Сортировка - Юрий Ра

Я знал уже, что в моём дипломате кроме документов лежит сменка белья, мыльно-рыльные и свежая футболка на все случаи жизни. Что радует, никто не наехал по поводу джинсов, а то в голове бродят какие-то смутные воспоминания насчет неприятия некоторыми ответственными товарищами этой пролетарской одежды. Тем не менее я еще разок поворошил содержимое портфеля и наткнулся на складной нож, а потом и ответку. Длинная с узким плоским жалом, она легла в ладонь привычно, но как-то странно. Пальцы стиснули литую рукоять, пятка которой уперлась в ладонь. Таким хватом не винты выкручивать удобно, таким макаром ловчее телеса пробивать. Я встал и сделал несколько колющих выпадов. Ноги при этом сами собой чуть согнулись, словно я танцор диско или боксёр, а плечи опустились. Еще и левая рука приподнялась в полусогнутом состоянии, словно на ней висит щит. Мдя, непростое у меня тело. Или это мозг чудит? Тело громко и внятно заурчало, намекая, что оно хорошее, только его покормить бы надо. Ну, надо, значит надо. Пойдем, тело, я поищу для тебя корм.

Можно было пойти в любую сторону, даже через мост, если верить этой грубой и резкой тетке, везде его ждало примерно одно и то же. В смысле, что кругом столовки-тошниловки, в которых питание превращается в лотерею, где за твои деньги тебе продадут шанс утолить голод или отравиться. Мысль про лотерею держалась в мозгу до тех пор, пока он не вышел на ту сторону вокзала, которая была обращена к перронам. Вообще странная архитектура, сколько видел вокзалов (ага, я видел много вокзалов!), у всех парадная сторона была обращена к привокзальной площади. А уж на ней и автобусная остановка, и гостиница, порой не одна, и забегаловки с киосками. Короче, в некоторых маленьких городах и жизни-то нет нигде кроме привокзальной площади. Таксисты, ночные бабочки, остановки… а здесь какой-то уникальный случай — колоннада и выход на заброшенную дорогу, а дальше пустырь и глухой забор. И уже за забором парк сомнительной культуры и стремного отдыха.

Так что вариантов нет — парадный вход стал выходом. И сразу же моим вниманием завладели два лотка на колесиках: из одного продавали пирожки с повидлом по пять копеек, около второго торговали билетами лотереи «Спринт» по полтинничку. И так тоненько под сводом черепа продолжает дрожать та мысль про лотерею. Как подхватило меня что-то, словно подсказка неведомо откуда! Точно, это шанс! Беру широким жестом сразу два билета на рубль. В чем особенность этой лотереи перед прочими — не надо ждать розыгрыша, хватаешь удачу за хвост, отрываешь его и получаешь свой выигрыш у лотошника.

Так-то еще одна лотерея организована схожим образом — книжная. Выиграть можно аж пятерку, но денег не дадут, а дадут книг на всю сумму. Чего не надо, того не надо. Конкретно сейчас просаживать двадцать пять копеек на книжный куш я не готов. Опять же предвкушение удачи не где-то там, а вот оно, на перроне. Минимальный выигрыш в «Спринте» рубль, мало, зато часто попадается. А главный приз такой, что не вышепчешь — десять, прошу прощения, тысяч! Естественно, таких денег мне киоскёр не выдаст, за ними надо в сберкассу идти. Я прикинул пути отхода — от лотка сразу обратно в вокзал, якобы насквозь его пробегаю и скрываюсь в зарослях. А на самом деле — прячусь в комнате матери и ребенка, хрен кто найдет. И ничего, поголодаю ночку, посижу без еды. А зато потом с утра в сберкассу к открытию и я богат!

Первый билет, у которого я оторвал хвост и развернул бумажку, не порадовал, явив надпись «без выигрыша». Оказывается, выигрыш во втором билете. А нет, не во втором. И не в третьем. Зато в четвертом глаз порадовало слово «спринт»! Вот оно, счастье. Что, как не выигрыш? А что? Оказалось, слово в билетике означает право на получение еще одного билетика. Давайте уже скорее! Лотошник явно уже наблюдал таких как я счастливчиков в предвкушении большого куша, так что не стал мне указывать на ошибки построения фраз, а молча сунул в руки заветный выигрышный билетик. Рубль! Один рубль выигрыша означал, что если я сейчас остановлюсь, то не стану мультимиллионером из трущоб, зато окажусь в минусе всего на рубль. Давайте еще два билета, я рубль выиграл!

Мутная бартерная схема, по которой я обменял победный рублевый билетик на два нераспечатанных напрягала, но иных вариантов не вижу. Я что, идиот оставлять главный приз в этом вращающемся шестиугольном лотке из оргстекла? Руку не суй, я сам вытащу! У тебя рука несчастливая. Кисть слегка свело в борьбе между мозгом, тянущим из барабана два билетика и самой рукой, пытающейся загрести полную горсть. Врешь, не возьмёшь! Короче говоря, если нужен достойный результат, никому не доверяй, делай всё сам. И именно своей рукой я вытянул этот пресловутый выигрышный, по-настоящему выигрышный билетик. Одна беда — вместо десяти тысяч удача подсунула мне десять рублей. А с учетом расходов на проект прибыль скукожилась до восьми целковых. Да и хрен с ним, восемь рублей — нормальные деньги, на них можно… Много чего можно, но я решил, что самым правильным будет сунуть их в карман и отправиться к следующему лотку.

— Бабуль, пирожки горячие?

— Горячие, внучек! Сколько тебе?

— А давно они горячие? Может уже того, слегка теплые? Какая температура?

— Я тебе что, Гидрометцентр? Готов брать — бери. А не то, отходи, не мешай работать — бабулька решительным жестом закрыла люк своего ящика на колесах, такой толстый, словно это танковый люк.

— Эх, была-не-была, давай на пробу четыре штуки.

— Держи. Я смотрю у тебя губа не дура, четыре штуки на пробу взял. Не местный, что ли, раз пробовать собрался?

— А что, местные не берут?

— Наши не пробуют, они давно знают, какие у нас вкусные пирожки. Повидло местное, да много, да пирожки всегда прожарены. Небось не с рисом.

— Фууу, с рисом не бывает пирожков! Кто их есть будет с рисом? Хлеб с рисом, это ж надо придумать.

— Вот и народ так считает. А когда положить нечего в начинку, гонят вот такую хрень. Только алкашня на закуску и берет. На троих один пирожок — занюхивать.

Четыре пирожка, убитые во цвете лет ударом вилки в бок, были как-бы завернуты в кусок кассовой ленты из грубой серой бумаги. Вилка здоровущая, такой и меня в бок завалить можно, я сочувствую бедняжкам. Это ж надо, всего за двадцать