МЖ. Роман-жизнь от первого лица - Алексей Колышевский

– Да ладно, прекрати. Она прикольная тетка, красивая, в собственной квартире живет одна, с мужем развелась недавно. Пойдем, вон, чайку попьем, познакомишься, может, трахнешь ее как-нибудь.

– Да блин, как-то неудобно. Ну а вообще, не возмутится она, что ты к ней человека привел без спросу? Все-таки незнакомец, да еще в такое время?

– Да забей! Я ей сейчас перезвоню, обо всем договорюсь. Садись на троме (тро-ме – ме-тро, еще одно словечко из «словаря» Зверя) и приезжай ко мне на «Алексеевскую».

– Ага, уже еду. Спасибо, Жень!

– Да не за что, Марк, о чем ты! Жду!

Кач повесил трубку, я сделал то же самое. Закурил и, ни о чем особенно не думая, зашагал в сторону станции метро «Перово». Идти до нее было минут десять. А занял этот путь двенадцать с половиной лет.

Бизнесмен силового плана, противотанковая мина и две шлюхи

Ревность… Знакома ли она кому-либо еще так, как она знакома мне? Дикая, болезненная, растрепанная сумасшедшая баба в рваном балахоне, с костлявыми руками и гигантскими пальцами, разрывающими сердце ревнивца, с комариным хоботком вместо рта, тем самым, которым она делает инъекцию своего яда прямо в мозг. Дочь Вавилонской Блудницы, посылающая миражи о чужой похоти на экран подготовленного этим ядом рассудка. В юности эта безумная часто терзала меня, но то, с каким рвением она взялась за меня после знакомства с Лерой, оказалось для меня схваткой, которую я проиграл. Я поддался на ее уговоры, уверовав в то, что так нужно для любви, для того чтобы сохранить ее. Я всегда боялся признаться себе в том, что на самом деле то, что я сотворил с Лериным первым мужем, во многом выросло за счет того, что эту пашню поливали слезы моей зависти к его положению и достатку. Сравните нищего студента и миллионера. К тому же еще и трахавшего когда-то женщину, которая стала затем женой этого студента. Если студентик обыкновенное чмо, то он подрастет с этим дерьмом в груди, насасываясь пивом и тоскуя, и в конце концов рано или поздно выместит всю свою жалкую чмошную злобишку на женщине, которая вообще ни в чем не виновата. Всю совместную жизнь он будет оскорблять ее, самоутверждаясь таким образом, стремиться унизить, потрафив тем самым своей жалкой трусливой душонке. И всю его жизнь ему будет являться образ крепкого белозубого, с огромным, вздернутым к Луне фаллосом самца с «Ademars Piget» на волосатом запястье, раскинувшегося на шезлонге возле собственного бассейна и злорадно цедящего сквозь зубы:

– Да-а-а, чувачок, я трахал твою жену. Я имел ее сидя, я имел ее лежа, и на голове я имел ее тоже. А как она сосала! У тебя также отсасывает? Боевые навыки не пропали? Ха-ха-ха-ха-ха!!!

И этот смех будет впиваться иглами в каждую клеточку гребаного мозга, и однажды мозг не выдержит и самопроизвольно отдаст команду на уничтожение… Той самой, которая так хорошо сосала у него когда-то…

Мне такой вариант не подходил. Я привык во всем искать первопричину. И, если так необходимо, устранять ее. Мозгу нужен покой. А покой – штука по нынешним временам очень дорогая. Вот я и решил устранить первопричину, наградив рассудок покоем, или, что вернее, не перегружая его хотя бы образом миллионера с эрегированным членом.

Я лежал в засаде. Смешно сказать: засада представляла собой буйно разросшийся куст красной смородины на дачном участке ее первого мужа. О! Я очень, очень, очень ревновал. Я не мог и представить себе, что мое любимое тело когда-то мял своими кривыми лапами этот упырь по фамилии Вертько. Они поженились, когда я еще ходил в школу, наверное, класс в девятый или десятый. Но меня в тот момент волновало не это, а то, проскочит ли искра по проводам? Достаточна ли мощность заряда? Вообще, какого черта я не приготовил вначале маленькую порцию и не испытал ее, заложив, ну, скажем, под квасную бочку одной придурковатой толстухи-продавщицы? Падут миры, переселятся народы, из России уедет последний еврей, а «тетянаташа», которая торгует квасом из бочки от сотворения мира, так и будет продолжать открывать и закрывать этот отвратительный кран, из которого по ее желанию будет литься квас, на радость будетлянам. Эта бочка для меня – целый мир, который не вызывает ностальгии и желания вернуться в долбаную эпоху сигарет «Космос», польских джинсов и кассетников «Электроника». К черту!!! Хочу ездить в «Lexus» и проводить отпуск в Акапулько! И при этом не быть мажором, партийным функционером или бюджетным вором. Заработал – потратил. Все.

Рецепт «штуки» рассказал один скоропостижный приятель. Скоропостижный, потому что однажды мы квасили с ним пиво на сачке Первого Гума1, но ни до этого, ни после этого никогда больше не встречались. Кем на самом деле был этот «приятель», мне даже как-то страшно думать, уж очень «вовремя» он появился.

А представился этот любитель пива студентом-химиком. После десятой бутылки на каждого, когда в голове моей окончательно победил Джубадзе, я спросил заплетающимся языком:

– Вот ты, химик, скажи, как сделать из подручных средств такую хреновину, которая была бы мощностью с противотанковую мину, а?

Довольный тем, что на него обратили внимание, скромный очкастый химик с важным видом откашлялся и поведал мне:

– Сам я не пробовал, но предполагаю, что если взять алюминиевых опилок, корабельного сурика и еще кое-чего, что есть в свободной продаже, перемешать и набить этим канистру из-под бензина. Затем провести в нее провода и использовать в качестве источника замыкания обычную батарейку напряжением в 9 вольт. Гарантирую, что шарахнет так, что все вокруг распылит на молекулярном уровне!

– Мать его! Это как раз мне и нужно!

Я все тщательно записал и на следующий после пьянки с познавательным уклоном день приступил к закупке ингредиентов. Попотеть пришлось с опилками. Их нужно было несколько килограммов, и я перетачивал в опилки алюминиевый «уголок», который подобрал где-то на свалке, целых две недели! К моменту, когда я закончил собирать «адскую машину», моя дьявольская решимость покинула меня, я устал и испугался того, что шальная мысль, которая так обильно орошала адреналином мой воспаленный мозг, близка к материальному воплощению. Но та, с кем я начал делить ложе, не давала мне забыть о моей адской ревности. Мои глаза краснели, ладони потели и начинали дрожать. Дрянное чувство. Как смешно мне сейчас вспоминать все это.

Лера – Женина «тетя» – оказалась роскошной тридцатидвухлетней рыжеволосой женщиной, увидев которую я испытал желание запереться в туалете и «передернуть затвор». Она, конечно, это сразу поняла. Опытная женщина, сознательно потерявшая девственность в шестнадцать лет и рассказавшая мне об этом тогда, когда мы «просто трахались», а о браке никто еще и не думал. Ну, я, по крайней мере, уж точно не думал. Побывавшая замужем, нигде не работавшая, а жившая с того, что сдавала иногда свою квартиру иностранцам, знакомым одного француза. Жерома Порта – какого-то парижского барыги, которого я так ни разу и не видел. Но, сдается мне, он видел на Лере гораздо меньше белья, чем даже просто пояс с чулками. В то время гостиниц в Москве почти не было, а вариант ночлега на одну или две ночи в квартире за сто долларов вполне устраивал друзей барыги. Сейчас на сто долларов можно купить сигарет на полмесяца, а сто долларов в 1992 году – это были большие деньги. Иностранцы приезжали по нескольку раз в месяц, и Лера в это время жила в соседнем подъезде, в квартире родителей. Жила она скромно, но в свое удовольствие: учила английский язык с какой-то преподавательницей, ходила в школу росписи по шелку, в школу астрологии и в прочие бесчисленные школы и кружки. Эта страсть к занятию «чем-нибудь, чтобы не скучать» осталась у нее и поныне. И сейчас она ходит куда-то. Учит, кажется, Римское право. Была она начитанна, вволю спала и была в расцвете сил зрелой женщины, которая уже много чего повидала. Мне тогда было 19 лет, наше первое знакомство, при посредничестве Кача, состоялось довольно мило. Я, как и подобает интеллигентному московскому юноше, загибал ей что-то о творчестве Ремарка и Гофмана, бесконечно много пил горячий чай и не чувствовал его жара. Я был в ударе в тот поздний вечер сентября 1992 года. В конце чаепития я зашел в ванную сполоснуть разгоряченное лицо холодной водой и увидел бельевую корзину. Машинально открыв ее, я увидел Лерины сегодня снятые трусики, которые немедленно схватил и с упоением стал нюхать. Запах мне понравился потому, что это был МОЙ запах. Я представил себе, что на ней вовсе нет трусиков, и еле сдержался от того, чем хотел заняться, уединившись в туалете. Трусики перекочевали в карман моих джинсов, и я затем провел с ними несколько весьма извращенных и острых минут. Они же послужили поводом для моего повторного визита к ней. Я просто позвонил и сказал, что хочу вернуть ей одну вещь, которую прихватил «случайно». Она ответила, что была бы совсем не против получить ее обратно. Я приехал, остался у нее на ночь и влюбился. Наш неординарный роман, во время которого мы лишь изредка покидали кровать, продолжался вплоть до новогодней ночи 1993 года. Я приехал встречать с ней вместе Новый год, выпил, сделал ей предложение, получил согласие, и в марте того же года мы поженились. Студент и домохозяйка, старше его на двенадцать лет. 29 декабря 1993 года она родила нашу дочь. Я как раз должен был сдавать экзамен по политологии, но, узнав о том, что стал папой, ничего сдавать не пошел, а накурился с Верещем, знакомым официантом из «Праги», марихуаны и поехал поздравить Леру и поглядеть на новорожденную. По пути, при входе в метро, я украл букет роз, денег у меня все равно не было, и, если не считать этого, впрочем, свойственного мне, неблаговидного поступка, вполне «на уровне» отметил рождение моей Евы, моего прекрасного первенца.