Царь с востока - Дмитрий Хван

    Через несколько дней корветы и флейт уже стояли на якоре близ устья Туманной. Оставив на кораблях необходимое количество экипажа, остальные отдыхали после долгого перехода на берегу. Люди устраивали купания в реке, мылись в бане, некоторые погоняли мяч - в общем, наслаждались передышкой. Ведь уже через двое суток экипажи и морские пехотинцы вернулись к работе - Сартинов и Сазонов дали старт запланированным учениям. Была проведена дневная и ночная высадка десанта на берег с занятием плацдарма и его удержанием и расширением, а также учебные стрельбы. В день артиллерийских учений установилась подходящая погода - на море было лёгкое волнение, умеренный ветер не поднимался выше четырёх баллов, вспенивая барашки на гребнях невысоких волн. Ярко светило солнце, и небосвод был чист, проплывали лишь редкие облака.

    Шлюпки на длиннющих канатах буксировали подальше от берега заранее подготовленные плотики с укреплёнными на них щитами. Это были цели для комендоров - морских артиллеристов. Сидевшие в шлюпках поморы и айну со старанием и воодушевлением налегали на вёсла. Прирождённые мореходы, щурясь, восхищённо посматривали на стоявшие вдалеке корабли, освещённые находящимся в зените солнцем.

    На дистанции в восемь кабельтовых, при расхождении с мишенями, двигающимися контркурсом, Сартинов, капитан-командор флотилии, скомандовал: - Флотилии открыть огонь! Савватий Михайлович, начинайте.

    Главный корабельный старшина и старший комендор артиллерийской команды корвета 'Забияка', потомственный помор, до этого прошедший отличную школу на речных канонерских лодках, продолжил:

    - Дистанция восемь кабельтовых! Начать пристрелку!

    Над "Забиякой" взвился красный флаг - сигнал открытия огня другим кораблям. Находившийся в одной из шлюпок уроженец Шлезвига, служивший теперь боцманом на 'Удальце' Гюнтер Стеллер, координировавший работу постановщиков целей, в этот миг крепко сжал древки своих флажков. Ему, морскому волку, ходившему и в Африку, и к турецким берегам, стало не по себе. Разумеется, он знал характеристики орудий, изготовляемых в Сибири, но восемь кабельтовых - это расстояние очень серьёзное. На такой дистанции открывать огонь глупо - ядра упадут в море, не долетев до врага. Но у сибирцев ядер вовсе не было, вместо них ангарские комендоры использовали снаряды, коими пушки снаряжались с казённой части, а не с дула, как в европейских и османском флотах. Не все корабельные комендоры были опытны, что Стеллера немного нервировало. Он надеялся, что и сибирские снаряды не долетят до цели. Хотя просоленному морской водой, опытному и многое повидавшему боцману не пристало бояться падающих снарядов.

    - Ядрам не кланяться! - коверкая слова, заорал Гюнтер в рупор, снова перепутав ядра со снарядами. - Грести ровнее! Не бойся, может, не убьёт!

    Одновременно с удачной шуткой, а боцман считал себя завзятым остряком, на баке 'Забияки' появилось белое облачко. Спустя пару секунд неподалёку от ближнего из мишеней-щитов с шипением поднялся столб воды и раздался запоздалый орудийный грохот со стороны корвета.

    - Mein Gott! - в изумлении воскликнул Стеллер. - Если так пойдёт дальше, сегодня рыбы останутся без корма!

    После первого выстрела начали стрелять и остальные орудия, пристреливаемые индивидуально. С ровными промежутками во времени вокруг мишеней то и дело вырастали новые водяные столбы. Дальним рокотом звучали выстрелы. Десять минут промелькнули, словно несколько мгновений - орудия одно за другим замолкали, израсходовав свою норму учебных болванок. Флотилия и плоты-мишени к этому моменту окончательно разошлись на контркурсах. Теперь оставалось только подвести итоги плановых учений морской пехоты и комендорских команд.

    Спустя час с небольшим старший артиллерист флотилии Савватий Феофанов докладывал о результатах стрельб капитан-командору Сартинову и офицерам, собравшимся в кают-компании флагмана:

    - Комендорским командам удалось добиться около пятидесяти процентов попаданий, что ненамного меньше результатов прежних стрельб, производимых на параллельных курсах. И это... - немного смутился помор, добавив:

    - Предлагаю поощрить команду гребцов боцмана Стеллера двойной порцией наливки.

    Офицеры с готовностью рассмеялись, Адрей Сартинов встал и, пожав крепкую руку Савватия, сказал с улыбкой:

    - Предложение твоё одобряю, Савватий Михайлович. Составь список отличившихся, а сейчас держи!

    Сартинов протянул Феофанову нашивки лейтенанта флота и наручные часы, после чего торжественным тоном сказал:

    - Благодарю за службу! Хороша молодёжь!

    - Служу Руси Сибирской! - гаркнул Феофанов.

    Вечером офицеры-первоангарцы собрались на песчаном пляже, где под шашлык из косули и ягодную наливку обсудили перспективы дальнейшей службы. Главным предметом обсуждения стали вовсе не новости, привезённые Сазоновым от берегов Сахалина и Эдзо, а инициатива Игоря Матусевича по дальнейшему продвижению владений Сибирской Руси на юго-восток - к южным берегам Уссурийского края, их бухтам и заливам, к устью реки Туманной. Последняя служила естественной северо-восточной границей корейского государства Чосон династии Ли. Бассейн реки Уссури, чьё название на языке живших на её берегах ороков значило 'стрела', и Приморье были практически безлюдными, лишёнными какой-либо власти ангарцев или маньчжур, которые за несколько лет потеряли контроль над множеством даурских, нанайских и дючерских князцов. Русские помогли им в этом, обеспечив туземцам свободный доступ к необходимым им товарам - железным орудиям труда и оружию, бытовой утвари. Покупали дауры и предметы роскоши, украшения, стёкла и кое-какую мебель. Кроме того, ангарцы прекратили практику выплаты автохтонами дани Цин и обеспечили им защиту от маньчжур. Плюс к этому дауры, нанайцы и прочие получили возможность служить в полках и эскадронах под началом своих же князей, получая от русских оружие и доспехи. Воин таких подразделений вырастал в глазах соплеменников и пользовался непререкаемым авторитетом среди них. Особенное положение и доверие со стороны людей Сокола имели дауры-землепашцы, многие из них приняли веру русских, а молодёжь с успехом училась в школах, образованных при церквях. Дауры уже служили во всех частях Сибирской державы - от Ангарского Двора в Енисейске до поста на Сахалине и вот тут, в устье Туманной, на корейской границе.

    Владея практически полным положением дел в областях, соседних с его воеводством, Матусевич получал информацию от разведчиков даже из Мукдена, где недавно удалось подкупить ещё одного чиновника средней руки, советника фудутуна, снабжавшего их новостями, приходящими из новой столицы империи Цин - Пекина. До этого чиновника был другой, меньшего ранга, подкупленный даурским князцом, который регулярно приезжал в Мукден якобы с данью. Князь рассказывал маньчжурам о силе северных варваров, о кишащих на реках боевых кораблях, вооружённых множеством дальнобойных пушек. Маньчжуры слушали рассказы о закованных в железо тысячах всадниках и несметных полчищах аркебузиров. Благодаря купленному дауром чиновнику Матусевич всегда знал о намерениях маньчжур отправить какой-либо отряд или речной корабль на северо-восток, к владениям Сибирской Руси. Естественно, что тот отряд всегда встречали и конные латники, и убийственно меткие аркебузиры, а корабль всякий раз сталкивался с канонерками. Ангарцы оставляли в живых часть воинов врага, чтобы те смогли принести очередную печальную весть в Мукден. Оттого в старой столице маньчжур укреплялась уверенность в том, что поступающая им от туземцев информация о несметной силе царя северных варваров верна. Постоянно разрушаемая ангарцами Нингута была, наконец, оставлена, а жившие в округе туземцы уведены вглубь Маньчжурии и поселены близ Мукдена и Гирина. Маньчжуры спешно укрепляли Гирин и строили палисадные укрепления вокруг этого города. В Мукдене поговаривали, что скоро придётся приводить войска из Пекина, ослабляя контроль над китайцами в самый важный момент противостояния с остатками войск, верных китайской династии Мин.

    Последним серьёзным выпадом Цин стал июльский поход более чем трёхтысячного войска на Наунский городок, причём самих маньчжур в нём было едва ли не половина. Матусевич позволил им доплыть до городка, не показывая, однако, что об их продвижении ему известно. Селения на пути врага на время обезлюдели - дауры, жившие там, заблаговременно ушли в леса, чтобы избежать мести маньчжур за смену ими сюзерена. Наун, состоящий из нескольких даурских деревень, находился на некотором удалении от основных транспортных путей ангарцев, но был заранее укреплён по своему периметру по указу из Сунгарийска. Этому благоприятствовали окружающие городок сопки, на которых были организованы замаскированные огневые точки, в том числе гнёзда на два имевшихся пулемёта. Они простреливали наиболее опасное направление - дорогу от пристани, ведущую к главным воротам Науна. Защищала Наун и батарея из четырёх миномётов. Обороной руководил старший лейтенант артиллерии Ян Вольский, ребёнком прибывший в Ангарию вместе с родителями - переселенцами из Литвы. Сейчас это был один из лучших молодых офицеров Матусевича. Впоследствии Ян получит за этот бой повышение - звание капитана и перевод в оперативное подчинение сунгарийского воеводы для последующей работы над планом занятия и обороны Нингуты. Кроме того, по приказу Матусевича к городку заблаговременно подошли два эскадрона латников и батальон корейского полка под руководством принца Ли, переброшенный к Науну из Сунгарийска на лодии, буксируемой на пароходе "Алмаз". На расстоянии двухдневного перехода корабль повредил винт и остановился для ремонта, батальон же прибыл к Науну пешим порядком.