Смертельно опасны - Антология

Ладошки Шелби – ну, люди же вечно разливаются про ручки малышей, да? – но ее ладошки были похожи на крохотные тугие бутончики, и он так любил накрывать их своей ладонью. Он даже не подозревал, что способен такое чувствовать. Что он, оказывается, из тех отцов – и что вообще бывают такие отцы, – кто, уловив сладкий молочный запах одеяла дочки, чувствует, как в груди разливается теплота. И даже иногда зарывается в него лицом.

Понадобилось немало времени, чтобы стащить с ее ног темно-красные ковбойские сапоги, которых он раньше не видел.

Потом он стянул с нее джинсы и трусики тоже не узнал. Спереди они были в виде бабочки, и при каждом движении черные крылья трепетали у нее на бедрах.

Он смотрел на нее и вспоминал: как-то раз, когда они только начали встречаться, Лори взяла его руку и провела ею по своему животу, по бедрам. Сказала, что когда-то думала, что станет танцовщицей; может быть, еще и станет. И что если у нее когда-нибудь появится ребенок, то надо будет делать кесарево сечение, потому что все знают, что потом бывает с животами, – не говоря уже о том, что бывает там, сказала она, смеясь, и следом опустила его руку туда.

Он позабыл это и еще много всего, но теперь одно за другим начало всплывать в памяти, сводя с ума.

Он наполнил водой большой стакан и заставил ее выпить. Потом снова налил до краев и поставил на тумбочку возле нее.

Она уснула не так, как спят пьяные, а как ребенок: веки сонно подрагивали, губы легонько изгибались в улыбке.

Ему казалось, что он всю ночь глядел на нее в лунном свете, но в какой-то момент, должно быть, все же уснул.

Когда он проснулся, она лежала головой у него на животе и заспанно гладила.

– Мне приснилось, что я опять беременна, – пробормотала она. – Все опять было так же, как с Шелби. Может, нам стоит кого-нибудь усыновить? На свете столько детей, которым нужна любовь.

Они познакомились шесть лет назад. Его мать владела небольшим многоквартирным домом на севере города, и он работал у нее.

Лори жила на цокольном этаже; через высокое окно видно было, как по тротуару ходят люди. Мать называла это квартирой с «утопленным садом».

Она жила с еще одной девушкой, и иногда они возвращались домой очень поздно, смеясь и прильнув к друг другу, как порой делают молодые девчонки, шептались и сверкали гладкими ногами в коротких юбках. Ему было любопытно, о чем же они говорят.

Он тогда еще учился, а работал вечерами и по выходным: менял шайбы в подтекающих кранах, выносил мусор.

Как-то раз он стоял на тротуаре перед домом и поливал хлоркой мусорные баки, а она пронеслась мимо с телефоном в руке, пряча лицо в складках крошечного плаща. Она двигалась так быстро, что он едва успел увидеть ее, чтобы не окатить из шланга. Мимолетно заметил, что глаза у нее мокрые от слез, тушь растеклась.

– Я не врала, – говорила она в трубку, засовывая ключ во входную дверь, толкая ее плечом. – Это не я вру.

Однажды вечером, вскоре после этого, он вернулся домой и нашел под дверью записку:

«У меня в душе непорядок, что-то сломалось или я не оплатила счет?

Спс, Лори, к. 1‑А»

Пришлось четыре раза прочитать, прежде чем до него дошло, что там написано.

Она приоткрыла дверь с улыбкой; дверная цепочка натянулась на уровне ее лба.

Он поднял разводной ключ.

– Ты как раз вовремя, – сказала она, указывая в сторону ванной.

Никто никогда не ожидает, что с их ребенком что-нибудь случится. Лори повторяла это снова и снова. Повторяла и журналистам, и полиции, повторяла каждый день все три недели с тех пор, как произошла беда.

Он смотрел, как полицейские ее расспрашивают. Все было прямо как по телевизору, вот только совсем не так. Сначала он удивлялся, почему на самом деле все всегда не так, как ожидаешь, но потом понял – потому что никогда не думаешь, что это случится с тобой.

Она не могла сидеть спокойно, то и дело накручивала на пальцы прядь волос. Иногда, стоя на светофоре, она доставала из сумочки маникюрные ножницы и обрезала секущиеся концы. Когда машина трогалась, высовывала руку в окно и развеивала обрезки по ветру.

Такие вот беззаботные странности делали ее совершенно не похожей ни на одну из девушек, которых он когда-либо знал в своей жизни. Особенно то, что она не стеснялась проделывать все это у него на глазах.

Его самого удивляло, как сильно ему это нравится.

Но теперь каждая мелочь представала в новом свете, и он видел, что полицейские приглядываются к ней так, будто видят перед собой девчонку в короткой юбке, будто она крутится на табурете у стойки бара, игриво встряхивая волосами.

– Мы бы хотели, чтобы вы еще раз изложили все с самого начала, – сказал детектив‑мужчина, и это прозвучало совсем как по телику. – Все, что помните.

– Она уже столько раз вам все рассказывала! – Он накрыл ее ладонь своею и посмотрел на детектива усталым взглядом.

– Я имел в виду вас, мистер Фергюсон, – сказал тот, глядя на него в ответ. – Только вас.

Лори вывели в вестибюль. Он видел через окно, как она, облизывая губы, наливает в кофе огромную порцию сливок.

Он понимал, что это тоже выглядит неважно. По газетам совсем недавно разлетелась ее фотография, сделанная в смузи-кафе. Заголовок гласил: «А как же Шелби?» Должно быть, ее сфотографировали через витрину. Она стояла у стойки, заказывала что-то и улыбалась. Репортеры всегда умудрялись подловить момент, когда она улыбается. Они не могли знать, что она всегда улыбается, если ей плохо. А от счастья она иногда плакала: как когда они поженились – весь день прорыдала, пряча у него на груди порозовевшее, сияющее лицо.

«Я даже не думала, что ты… – бормотала она. – Даже не думала, что я… Что все это правда случится».

Он не понимал, что она имеет в виду, но ему было хорошо оттого, что она льнет к нему, прижимается бедрами – как всегда, когда теряет контроль над собой, словно цепляясь за него, чтобы не воспарить в воздух.

– Так, мистер Фергюсон, – заговорил детектив, – вы вернулись с работы, и никого не было дома?

– Да, – сказал он. – Зовите меня Том.

– Том, – снова начал детектив, но имя прозвучало как-то невнятно, как будто ему не хотелось его произносить. На прошлой неделе он называл его Томом. – Вас удивило, что вы не застали их дома в такое время?

– Нет, – ответил он. – Она не любила сидеть без дела.

Это было верно, Лори никогда не могла удержаться на месте и порой, усадив Шелби в детское кресло, несколько часов подряд каталась, наматывала миль сто, а то и двести.

Она возила дочку в Минерал Пойнт и фотографировалась с ней на фоне воды. Отсылала ему фото на телефон, он смотрел их на работе и всегда расплывался в широченной улыбке. Ему нравилось, что она не из тех женщин, что день-деньской торчат дома и смотрят «магазин на диване» или реалити-шоу про суды.

Двадцать пять часов в неделю, пока с Шелби сидела его мать, она работала в молодежной христианской ассоциации. Каждое утро пробегала по пять миль, уложив Шелби в коляску для бега. Каждый вечер готовила ужин, а иногда даже подстригала лужайку, если он был слишком занят. Она ни на миг не переставала двигаться.

Газетчики и телевизионщики слетались на это как мухи. Они обожали фотографировать ее на пробежке в спортивных шортиках, в машине с телефоном у уха, в супермаркете с модными журналами в руках.

«А как же Шелби?» – неизменно вопрошали заголовки.

Они так и не поняли, какая она. Он один ее понимал.

– Так, – прервал его задумчивость детектив, – и что вы сделали, когда увидели, что в доме пусто?

– Я позвонил ей на сотовый. – Да, позвонил. Она не ответила, но тут тоже не было ничего необычного. Он не стал об этом упоминать. Как и о том, что нарывался на автоответчик не меньше четырех-пяти раз, пока она наконец не взяла трубку.

Ее голос звучал странно, тихо, как будто она была в приемной у доктора или в дамской комнате. Будто пыталась сделаться как можно меньше и незаметней.

– Лори? Все нормально? Вы где?

Последовало долгое молчание, и ему пришло в голову, что она, может быть, разбила машину. На одну сумасшедшую секунду он решил: она, наверное, сейчас в больнице, они обе лежат на койках с кучей переломов. Лори водила небрежно, вечно писала ему сообщения за рулем. Перед глазами заплясали жуткие картинки. Он когда-то встречался с девушкой, у которой на зеркале висел детский башмачок. Она говорила: это чтобы никогда не забывать, что ездить надо осторожно. Если вы старше шестнадцати, никто вам об этом уже не напоминает.

– Лори, ну же, говори. – Он попытался заставить голос звучать твердо, но ласково.

– Кое-что случилось.

– Лори, – снова попытался он дозваться, как делал, когда она ссорилась с братом или с начальником, – давай сделай глубокий вдох и рассказывай.

– Куда она подевалась? – раздалось в трубке. – И как она меня найдет? Она же совсем маленькая. Она ничего не знает. На них надо жетончики вешать, вроде ошейника – помнишь, как когда мы были маленькие?