный слиток, из Визеляна-Рейне перекочевали в подвал № 3 баден-баденского отделения Дойчебанка. Слиток этот в числе прочих попал в руки лейтенанта Харпша, направлявшегося в Больцано, но небрежное вождение и, как следствие, авария привели к тому, что это золото было перераспределено в швейцарских финансовых кругах.

На месте одной палатки поставили другую, и сосисочный бизнес продолжал процветать, правда, уже с новым хозяином. А прежний владелец три года провалялся в больнице. Ходить, разговаривать и пользоваться своим главным достоинством он уже не мог. Мочу из него выводили окольными путями. Вскоре ему пришлось освободить привилегированную койку более достойным из числа раненых на фронте. Переезда на выселки он не пережил. Его смерть никто не оплакал.

А между тем в сосисочной на углу Глопперштрассе и Хохштандартплац расширился ассортимент. После того как в результате дерзкого налета на тюрьму «Бельволио» был освобожден Муссолини, новый хозяин, желая отпраздновать солидарность с итальянскими фашистами, предложил покупателям пиццу и спагетти с томатным соусом. Разборчивые итальянцы едва ли оценили бы столь изысканные блюда, ну разве только жители Больцано, которые не увидели бы никакой разницы между настоящими спагетти в Неаполе и обыкновенной лапшой, сваренной в сосисочной на углу Глопперштрассе и Хохштандартплац.

14. Гусопаска

На одной ферме в Лорренне жило стадо – сорок гусей. Из их печенок можно было приготовить паштет – изысканный деликатес в мире, который, кажется, начал терять вкус к тонким материям. Эти гуси могли бы нести золотые яйца, но на беду хозяйки у нее были друзья евреи, и она захотела им помочь. Вот что эта гусопаска придумала. Она решила скормить нескольким гусыням золотые безделицы своих друзей. Зажав птицу между толстыми ляжками, она засовывала поглубже в клюв длинную воронку и всыпала в глотку орехи вперемешку с обручальными кольцами, тоненькими цепочками и детскими сережками в золотой оправе, при этом поглаживая длинную шею своими толстыми белыми пальцами, дабы облегчить процесс глотания. Розовато-красная печень пернатых раздулась. Глядя на них, нетрудно было нарисовать в своем воображении картинку: на белоснежной тарелке лежит ломтик гусиной розовой печенки, украшенной веточкой петрушки и изящной цепочкой, которая извивается по тарелке золотой змейкой.