Пещеры Красной реки. Листы каменной книги(Исторические повести) - Сенак Клод

Нум содрогнулся. Подобные последствия его проступка до сих пор не приходили ему в голову. Он впервые понял, какие тесные узы связывают его со всеми членами родного племени, понял, что подверг своих сородичей смертельной опасности.

Нум не заметил, как дошел до гнилого пня, — так велико было его смятение. Как и ночью, он споткнулся о корень, вскрикнул и долго не мог прийти в себя.

Палка была на месте; она лежала у самого края тропинки. Светлая кора каштана почернела и покоробилась под жгучими лучами солнца; нацарапанный на ней силуэт бизона лишь с трудом можно было различить. Нум усмотрел в этом дурное предзнаменование, и сердце его упало.

Он медленно перешагнул через препятствие, поднял палку и посмотрел на нее безучастным взглядом. Все Мадаи, отправляясь на Большую Охоту, прошли сегодня утром по этой тропинке, но ни один из них не захотел нагнуться и поднять палку Нума. Даже сам Абахо, от пронзительного взора которого ничто не ускользало, не обратил на нее внимания: значит, Мудрый Старец ничего не подозревает, ни о чем не догадывается.

Это открытие не доставило Нуму никакого удовольствия. Тайная или явная, его вина не становилась от этого ни больше ни меньше, и он со страхом думал об ее ужасных последствиях для племени.

Широко размахнувшись, Нум отшвырнул палку далеко в сторону.

— Зачем бросать палку? — спросил позади него насмешливый голос. — Она еще может пригодиться тебе.

Нум в ужасе обернулся. Высокая стена камышей надвинулась, и он очутился лицом к лицу с Мудрым Старцем Абахо.

Главный Колдун племени Мадаев был одет в простую одежду из волчьей шкуры, изрядно потертую и поношенную. На нем не было никакой ритуальной раскраски, никаких обрядовых украшений: ни браслетов из просверленных разноцветных камней и раковин, ни ожерелья из звериных зубов. Оружия при нем тоже не было; значит, он не пошел с охотниками.

«Он ждал меня, — подумал Нум. — Он знает все. Я погиб!» Другой на месте Нума, возможно, упал бы На колени перед Абахо и, протянув к нему руки, умолял о прощении. Но перед лицом неминуемой кары Нум неожиданно обрел мужество. Он выпрямился, вскинул голову и взглянул прямо в глаза Мудрому Старцу. Тот смотрел на Нума со странным выражением. Лицо его, было как всегда, суровым и строгим, но в глубине проницательных серых глаз мелькали насмешливые искорки. Помолчав немного, Главный Колдун сказал:

— Подними свою палку, Нум! Не так-то легко найти другой такой же прямой и ровный побег каштана. А палка еще понадобится тебе на обратном пути к Красной реке!

Нум послушно прошел вперед, нагнулся и подобрал палку. Сухая кора жгла ему пальцы. Нуму нестерпимо хотелось забросить палку как можно дальше и увидеть, как поглотит ее черная болотная вода.

— Почему ты очутился здесь, сын мой? — спросил Абахо.

Нум ответил не сразу. Он размышлял. В серых глазах Абахо не было гнева, он смотрел на мальчика с чуть заметной лукавой усмешкой. Быть может, Мудрый Старец ни о чем не догадывается? Нуму достаточно наспех сочинить какую-нибудь историю и уверенным голосом рассказать ее Абахо. Например, сказать, что он одолжил палку одному из близнецов, а тот потерял ее на охотничьей тропе… только который из них? Тхор или Урн?.. Лучше Ури… Но зачем, спрашивается, взрослому охотнику и воину простая палка, когда он вооружен луком, копьем и массивной палицей?.. Нет, это неправдоподобно… лучше сказать, что он… что он…

Мысли вихрем кружились в голове Нума. Он не любил лгать. Ложь похожа на коварную зыбкую почву болота: в конце концов непременно увязнешь в ней!

— Я был здесь прошлой ночью! — одним духом выпалил он. — Я шел следом за тобой, о Мудрый, и потерял в темноте палку.

Он умолк, тяжело дыша, и закрыл глаза.

— Бей! — проговорил он глухо. — Бей меня скорее, о Мудрый!

Нум знал, что он заслужил суровое наказание.

Но Абахо не шевельнулся, не произнес ни слова. После нескольких минут гнетущего молчания Нум осмелился наконец открыть глаза.

Мудрый Старец смотрел на него и улыбался.

— Зачем мне бить тебя, мальчик? — спросил он. — Разве ты уже не наказал себя сам? Разве ты не испытал раскаяние, страх, мучения нечистой совести? Разве ты не страдал телом и душой?

Нум низко опустил голову.

— Ты не знаешь, что я сделал, о Мудрый! — пробормотал он. — Мне было известно, что ты никому не позволил следовать за тобой, а я все-таки, невзирая на запрет, пошел… И я видел…

Абахо жестом прервал его:

— Ты видел очень мало, а понял еще меньше, — сухо сказал он. — Ты остался за порогом великой Тайны, как одинокий охотник на опушке непроходимого леса, не способный проникнуть в его чащу. Ты не узнал ничего.

Голос Мудрого Старца звучал сурово и жестко. Слушая его, Нум со стыдом уразумел, что в нелепом ребяческом самомнении он переоценил значение своего проступка. Он вообразил, что из-за него, ничтожного хромого мальчишки, может погибнуть все большое и сильное племя Мадаев. Да кем он был, чтобы навлечь на своих соплеменников страшный гнев самого Великого Духа и его разящие молнии? Он был ничем — да, да! — всего лишь жалким калекой, и ничем больше!

Слеза скатилась по щеке Нума.

Абахо вышел из тростников, наполовину скрывавших его. Он пересек тропинку и положил свою большую руку на плечо мальчика.

— Знай, что я не сержусь на тебя, о Нум! — сказал он торжественно. — Самомнение, конечно, дурная черта характера, но любознательность — неплохое качество. Расскажи мне откровенно, почему ты решился следовать за мной?

Нум поднял голову. Как объяснить Мудрому Старцу чувство, которое ему самому было не совсем понятно?

— Я хотел… — начал он, — мне хотелось…

Кровь внезапно прилила к лицу, и он торопливо закончил:

— Мне всегда хочется все узнать!

Он ждал, что Абахо рассмеется при этих словах, и приготовился еще раз услышать ненавистную фразу: «Ты еще слишком мал!»

Но Мудрый Старец не Сказал ничего подобного. Взгляд его небольших, глубоко посаженных глаз стал еще более острым, почти невыносимым. Серые зрачки, казалось, источали пламя.

— Что же ты хотел бы узнать, мальчик? — спросил он после паузы.

— Все! — пылко ответил Нум. — Я хочу знать, почему есть день и есть ночь, почему летом жарко, а зимой холодно, почему днем на небе солнце, а ночью луна и звезды, почему дует ветер и течет вода, почему… почему… Я хочу знать все!

Он умолк, тяжело дыша, боясь услышать насмешку. Он привык, что братья всегда отвечали смехом на его недоуменные вопросы.

— Итак, — сказал без улыбки Абахо, — итак, мой сын, ты задаешь вопросы? И ты, кажется, умеешь рисовать?

Нум опустил глаза.

— Да, — еле слышно шепнул он. — С тех пор как моя нога… с тех пор как я болен, я часто вспоминаю разных животных и рисую их пальцем на земле, когда остаюсь один.

Худая рука Абахо крепче сжала его плечо, принуждая наклониться к влажной земле тропинки.

— Нарисуй мне бизона! — приказал Главный Колдун. — Здесь, сию минуту! Бизона или другого зверя, какого ты сам захочешь!

Нум разровнял рыхлую землю ладонью и, помедлив минуту, принялся рисовать. Весь вчерашний день он думал о стаде оленей, убегающих вдаль среди высоких трав. Вожак, мчащийся впереди, был огромным и могучим, с головой, увенчанной ветвистыми рогами. Он несся гигантскими скачками, почти не касаясь копытами земли.

Несколькими штрихами Нум попытался передать это двойное ощущение силы и легкости животного. Абахо, склонившись над ним, наблюдал за его работой. Рисунок был слаб в деталях, и Нум, едва закончив, тут же стер его.

— Я не умею рисовать по-настоящему, — сказал он печально. — Олень, о котором я думал, был прекрасен…

Абахо ласково поднял его.

— Если хочешь, — сказал он, — я научу тебя рисовать.

Нум смотрел на Мудрого Старца, не смея поверить своим ушам.

— Вдвоем мы сможем сделать многое, — продолжал Абахо. — Я давно ждал этого часа…

Он крепко стиснул свои худые руки и посмотрел вверх.

— Я становлюсь стар, мой мальчик) Часто я спрашиваю себя: что же будет с Мадаями, когда Великий Дух призовет меня к себе? Кто будет лечить их, если они заболеют или получат раны на охоте? Кто будет поддерживать огонь в Священной Пещере? Кто украсит ее стены магическими изображениями животных? Мало-помалу Мадаи забудут все, чему я научил их, растеряют Знание, которое я сам унаследовал от далеких предков. Они разучатся призывать на помощь силы Земли и Неба, перестанут жить в согласии с могущественной Матерью-Природой. Они будут убивать не только для того, чтобы насытиться, и в конце концов потеряют право называться людьми.