Владимир Соловьев - критик и публицист - В Фатющенко

Поразительна особенность сочинений Соловьева: у него почти нигде нет цитат из работ других авторов для доказательства своих мыслей. Цитаты, примеры являются только материалом для рассмотрения. У него нет также поправок, уточнений своих прежних мыслей; создается впечатление, что он не эволюционирует. Радлов неоднократно подчеркивал, что Соловьев в основном не менялся, что он не принадлежал к "ищущим" {1}. Это, конечно, неточно. Взгляды Соловьева менялись, но методология, научные принципы изменялись действительно мало. Соловьев не показывал

____________

{1} Радлов Э. Л. Владимир Соловьев: Жизнь и учение. С. 71.

23

процесс установления идеи, а формулировал только результаты. Он "вещал", а не просто излагал мысли, словно заранее знал истину в последней инстанции.

Для искусства он отвел такую же роль конечной истины: "Художество вообще есть область воплощения идей, а не их первоначального зарождения и роста" (VI, 90). Эта мысль находится в явном противоречии со всей практикой мирового искусства, но зато в полном соответствии с логикой Соловьева, с его концепцией "общего смысла искусства". "Идеи" уже есть, они не зарождаются и не растут, их только надо уловить, понять и объяснить.

Важным во взглядах Соловьева на искусство является положение, что истина и добро нуждаются в том, чтобы они были "воплощены" в красоте. Красота отсекает свет от тьмы, "только ею просветляется и укрощается недобрая тьма этого мира" (VI, 77). Категория "Красоты" в работах Соловьева определяется по-разному: Красота может быть непосредственно проявлением Божьей благодати, и тогда она будет переходом между Богом и Мировой душой или просто самим Богом (в значении гегелевской Абсолютной идеи). Но Красота нисходит и на другой уровень: в Мировую душу - посредницей между Богом и природой - и через нее в природу и в человека. Возникает своеобразный "луч Красоты", идущий через все мироздание от самой высшей его точки (Бога) до самой низшей (твари земной, растения и минерала).

Красота пронизывает все составные части вселенной и все категории философии. Формы ее проявления и сила воздействия на разных уровнях вселенной различны: она является основой "синтеза" Великого Целого. При этом важную роль в концепции Красоты во вселенной играют переходы между уровнями, мосты между "мирами", связи между категориями. По своим взглядам Соловьев не дуалист и не пантеист; для него неприемлема система мироздания, в которой нет связи и переходов между высшим и низшим уровнями, и другая система, согласно которой высшее начало равномерно распределено во всем, в том числе и в природе. Соловьев - диалектик: в мироздании совершаются процессы синтеза; структура мироздания - триада как основа "всеединства". В этой триаде Соловьева особенно интересовало "среднее звено". Он много об этом писал и думал, сама эта область для него - структурно сложное целое. Названия категорий, которыми он ее обозначал, и смысл этих категорий в какой-то мере менялся, но не менялась их суть. В разных работах (и в поэзии) можно встретить название "душа земли", "Мировая душа", происходит процесс уподобления ее Логосу, Софии, Вечной Женственности.

В этой системе нужно было отвести также место злу, "темным силам", "злой жизни", демонам, чертям. Нужно было определить их функции и указать на возможности и средства их укрощения, победы над ними. Нужно было определить роль человека и человечества в мироздании, поставить перед ними задачи, дав понятие "воля", "свобода", соотнести высшую форму Божьей благодати - Красоту с "Истиной" и "Добром",

24

реализующимися в сфере земного бытия. И здесь возникали главные проблемы: система теряла свою стройность. В последние годы Соловьев как бы наложил на нее еще один "слой" философских понятий: Антихрист, псевдокрасота, псевдоистина, псевдодобро, "эпилог истории". Зловещий отблеск его картине придают символы Апокалипсиса, символика из других произведений и учений, возвещавших о конце мира. "Зори", исходившие от Вечной Женственности, приобретают трагически багровый оттенок мирового пожара. "Сумерки", символизировавшие таинственные переходы между душой человека, душой земли и высшим духом, осмысляются как тень над человечеством от дьявольских крыльев; невинные, чистые знаки неземной красоты ("белые колокольчики") становятся символами предвестия личной смерти. Победить "злые силы" без всемирной катастрофы уже стало невозможно.

Сказанное в значительной степени объясняет сдержанное отношение критика к символизму, в частности его язвительнейшие рецензии на сборники "Русские символисты" (1895). Соловьев не увидел расцвета поэзии символистов, он рецензировал их первые стихи, и его суд был строгим. Игра в поэзию, сочинение "безделушек", эпатирование читателей остроумными приемами - все это было ему глубоко чуждо. Страх перед "дьявольской" пустотой и бессодержательностью, которые он обнаружил в современной литературе, был неподдельным. Отношение его к "новому" искусству выражено в необыкновенно резкой (даже для Соловьева) статье "Против исполнительного листа", которая была ответом критика на нападки журнала "Мир искусства". Статья свидетельствует как о негативном отношении Соловьева к первым шагам русского авангарда, так и о продолжении им поисков истины до конца дней. "Никакого вопроса для них нет, все уже решено и подписано, и требуется только пропаганда" - это сказано о Розанове, Мережковском, Философове. Дальше Соловьев написал резкие, но очень важные слова, не утратившие своей актуальности и по сей день: "Есть в человеке и мире нечто кажущееся таинственным, но все более и более раскрывающее свою тайну. Это нечто, под разными именами - оргиазма, пифизма, демонизма и т. д., ужасно как нравится этим людям, они делают из него свое божество, свою религию и за свое посильное служение этому "нечто" считают себя избранниками и сверхчеловеками, хотя служение этому божеству прямо ведет к немощи и безобразию, хотя его реальный символ есть разлагающийся труп, они сговорились назвать это "новой красотой", которая должна заменить устарелые идеи истины и добра" (IX, 292).

4

В начале 1890-х годов Соловьев прежде всего писал о красоте в природе и в поэзии, о смысле искусства и смысле любви. Во всех статьях, написанных о поэзии, мысли, изложенные в общефилософских работах, являются основополагающими. Неизменными остаются понятия "истинная поэзия" и "настоящий поэт". Предмет поэзии - красота (в соловьевском

25

смысле), а назначение поэта - ее воплощение в совершенных формах. Настоящий поэт - посредник между "идеей" и человеком. Его способности (его "Гений") даны изначально, хотя он может не исполнить своего долга. Интересно, что в статьях начала 1890-х годов Соловьев почти не задумывается о поэте как о человеке, о его "судьбе". Поэт для него только "поэт", но не человек. Однако, исходя из его эстетики, поэт, конечно, должен принадлежать двум "мирам", и в последних статьях душа поэта представляется как арена борьбы двух сил - светлых и темных. Исход этой борьбы определяет судьбу поэта.

Нет сомнения в том, что соловьевские представления о "настоящем поэте" во многом складывались под обаянием личности поэзии А. А. Фета. Именно поэтическое творчество Фета (наряду с лирикой Тютчева, Полонского и А. К. Толстого) полнее всего воплотило представление Соловьева о сути поэзии и явилось основой для развития эстетических взглядов, для обоснования критериев "подлинной", "истинной" поэзии. При жизни Фет был известен довольно узкому кругу лиц, но среди ценителей его поэзии и почитателей таланта были писатели, композиторы, деятели культуры: Л. Толстой, Тургенев, Чайковский, Страхов, Полонский и другие. После смерти Фета (1892) интерес к его творчеству возрос. Соловьев был тем критиком, который открыл творческое наследие Фета для таких поэтов, как Блок и Андрей Белый, он ориентировал молодое поколение поэтов на те принципы, что исповедовал Фет-лирик.

Тесная и плодотворная дружба Соловьева и Фета длилась около десятилетия. Ее основой явилась любовь к лирической поэзии, хотя в других вопросах они расходились. Фет был, как известно, весьма консервативен, и Соловьев в письмах иронизировал над "неугомонным поборником помещичьей правды против крестьянских злодеяний" (Письма, 1, 48). Соловьев нередко гостил в имении Фета - отдыхал, занимался переводами, наслаждался природой. Стихов писал мало: присутствие Фета, по его словам, "ему мешало". "Жить у Фета приятно и очень спокойно",- писал он матери в 1887 году (Письма, 2, 50).

В поэтическом творчеств Фет в глазах Соловьева стоял на недосягаемой высоте, выделялся в общем потоке "утилитарной" русской литературы. Совместно с Фетом Соловьев переводил латинских поэтов, редактировал его стихи. Последние четыре прижизненных сборника Фета выходили отдельными выпусками под общим названием "Вечерние огни". Первый выпуск (1883) был подарен автором Соловьеву с надписью - "зодчему этой книги". Исследователи поэзии Фета приходят к мысли, что композиция этого выпуска, по-видимому, принадлежала Соловьеву. Только в этом выпуске выделены образно-тематические и жанровые разделы - довольно целостные по художественно-смысловой логике лирические циклы ("Элегии и думы", "Море", "Снега", "Весна", "Мелодии", "Разные стихотворения", "Послания", "Переводы"). Подобный тип целостной композиции лирической книги оказал большое влияние на формирование внутреннего единства поэзии символистов.