Бывшие. Книга о том, как класть на тех, кто хотел класть на тебя - Наталья Краснова

Мой был бандитом. Не могу сказать, что прям бычарой, нет. Обычный такой, высокий симпатичный парень. Но с настолько тяжелым взглядом, что даже, когда он улыбался, страх все равно не отпускал тебя. Складывалось впечатление, что он тебя сейчас прибьет, но с улыбкой.

У него, конечно, было имя. Как у всех людей. Какое‐то обычное. Но мы почему‐то называли друг друга местоимениями «мой» и «моя». Когда я выходила во двор раньше, чем он, меня спрашивали обычно: «А где твой?» Когда приходил он, ему говорили: «Видел, че твоя сегодня сделала?» А делала я прям много чего.

Чтобы вы лучше представляли, какая мы были парочка, вспомните Джокера и Харли Квин: я творила какую‐то невероятную неадекватность, а он меня вытаскивал из любой проблемы.

Однажды я выбила кирпичом лобовое стекло автомобиля у соседей по дачному участку. Сейчас мне стыдно. Но тогда нам было весело, мы гуляли ночью по дачам, и Мой что‐то выкинул типа «слышь, а слабо добросить кирпич до вон той машины», а мне оказалось не слабо. А хозяину машины оказалось не слабо выбежать из дома. Мой что‐то долго решал с ним, они спорили, потом он отдал свою золотую цепочку, и они относительно мирно разошлись.

Такое поведение бывает, когда человек, вырвавшись из‐под родительской опеки и первых серьезных отношений, пытается найти границы дозволенного. Мне было интересно все, в том числе, где та грань, за которой я буду получать по шее от окружающих. Я эту грань находила и могла долго двигаться по ней, как эквилибрист по канату: туда-сюда. Думаю, если бы за мной не стоял Мой парень, меня бы, безусловно, били. Но рядом был он, поэтому я творила, что хотела. Например, всегда говорила правду. Люди не любят, когда им говорят правду. Я это знала. Но меня не заботил тот факт, что я могу обидеть или задеть человека. Меня заботило только то, успеет ли Мой прийти ко мне на помощь. А он успевал всегда.

Это были те самые легендарные времена (школоте не понять), когда во дворах все решалось грубой силой, а за каждое сказанное слово нужно было отвечать. Слово не воробей, оно вылетает, потом долго кружит над беседующими, потом гадит на всех подряд, а потом этого воробья ловят и запихивают обратно в глотку шутнику. Со мной такие штуки не срабатывали. Потому что, как только ловили воробья, я пряталась за спину Моего.

В общем, мы с Моим были счастливы: у меня был мой гангстер, а у него была его сумасшедшая хулиганка, которую приходилось постоянно защищать. Тогда я не понимала, зачем ему нужны эти проблемы? Почему он еще не бросил меня и не нашел нормальную девочку?

Но с нормальными ему было скучно. Он им был не нужен. Они не попадали в переделки, из которых он мог бы их мастерски спасти. А я влипала в истории ежедневно. Мне тогда казалось, я не смогу без него прожить и дня. А по факту оказывалось, это он не может. Ведь свое геройство ему было необходимо доказывать. Чтобы казаться героем, недостаточно быть добрым, сильным и справедливым. Нужно еще, чтобы кто‐то рядом постоянно попадал в беду, нужна жертва. Я была идеальной жертвой.

Я была как Джейн, а он – как Тарзан: в этих каменных джунглях Челябинска он спасал меня ото всех животных.

Я была как Белоснежка, а он – как принц: я однажды подавилась яблоком, а он стукнул мне по хребтине так, что у меня лопатка, кажется, провалилась куда‐то под диафрагму.

Я была как потерянный Мамонтенок, а он – как льдина, которая привезла меня на себе «к единственной маме на свете», когда я сильно перебрала на вечеринке.

В общем, я опять ударилась в романтику и нафантазировала, какая мы идеальная пара. Никто из нашего окружения не сомневался, что мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день (а вот это могло произойти с ненулевой вероятностью в скором будущем).

Проблемы начались позже, когда я стала вести себя более адекватно и прекратила ввязываться в серьезные проблемы. Мой перестал чувствовать себя нужным, ему нечего было больше решать. Поэтому он ничего лучше не придумал и начал создавать эти самые проблемы мне. Возможно, ему просто требовалось на ком‐то срываться, а внешних объектов не было. И он переключился на объекты внутренние. На меня.

Вообще, молодым и наивным девочкам на будущее: если ваш парень лихо и бодро поколачивает окружающих, будьте готовы, что в любой момент он так же легко может стукнуть вас.

Поэтому один раз «в целях профилактики» был выдран клок моих волос (нечаянно, естественно) «за короткую юбку». И один раз вывихнут мизинец за то, что ему не понравилось, как я улыбалась какому‐то парню на остановке. Естественно, я ему простила, ведь он не специально вывихивал мне это чертов мизинец. Он просто от ревности сжал мне руку, не рассчитал. Но он потом так долго извинялся и возил меня в больницу, что я его простила. Да что там! Подруги так восторженно обсуждали эту новость, что мне казалось – вот она, настоящая любовь, когда от ревности мой парень может меня убить.

А потом к легкому физическому насилию подключилось насилие эмоциональное. Мне не разрешено было гулять без него. Мне вообще многое было запрещено. Я переживала. Ведь мы как Джокер и Харли Квин, думала я. Он должен унижать не меня, он должен унижать окружающих. По сути, мы уже не были парочкой Харли Квин и Джокер, а больше напоминали пару Лолита и Александр Цекало: постоянные подколы и упреки, иногда в ход шла физическая сила.

Я решила выйти из этих тянущих меня на эмоциональное дно отношений. Так обычно в покере осторожные игроки выходят из игры, когда сильное везенье сменяется тотальной непрухой. В общем, я скинула карты и сказала Моему честно, мол, любовь прошла, смысла дальше продолжать встречаться нет, расходимся. Неделю он не верил этому и просто каждый день делал вид, что я умалишенная, раз такое предлагаю. Диалоги строились по типу псих и психиатр:

– Ты очень хороший. Но нам нужно расстаться!

– Нам? Или тебе?

– Мне… И тебе тоже… ты же это тоже мы…

– Наташ, бред не неси. У тебя че, кто‐то появился?

– Нет.

– Ну, вот когда кто‐то появится, тогда я тебя отпущу. Я же должен тебя передать в надежные руки.

– Я тебе что, щенок что ли, чтобы меня передавать в чьи‐то надежные руки?

– Разговор окончен, слышала? Когда появится новый парень, я уйду!

Я каждый раз медленно впадала в истерику. Как ему было объяснить, что, пока рядом со мной маячит его туловище, облаченное с головы до ног в «Адидас», ко мне во дворе даже время спросить никто не подойдет.

У меня мелькала мысль завести себе фейкового бойфренда, который скажет: «Отпусти Наташу, мы с Наташей хотим быть вместе, вот мои руки, смотрите, какие они очень сильно надежные»… Но мне было страшно. Не за себя. А за жизнь этого смелого вымышленного парня.

Через неделю я просто не открыла Моему дверь. Он орал под окном. К страху добавилось чувство стыда. Потому что он в одночасье перестал звать меня «Моя» и начал звать меня совершенно другими словами. Наутро соседи смотрели на меня очень осуждающе. В этот же вечер все повторилось: ор под окном и угрозы.

Я накинула какое‐то пальто, выбежала во двор и сказала: «Хватит! Я не хочу таких больных отношений, у меня есть другой». И он меня ударил по лицу.

Он меня ударил по лицу. Не избил. Не пинал ногами. Это был один-единственный удар. Я, конечно, для красного словца могла бы раздуть историю, чтобы даже Андрей Малахов воскликнул: «К чертям Шурыгину! Наталья, срочно приезжайте к нам в студию! Самолет вас ждет у подъезда!» Я могла бы придумать, что Мой меня избивал и что он просто зверь. И каждая читательница сразу прониклась бы чувством жалости ко мне. Но он ударил меня всего один раз. Возможно, это была пощечина или хук справа, я не разбираюсь в терминологии бокса. Просто когда семидесятикилограммовый парень отвешивает пощечину сорокакилограммовой девочке – это всегда больше, чем пощечина.

Мою голову по центробежной развернуло вправо так, что я на секунду увидела собственную попу. Кстати, неплохая попа, если откровенно, уж лучше бы он по ней ударил. Я медленно повернула голову обратно и посмотрела ему в глаза. Он молча развернулся и быстрым шагом ушел. И все.

Не было никаких «слезы хлынули градом», не было «он упал на колени и просил прощения», никаких «я прикоснулась рукой к лицу, все лицо горело» – никаких этих киношных телодвижений не было. Был просто удар и все. И звон в правом ухе.

Слух вернулся на следующее утро. Мой не вернулся больше никогда. Сначала мне было некогда горевать: я делала компрессы для уха, пила что‐то от головной боли и капала что‐то от отита. После дня мучений поволокла свое туловище к ЛОРу. Там узнала, что у меня сильный ушиб, и неделю я провалялась на больничном. Было больно. Но не потому, что с парнем рассталась. А потому, что ухо ныло не переставая. И я тоже ныла.

После этой истории, когда какая‐нибудь ванильная барышня пишет печальный пост в инстаграме: «Мне так больно, он разбил мне сердце», я каждый раз думаю: девочка моя, а ухо ни разу не разбивали? Просто вот это действительно больно.