Россия Путина - Иван Бло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хайдеггер не утверждает, что «Я», деньги, техника, массификация представляют собой явления негативные или малозначащие. Проблема возникает тогда, когда «Я» подменяет собой Божественное начало, деньги – трансцендентальные ценности (истину, красоту и добро), массификация – человеческую личность, а техника – искусство жить на земле. Мы оказываемся в ситуации «забвения бытия», когда жизнь человека становится «неаутентичной». Другими словами, не отдавая себе в этом отчета, человек возводит «Я», массы, деньги и технику в ранг идолов, которым готов поклоняться. Именно отсюда проистекает утрата человечности, характерная для сегодняшнего мира и отличающая как тоталитарные режимы, так и к Запад.
Этому миру, где властвует Gestell и бытие которого есть власть ради власти, Хайдеггер противопоставляет новое начало, в рамках которого западный человек преодолеет «современную» метафизику. Это новое начало характеризуется возвратом к Сакральному. Человек более не воспринимается как «человеческие ресурсы», то есть как основной вид сырья, что характерно для утилитарной концепции, в рамках которой человек является «разумным животным».
Сегодняшний гуманизм, сводит суть человека к живому существу (animal на латыни), потребности которого удовлетворяются благодаря холодному расчету, позволяющему властвовать над миром. Такова концепция, признанная современным миром (а не только коммунистами, представляющими собой только часть этого мира). По мнению Хайдеггера, человек в своей сути гораздо шире такого видения, поскольку он дистанцируется от вещей и, в отличие от животного, ведет существование во времени. Значит, в его существовании может появиться исторический смысл. Поэтому у человека есть не только жизнь, но и бытие. «Человек – творец», – писал русский философ Николай Бердяев[15] И в этом он ближе к Божественному, чем к животному.
Человек, осознающий суть своего трагического существования (бытие – значит, творец, трагическое – значит, смертный), по Хайдеггеру, скорее «пастух бытия», чем «господин сущего», использующий все, что существует, воспринимаемое как своего рода запас. И в этом случае человек будет сохранять «четверицу», то есть мир в четырех восходящих к Аристотелю измерениях: корни, идеал, Божество и человек. И тогда мы выйдем за пределы так называемой современной метафизики, позволившей коммунизму возникнуть и ставшей основанием для псевдодемократии, в условиях которой живет Запад (за исключением Швейцарии).
Согласно Хайдеггеру, у Второй мировой войны были странные черты. Некоторые считали ее нормальной, просто потому, что она была «современной». Но «современность» ничего общего не имеет с нормальностью. Ссылаться на современность для того, чтобы объяснить или оправдать что-либо, это самый верный способ отказаться от подлинного анализа. Современная война больше не отличается от мира в том смысле, что она носит тотальный характер. Ее цель не в достижении мира с противником, как это было в войнах до Французской революции, а в уничтожении противника.
С философской точки зрения, эта новая ситуация соответствует появлению власти ради власти. Хайдеггер говорит, что сегодня власть это бытие сущего. В качестве бытия сущего власть завладела нравственностью как средством. Сохранение ценностей или интересы народа – это всего лишь понятия, которыми власть пользуется как предлогом. Власть опирается на видимость закона, но в то же время не терпит никаких препятствий, и ее цели могут меняться спонтанно. Власть терпит сущее, только если его можно эксплуатировать, другими словами, если его можно спланировать и построить. Человек также должен быть «эксплуатабельным», и его человечность будет мешать этому. Как мы уже говорили, мобилизация требует взаимозаменяемости людей. Когда власть становится бытием сущего, человек превращается в сырье, в «ресурс». Он лишается сакрального измерения.[16]
В «Koinon» Хайдеггер поясняет, что власть осуществляется посредством «машинерии» (Machenschaft). Для обеспечения своего господства власть нуждается в определенном человеческом типе. Чем больше искусство делания господствует над осуществлением бытия, тем больше сущее доминирует над бытием. Важность, придаваемая практическому превосходству, является признаком доминирования сущего, которое не терпит никакого сопротивления. Что же касается бытия, то оно постепенно уходит в небытие. Мировая власть следует лишь своим интересам, хотя и выставляет вперед некие идеалы из пропагандистских соображений. «Но власти неведома никакая конечная цель, кроме нее самой».
Поэтому политика перестала быть элементом человеческой жизни, она определяет сущее в целом. Парламентские демократии осуждают такое положение вещей с позиции разделения властей, претендуя тем самым на то, что они являются воплощением нравственности. Но они не осознают идентичности любой современной власти с точки зрения метафизики. Демократия ссылается на некий идеал, определенный «народом». Власть, по сути, не находится ни в чьих руках, но заявляют, что она в руках всех. Конечно, тайна, которая покрывает вопрос об обладании властью, характерна прежде всего для деспотических, диктаторских режимов. Диктатор исполняет требования своей власти, а той необходимо единообразие всех людей в рамках коллектива для того, чтобы осуществлять планирование.
Приход к господству и его последствияВ «Koinon»[17] Хайдеггер пишет: «Приход власти к господству благодаря искусству делания, которое ничто не определяет, есть метафизическая сущность коммунизма. Речь не идет о его политических, социологических или идеологических аспектах. Речь идет о коммунизме в его соотнесенности с историей бытия. Обычно коммунизм определяет себя как общность равных, где каждый должен быть интегрирован в усредненную одинаковость всех. В политическом плане эта задача реализуется путем революции, преобразующей буржуазное общество в общество бесклассовое. Происходит огосударствление банков, раздел земельной собственности, роспуск монастырей, на смену общей культуре приходит специализация. Происходит высвобождение человека массового, который приходит к власти через единственную существующую в стране партию. Поведение людей унифицировано и выровнено. Так выглядит приход к власти „народа“. „Освобожденный“ пролетариат не имеет более иной цели, кроме служения власти, но сам этого не осознает. Он становится заложником такого видения мира – Weltanschauung, – которое требует от него классового сознания, подчинения партии, продвижения прогресса, создания культуры. Точно по злому волшебству устанавливаются единообразие и равенство».
В этой системе, суть которой нам показывает Хайдеггер, у находящегося у власти пролетариата в реальности никакой власти нет. Но ведь необходимо, чтобы были люди, которые бы осуществляли власть. Их немного и они не могут делать то, что хотят. Нужно понимать, что власть требует их подчинения анонимному коллективу.[18]
Отношения между руководителями также далеки от братских: это отношения холодного недоверия, каждый следит за каждым, постоянно опасаясь потерять власть. Власть не принадлежит ни отдельным личностям, ни политической элите, ни народу. Власть осуществляется через технику действия, или «машинерию». Согласно Хайдеггеру, «коммунизм – это осуществление власти над сущим. Посредством „машинерии“ устанавливается безграничная власть над сущим, которое само рассматривается исключительно с точки зрения своей полезности для „машинерии“.»
Утверждая, что в коммунизме нет ничего человеческого, Хайдеггер развивает свою мысль: «Человек здесь – не более чем исполнитель захвата власти над сущим. „Машинерия“ – как суть бытия – овладела сущим, но коммунизму нужен обманный фасад, за которым он мог бы скрыть свое настоящее метафизическое устройство – свое бытие».
В сущности, все попадают в ловушку коммунизма, включая руководителей, которые сами создают себе тюрьму. Как это верно увидел Достоевский, эти идеологи являются «одержимыми», попавшими в ловушку своей собственной идеологии.
Любое сопротивление пресекается. Всякие связи с прошлым должны быть уничтожены. Какое бы то ни было уклонение невозможно. Все это необходимо для захвата власти, который является сутью искусства делания, или «машинерии». Суть истории подлежит изменению, прошлое уничтожается, ему на смену приходит новая эра. Всякое знание ставится на службу этой замкнутой на самой себе политики. И теоретическое, и практическое знание суть инструмент конструктивистской мысли, которая представляет собой коммунизм в самом чистом виде – как захват власти посредством тоталитарной техники, или «машинерии», опирающейся на утилитарный расчет.