Поцелуй теней - Гамильтон Лорел Кей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это приятно знать, мисс Фелпс, но я, честно говоря, не об этом. Не для широкого распространения, но если кто-то попадает в большую беду, мы не отказываем ему только потому, что он не может заплатить наш гонорар.
Она вспыхнула.
– Я не имела в виду, будто вы... простите, ради бога. Она прикусила губу.
– Наоми не хотела вас оскорбить, – объяснила Фрэнсис. – Она всю жизнь богата, и многие пытались этим воспользоваться.
– Мы не обижены, – отозвался Джереми. Хотя я знала, что он несколько обижен. Но Джереми – настоящий бизнесмен. На клиента не обижаются, если берутся за дело. Хотя бы до тех пор, пока клиент не выкинет что-нибудь уж совершенно ужасающее.
– Он пытался заполучить ваши деньги? – спросила Тереза.
Наоми посмотрела на нее с явным удивлением.
– Нет, нет.
– А он знал, что они у вас есть? – спросила я.
– Да, знал, но никогда не давал мне ни за что платить. Он говорил, что в этом очень старомоден. Его вообще деньги не интересовали. Одна из вещей, которые мне в нем поначалу понравились.
– Значит, он охотился не за деньгами, – заключила я.
– Деньги его не интересуют, – согласилась Фрэнсис.
Я взглянула в ее огромные синие глаза – в них уже не было испуга. Она стояла за спиной у Наоми, все еще утешая ее, и будто набиралась сил.
– А что его интересует?
– Власть.
Я кивнула. Она была права. Целью насилия всегда является власть того или иного рода.
– Когда он назвал вас необученной, что легко сдается, я не думаю, что он говорил о вашем сексуальном умении.
Наоми держалась за руки Фрэнсис, прижимая их к своим плечам.
– А о чем тогда?
– Вы не обучены мистическим искусствам.
Она нахмурилась:
– Так что же я так легко отдала, если не секс?
– Силу, – ответила Фрэнсис.
– Да, миссис Нортон. Силу.
Наоми оглядела нас всех непонимающе:
– В каком смысле – силу? У меня никакой такой силы нет.
– Магию, мисс Фелпс. Он брал у вас магию.
Губы ее удивленно приоткрылись.
– Не знаю я никакой магии. У меня бывают всякие ощущения на разные темы, но магии в них нет.
Конечно, именно поэтому он смог все это проделать. Интересно, не все ли его женщины – необученные мистики? Если они все не обучены, тогда у нас будут трудности с проникновением в его маленький мирок. Но если все, что надо, – это капля фейрийской крови и магический дар... что ж, мне случалось работать под легендой.
Глава 4
Через три дня я стояла посреди кабинета Джереми, одетая только в поддерживающий черный лифчик, трусики под цвет ему и черные сапоги до бедер. Совершенно незнакомый мужчина шарил у меня за пазухой. Обычно, чтобы позволить мужчине тискать мне грудь, я должна сначала решить с ним переспать но тут не было ничего личного – чисто деловой момент. Мори Клейн был эксперт по звуку и сейчас пытался приладить проводочек с микрофончиком на мою правую грудь, туда, где нижняя скоба лифчика не даст Алистеру Нортону их нащупать, если он проведет рукой мне по груди или по ребрам. Мори возился с проводком уже минут тридцать, из которых пятнадцать старался найти лучшее место для укрытия провода у меня в ложбине между грудями.
Он стоял передо мной на коленях, высунув кончик языка между зубами. Глаза из-под очков в металлической оправе не отрываясь смотрели на его руки. Одна из них почти скрылась за чашкой лифчика, а другая отодвигала ткань лифчика от груди, чтобы удобнее было работать. Оттянув ткань, он открыл мой сосок и почти всю правую грудь взглядам собравшихся в комнате.
Если бы Мори не был так явно безразличен к моему обаянию и собравшемуся народу, я бы сказала, что он специально тянет, потому что ему это нравится, но он куда-то таращился внутренним взором, и было ясно, что он замечает только то, что делает, а не с кем и на каком предмете. Я поняла, почему на него жаловались работающие под прикрытием агенты-женщины. Жаловались они на его требование – не делать все это наедине. Он хотел, чтобы были свидетели, подтверждающие: границ он не переступает. Хотя, честно говоря, если бы все свидетели были люди, они могли бы и усомниться. Он мял, вертел, поднимал и по-всякому возился с моей грудью, будто она вообще ни к чему не приделана. Получалось очень интимно, хотя это в его намерения не входило. Он был как бесчувственный болван – или рассеянный ученый. У него была только одна любовь – скрытые микрофоны, скрытые камеры. И если нужен лучший в Лос-Анджелесе специалист по этим делам, то обращайтесь к Мори Клейну. Он ставил системы безопасности голливудским звездам, но истинная его страсть – работа под легендой. Как сделать приборы еще меньше, спрятать еще лучше.
В какой-то момент он даже предложил спрятать микрофон внутри моего тела. Я не застенчива, но эту идею отвергла. Мори помотал головой, бурча про себя: "Не знаю, какое было бы качество звука, но если бы хоть кто-то разрешил попытаться!" У него был помощник, то есть "держатель инструментов", а также, наверное, дипломат в случае необходимости.
Крис (если у него и есть фамилия, я ее ни разу не слышала) предупредил Мори, чтобы тот не был слишком уж неделикатен или неосторожен. Он нависал над нами, пока я не заверила его, что все в порядке. Сейчас он стоял рядом с Мори, как хирургическая сестра, готовая подать любой требуемый диковинный инструмент.
Джереми сидел за своим столом, глядя на зрелище, переплетя пальцы, с добродушной улыбкой на лице. В глазах его выразился вежливый жар, когда я сняла платье и осталась в белье, но потом он лишь старался удержаться от смеха при виде полного отсутствия жара у Мори Клейна. Джереми сделал мне комплимент по поводу изумительного контраста между белизной моей кожи и чернотой белья. Полагается сказать что-нибудь приятное тому, кто в первый раз при вас раздевается.
Роан Финн сидел на углу стола Джереми, болтая ногами в воздухе и, сам того не замечая, тоже наслаждаясь представлением. Ему не надо было говорить мне комплименты – он меня видел голой сегодня ночью и много еще ночей до того. У него прежде всего заметны были глаза – огромные, живые карие сферы; они притягивали взгляд, как луна на ночном небе. Потом уже можно было обратить внимание на темно-каштановые волосы, как они обрамляют лицо, скатываются волной сзади; потом на губы – совершенный выгнутый лук. Кажется, что для такого цвета он использует помаду, но это только кажется. Кожа его с виду белая, но на самом деле не совсем, не чисто-белая. Как будто кто-то взял мою бледность и добавил чуть-чуть темно-красного от его волос. Когда он одевается в коричневый или другие осенние цвета, кожа его будто темнеет.
Он точно моего роста, и потому кажется с первого взгляда хрупким, но тело, выглядывающее из-под черной одежды, которую он сегодня натянул, смотрится твердым и мускулистым. Он гибок, подвижен. И еще я знаю, что на спине и плечах у него ожоговые рубцы, как белые мозоли на щелке кожи. Они появились когда один рыбак сжег его тюленью шкуру, Роан был из шелки – тюленьего народа. Когда-то он мог натянуть тюленью шкуру и стать тюленем, потом скинуть ее и снова стать человеком – то есть принять облик человека. Но однажды один рыбак нашел его шкуру и сжег. Эта шкура не была просто магическим приспособлением для превращений. Она даже не была частью Роана, она была им самим, – как его глаза или волосы. Я никогда не слышала, чтобы человек-тюлень мог выжить после разрушения своей второй личности, но Роану повезло. Выжить-то он выжил, но облик менять уже не мог. Он был обречен навеки оставаться на суше, никогда не видеть второй половины своего мира.
Иногда ночью я обнаруживала, что кровать пуста. Если это бывало у меня, он смотрел в пустоту через окно. Если у него, он глядел на океан. Роан никогда не будил меня, не просил пойти с ним. Это была его личная боль, которой не делятся. Я считаю, что это справедливо, потому что за два года нашей связи я ни разу не снимала гламор полностью. Роан не видел шрамов от дуэли – эти раны ясно сказали бы, что я близка к сидхе. Пусть я безнадежна в боевых заклинаниях, но вряд ли кто при обоих Дворах лучше меня владеет гламором. Это мне помогает скрываться, но и только. Роан не мог бы пробить мои щиты, но он знал, что они есть. Он знал, что даже в миг освобождения я что-то сдерживаю. Будь он человеком, он спросил бы, почему так, но он человеком не был и не спрашивал. Как и я не спрашивала его о зове волн.