Макалу. Западное ребро. - Робер Параго

Три дня уходит на организацию нашего отлета в Тумлингтар: подготовить на месте груз для самолета, закончить административные хлопоты, договориться насчет доставки почты. Вся французская колония старается сделать приятным наше пребывание в столице и помогает преодолеть последние препятствия.

Мы знакомимся с Бернаром Сеги ― пилотом вертолета, только что прибывшим со своим «Супер-жаворонком», предназначенным для короля. Молодой, очень симпатичный пилот. Ему предстоит пробыть в Непале около года, чтобы подготовить себе замену. Как он будет нам полезен! Помогает нам всячески и другой француз-доктор Суля, работающий в Непале.

Наши два журналиста из «Лайфа» тут как тут. Мок уже готов для длительного перехода и снаряжен с ног до головы, как новый Тартарен: гольфы, охотничья куртка... У него сногсшибательный вид! Мы договариваемся с Бернаром Сеги, что он прилетит за ними в будущий Базовый лагерь 20 марта. Он произведет лишь одну попытку. Если по той или иной причине она будет неудачной, ну что же! Лекампион и Мок вернутся пешком.

21 февраля, рано утром, мы вылетаем в Тумлингтар на борту ДС-3, который за три дня и семь рейсов успел перевезти наши 14 тонн груза. Погода великолепная. Из кабины вертолета мы видим высокую Гималайскую цепь и отдельно стоящий Макалу, от которого мы не можем отвести глаз. Сверху Ребро производит еще более сильное впечатление и подтверждает нашу оценку: противник исключительно силен!

Вот и посадочная площадка, или, вернее, красноватое, сожженное солнцем поле, носящее это название. Оно ограничено белыми камнями и окружено высокими холмами в виде террас, настоящих лестниц для великанов, каждая ступень которых ― рисовое поле. Несколько толчков ― и мы приземляемся.

Тут же нас окружает шумная, жестикулирующая толпа. Это паши носильщики, прибывшие накануне из различных селений долины Аруна. Они завербованы для нас шерпом Нгати, которого Пари и Сеньёр послали с этой целью двумя неделями раньше. Здесь около пятисот человек-мужчины, женщины и даже дети. Они такие же, как я их знаю по предыдущим экспедициям, всегда улыбающиеся и недисциплинированные.

Рядом со взлетной полосой Яник с помощью нескольких шерпов подготовил лагерь. Впервые сагибы и шерпы собрались вместе. Я представляю участников на ломаном английском языке, вызывающем общее веселье. Некоторые шерпы имеют одинаковые имена. Не так легко будет разобраться. Не беда! Мы прибавим имя, два даже, если потребуется.

Я не знаю никого из этих людей, но у меня складывается впечатление, что им далеко до тех, инициативу и энтузиазм которых я мог ранее оценить. Правда, сам сирдар и офицер связи подают пример. Начиная с того, что каждый из них требует индивидуальную палатку и жалуется, что его штормовка или свитер другого цвета, нежели наши. Я начинаю немного нервничать, ссылаюсь на официальное положение, где до мельчайших деталей уточнено все, что касается снаряжения шерпов и офицера связи. Мне говорили, что японские экспедиции избаловали шерпов, но неужели до такой степени? Ну ладно, надеюсь, что наверху я вновь обрету этих доблестных товарищей, достоянием которых были всегда мужество и преданность.

Очень жарко. К полудню поднялся ветер, и тонкая пыль покрывает нас желтым, прилипающим к коже слоем. Арун, вверх по течению которого нам придется идти долгие дни, мчит свои бурные воды в двухстах метрах ниже лагеря. «Пошли купаться»,- предлагает Сеньёр.

Мы скатываемся к реке, сопровождаемые толпой носилыциков, крайне заинтересованных каждым нашим движением. С удивлением они наблюдают за омовениями сагибов. Жаже и Яник напрасно стараются убедить их в пользе гидротерапии. Они держатся на почтительном расстоянии. Эти люди, по-видимому, никогда не моются, разве только когда, при несчастном случае, падают в реку; принимаются любые меры, поверьте, чтобы избежать такой неприятности.

Первая ночь в палатке. Едва наступает рассвет, как звон котелков, кашель, какофония всяких шумов пробуждают нас от сладкого сна в пуховых мешках. Носильщики, собравшиеся вблизи наших палаток, разжигают костры для приготовления горячей пищи. Франсуа Гийо, явно намеревавшийся вволю поспать, рассыпается в ругательствах. Единственный результат-усиление общего гама и взрывы хохота. Приходится смириться: день начался. Кстати, нас ждет большая работа-наем носильщиков для переноски 462 тюков.

Шерпы и офицер связи пытаются организовать очередь. Успех мизерный. Чтобы наверняка получить груз, все бросаются сразу, компактной и беспорядочной массой. Я их понимаю. Их здесь больше, чем грузов. Некоторые шли две недели в надежде завербоваться. Этот тридцатикилограммовый груз-посланная провидением удача, зачастую жизненно важная, пара баранов, может быть, даже як.

Совместными усилиями сагибов и шерпов удается наконец внести подобие порядка. Волнения затихают. Люди организуются, группируются по семьям, по селениям. Постепенно выявляются две группы под руководством двух наиков: люди из района Хель, в трех днях пути от нашего лагеря в Тумлингтаре, примерно сто пятьдесят человек, под командой Септэна, и люди из Седоа, последнего селения в верховьях Аруна, в количестве трехсот, подчиняющиеся Будиману. Мы быстро убеждаемся в деловитости этих наиков, которые останутся с нами практически на все время экспедиции.

Большинство носильщиков (из племени тхаман) одето весьма скромно: набедренная повязка-подобие рубахи и топи-маленькая типично непальская шапочка. Остальные принадлежат к племени ботхиа и имеют явно выраженные азиатские черты. Они пришли из высоко расположенных ущелий, из селений, находящихся на высотах 3000-4000 м. Климат там суровый. Соответственно и одежда дополнена .кое-какими лохмотьями и блузой из шерсти яка, сотканной столь плотно, что, она практически непромокаема. Многие мужчины носят примитивные украшения, зато у женщин громадные ожерелья из серебряных монет, браслеты, изящные перстни. Наиболее состоятельные носят иногда маленькие коробочки резного золота с буддистскими реликвиями.

Но конечно, все эти люди, за редким исключением, ходят босиком, тяжело же им будет при переходе через перевал Барун высотой 4200 м ― единственный путь между ущельями Аруна и Баруна, приводящий к Макалу. А снег там в этом году, по словам шерпа Нгати, особенно глубок.

Пришли даже старики, которым наши шерпы беспощадно отказывают. Они все же остаются здесь, в двух шагах от лагеря, опустив руки и на что-то надеясь. А вот ребенок, которому трудно будет просто поднять груз в двадцать с лишним килограммов. Я хочу его отправить обратно, он начинает плакать. Подходит здоровенный парень и дает мне понять, что это его сын и он вполне способен нести груз. Я уступаю. Ладно, увидим. Всегда можно будет заменить его ящик какими-нибудь кухонными принадлежностями, не слишком тяжелыми.