Никто, кроме тебя - Алиса Селезнёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ладно, Бог с ней», – подумала я, хотя в душе и надеялась, что Любовь Ивановна пожелает мне хотя бы счастливой дороги.
– Наплюнь! – Хлопнула меня по плечу Вера, как только мы вышли из комендантской. – Нет худа без добра. Зато спать будешь ложиться тогда, когда захочешь, мыться в ванне, и еду твою больше никто не возьмёт. Помнишь, ты как-то сказала: «Если это бремя досталось тебе, значит, тебе оно по плечу». Тебе по плечу комната у того пенсионера – я точно знаю.
Я промолчала и, поставив пакет с учебниками на пол, быстро нажала на приложение «ЯндексТакси» на смартфоне.
«Место назначения – Проспект Декабристов 14. – Быстро напечатали мои пальцы. ‒ Классом – эконом».
Сообщение от перевозчика ждать себя не заставило:
«Через шесть минут к Вам приедете серебристый LADA Granta. K 929 KP 159».
«А у Романа Алексеевича машина тоже была серебристого цвета. – отчего-то вспомнилось мне. – Кажется, «Volkswagen Polo». Жаль, номер мне уже ни за что не вспомнить…»
Подняв с пола пакет, я в последний раз оглядела первый этаж общежития и, подняв голову, открыла дверь на улицу. На душе заскребли кошки, и я с трудом заставила себя держаться и не раскисать хотя бы до приезда такси. Сердце стучало, как барабан: я боялась. Боялась Романа Алексеевича и перемен, которые ждали меня за этой дверью.
– Ну, ладно, подруга, встретимся в университете. Звони, пиши, не забывай. – Вера привлекла моё внимание, прищёлкнув пальцами. Мы вышли на крыльцо, и я прислонилась к холодной стене общежития спиной. – Всё будет хорошо. В крайнем случае, если этот мужик будет тебя донимать, подыщем другую квартиру со старушкой.
Какой именно мужик будет меня донимать, молодой или старый, она не уточнила.
– Всё будет хорошо, – повторила я. – Всё, что не делается, к лучшему…
Такси приехало без опозданий. Вера помогла мне сесть на заднее сидение и вложила в руки рюкзак. Она продолжала стоять на улице до тех пор, пока водитель не свернул на главную дорогу.
* * *
К счастью, мои страхи не оправдались. Всё действительно было хорошо. С Николаем Андреевичем мы поладили, и я всем сердцем полюбила свою новую комнату с синими шторами в жёлтых полумесяцах. Роман Алексеевич на той неделе больше не приходил, и я вовсю наслаждалась тишиной и покоем почти отдельного жилья.
Собакой в квартире не пахло, а её хозяин держал своё слово крепко. Ухаживать за Псом мне не приходилось. Кормил он его сам, гулял тоже сам, по-видимому, прибегая к помощи соседского мальчика только, если плохо себя чувствовал.
С работой я решила повременить до следующего понедельника, но Вера уже изо всех сил искала для меня первокурсников, не справляющихся с домашними контрольными по матанализу. Пару дней назад у раздевалки я нос к носу столкнулась с Машей. Отпрыгнув от меня, как от прокажённой, она прижалась к стайке своих подружек, которые тут же весело захихикали. От одной послышалось что-то похожее на: «Вот ведь волк в овечьей шкуре». Я промолчала и, сжав крепко зубы, прошла мимо.
Порой я ловила себя на мысли, что хочу отомстить Маше и сделать какую-нибудь гадость, от которой ей будет так же плохо, как мне. Да хотя бы дать кому-нибудь послушать парочку голосовых сообщений, в которых она не слишком-то лестно отзывалась о тех, с кем сейчас хихикает. Но всякий раз я старалась гнать от себя эти мысли и переключалась на что-нибудь хорошее. Не дождётся! Жизнь её и без меня накажет, а я просто буду жить дальше.
В воскресенье я не поехала домой и решила устроить уборку. У Николая Андреевича оказался очень мощный пылесос, который почему-то напоминал мне огромного африканского слона. Чистил он хорошо и быстро, но, на мой взгляд, производил слишком много шума.
– Поставь его, пожалуйста, в кладовку, когда закончишь, – попросил он, устроившись на диване с газетой. – Она у меня самодельная, слева на лоджии.
– Да, я помню.
– Помнишь? – Хозяин квартиры с интересом посмотрел на меня. От такого взгляда я почему-то покрылась мурашками. Даже Пёс, дремавший на ковре возле дивана, вдруг поднял левое ухо и, зевнув, показал мне длинный бледно-розовый язык.
– Я хотела сказать: знаю.
– Знаешь? Я разве тебе её показывал?
Не показывал. Но на лоджии я была. Может, тогда и приметила? Как же по-другому я могла догадаться, что пылесос хранится именно там? Кладовка на лоджии казалась мне совершенно обыденной вещью.
Пожав плечами, я принялась дышать на стеклянные дверцы серванта, протёрла ручки и уже собиралась проделать то же самое с книжным шкафом, как вдруг заметила на одной из полок фотографию без рамки. На скамейке сидела девушка с длинными светлыми волосами. Худенькая, миловидная и широко улыбающаяся миру вокруг.
– Её звали Наташа.
– Что?
Николай Андреевич встал с дивана и, достав фотографию с полки, вручил мне.
– Это моя дочь.
Приглядевшись, я узнала её. Без косметики, без пышного платья, но это, конечно, была она ‒ та самая девушка со свадебного портрета в квартире Романа Алексеевича.
– Сколько ей тут? Двадцать?
– Девятнадцать.
– А как она сейчас выглядит? Есть свежие фотографии?
Николай Андреевич снял очки и тщательно протёр их полой рубахи. К мелким коричневатым пятнам на его щеках добавилось несколько крупных и красных.
– Эта самая последняя её фотография. Июнь, две тысячи десятого. А третьего июля Наташи не стало.
Тряпка выскользнула из моих рук и упала на пол.
– Как не стало? – Я продолжала рассматривать фото, силясь понять, что могло случиться с такой молодой, пышущей здоровьем девушкой. – Рак?
– Её сбила машина. В последний день сессии. За рулём сидел совсем молодой мальчик, только-только окончивший школу. Ему ещё даже восемнадцати не было. Она умерла на пешеходном переходе.
В груди кольнуло, и я поспешила избавиться от фотографии, убрав её на место и закрыв дверцу шкафа.
– Они с Романом поженились рано. На втором курсе. В середине апреля, а третьего июля её не стало, – как заведённая пластинка, снова и снова продолжал повторять Николай Андреевич.
Я помотала головой. Третьего июля. Третьего июля… В тот самый день, когда меня сбила его машина. Неужели он тогда на кладбище торопился и все те розы вёз на могилу покойнице?
Брр.
От осознания происходящего меня
