Манхэттен - Джон Дос Пассос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот! Это хорошо! — Человек с бриллиантовой запонкой поднес бокал к губам, пригубил и, поставив его на место, бросил насмешливый взгляд на свою соседку.
Она намазывала масло на кусочки хлеба и, кладя их в рот, все время бормотала:
— Я очень мало ем, очень мало…
— Это не мешает вам пить, Мэри, не правда ли?
Она закудахтала и хлопнула его по плечу закрытым веером.
— И шутник же вы!
— Allumé-moi ça, sporca madonna!34 — зашипел лакей на ухо Эмилю.
Эмиль зажег две горелки на столике для посуды, и запах горячего хереса, сливок и омаров начал распространяться по комнате. Было жарко, шумно, пахло духами и табаком. Подав омаров и наполнив бокалы, Эмиль прислонился к стене и провел рукой по влажным волосам. Глаза его остановились на пухлых плечах женщины, сидевшей впереди него, потом скользнули вдоль напудренной спины к тому месту, где под кружевами отстегнулся маленький серебряный крючок. Человек с плешивой головой, сидевший рядом с ней, переплел свою ногу с ее ногой. Она была молода — одних лет с Эмилем. Она смотрела в лицо мужчине, и ее полуоткрытые губы были влажны. У Эмиля закружилась голова. Он не мог оторвать взгляд от ее спины.
— Но что случилось с прелестной Фифи? — каркнул человек с бриллиантом, прожевывая омара. — Как видно, она имела сегодня такой успех, что наша компания кажется ей чересчур скромной.
— У кого хотите закружится голова!
— Ну-с, если она думает, что мы ее будем ждать, мы ей преподнесем сюрприз. Хо-хо-хо! — заорал человек с бриллиантовой запонкой. — Я никогда в жизни никого не ждал и не собираюсь ждать.
Человек с лунообразным лицом отставил тарелку и играл браслетом на руке женщины, сидевшей рядом с ним.
— Вы сегодня настоящая красавица, Ольга.
— Я теперь как раз позирую одному художнику, — ответила женщина, держа свой бокал против света.
— Клянусь Богом, я куплю портрет.
— Едва ли это вам удастся. — Она покачала золотистой головкой.
— Вы скверный маленький бесенок, Ольга!
Она рассмеялась, не разжимая губ над длинными зубами.
Какой-то мужчина наклонился к человеку с бриллиантом, стуча толстым пальцем по столу.
— Нет, сэр, Двадцать третья улица в качестве объекта для операций с недвижимыми имуществами лопнула.35 Это все признают. Но вот о чем я хотел бы поговорить с вами частным образом, мистер Годэлминг… Как создаются миллионы в Нью-Йорке?.. Астор,36 Вандербильд,37 Фиш…38 Только на недвижимом имуществе! Теперь очередь за следующими пустырями… Почти рядом… Покупайте на Сороковой…
Человек с бриллиантом поднял бровь и покачал головой:
— Проведем хоть один вечер не по-деловому. Как это говорится… «откинь заботы и печали» или что-то в этом роде… Эй, человек! Почему вы, черт возьми, не подаете шампанского? — Он встал на ноги, кашлянул в кулак и запел хриплым голосом:
О, если б океан сплошным шампанским был…
Все захлопали. Старый лакей только что обнес гостей пудингом и теперь, с красным, как свекла, лицом, вытаскивал тугую пробку из бутылки. Когда пробка выскочила, дама в диадеме взвизгнула. Пили за здоровье человека с бриллиантовой запонкой.
Он такой веселый, славный малый…
— Как называется это блюдо? — спросил человек с носом бутылкой, наклоняясь к девушке.
Ее черные волосы были разделены прямым пробором. Она была одета в светло-зеленое платье с пышными рукавами. Мужчина подмигнул и поглядел в упор в ее черные глаза.
— Это самое фантастическое блюдо, какое я когда-либо ел. Вы знаете, милая моя, я не часто приезжаю в этот город. — Он допил свой бокал. — Когда я уезжаю отсюда, я постоянно чувствую отвращение. — Его лихорадочный, блестящий от шампанского взгляд скользил по контурам ее шеи, плеч и остановился на голой руке. — Но на этот раз я думаю…
— Жизнь старателя, должно быть, захватывающе интересна, — прервала она, вспыхнув.
— Она была захватывающей в прежние времена. То была грубая, но мужская жизнь; я доволен, что нажил капитал в прежние времена… теперь мне так не повезло бы.
Она посмотрела на него.
— Как вы скромны, называя это везением!
Эмиль вышел из отдельного кабинета. В его услугах больше не нуждались. Рыжеволосая девица из гардероба прошла мимо с большим кружевным капором в руках. Он улыбнулся, попытался поймать ее взгляд. Она фыркнула и вздернула нос. «Не хочет смотреть на меня, потому что я лакей. Ладно, когда я наживу деньги, я им покажу!»
— Скажи Чарли, чтобы подал еще две бутылки «Моэ», «Шандон», американский разлив, — раздался шипящий голос старого лакея.
Человек с лунообразным лицом встал.
— Леди и джентльмены…
— Эй вы, поросята, тише! — прокричал чей-то голос.
— Свинья хочет говорить, — сказала Ольга шепотом.
— Леди и джентльмены! Вследствие отсутствия нашей звезды Вифлеема…
— Джилли, не кощунствуйте, — сказала дама в диадеме.
— Леди и джентльмены, так как я не привык…
— Джилли, вы пьяны!
— Я говорю: хоть счастье и покинуло нас…
Кто-то дернул его за фалды, и лунолицый со стуком сел на стул.
— Это ужасно, — сказала дама в диадеме, обращаясь к человеку с длинным лицом табачного цвета, сидевшему в конце стола. — Это ужасно, полковник, как Джилли богохульствует, когда напьется.
Полковник осторожно снимал фольгу с сигары.
— Что вы говорите! — процедил он; его седоусое лицо ничего не выражало.
— Знаете, ужасная история случилась с Аткинсом, стариком Эллиотом Аткинсом. Помните, он работал с Мэнзфилдом…
— Неужели? — ледяным тоном спросил полковник, отрезая кончик сигары перламутровым перочинным ножом.
— Скажите, Честер, это правда, что Мэби Эванс имела огромный успех?
— Не представляю себе этого, Ольга. У нее плохая фигура…
— Понимаете, как-то вечером — они тогда гастролировали в Канзасе — он был в стельку пьян и начал говорить речь…
— Она не умеет петь…
— Бедняга всегда плохо чувствует себя перед публикой…
— У нее отвратительная фигура…
— Речь, вроде Боба Ингерсолла…39
— Бедный старик… Я хорошо знал его в былые дни, в Чикаго…
— Что вы говорите! — Полковник медленно поднес зажженную спичку к концу сигары.
— И вдруг сверкает страшная молния, и огненный шар влетает в одно окно и вылетает в другое.
— Убило его? — Полковник пустил под потолок синий клуб дыма.
— Что такое? Вы говорите, Боба Ингерсолла убило молнией? — пронзительно крикнула Ольга. — Так ему и надо, гнусному атеисту!
— Нет, не убило. Но он постиг сущность жизни и стал методистом.
— Странно! Почему это актеры так часто становятся проповедниками?
— Иначе их никто не хочет слушать! — каркнул человек с бриллиантовой запонкой.
Оба лакея стояли за дверью и прислушивались к разговору.
— Tas de sacrés cochons… sporca madonna!40 —
