Судьба короля Эдуарда - Эмиль Людвиг

Вскоре после коронации Эдуард получил титул принца Уэльского. Король Англии имеет право наделять одного из своих сыновей титулом принца Уэльского по своему выбору. И вот сейчас Эдуард, юный рыцарь в алом плаще, стоит на древней каменной стене замка Карнарвон, что возведен на месте римской цитадели, на площадке между двумя старинными башнями. Бархатная шапка надвинута на лоб, когда отец вручает ему меч и корону, взгляд у него серьезный и напряженный. Потом Эдуард получает золотой жезл командующего, а на средний палец ему надевают перстень, который обручает его с Уэльсом и нарекает отцом края и его народа… Все это выглядело почти неправдоподобно, но невероятнее всего оказалась жара, — знаменитая жара 1911 года. Молодому человеку, облаченному в тяжелый бархат, пришлось в тот день нелегко — он долго стоял неподвижно под полуденным солнцем.

И эта сцена в средневековом духе развертывалась на глазах двух очень умных и современных людей, впоследствии еще долгие годы оказывавших влияние на жизнь принца. Это были гости королевской семьи Ллойд Джордж и Уинстон Черчилль; последний в качестве home-secretary[8] огласил официальный указ. Без сомнения, уже тогда молодой принц начал понимать парадокс своей будущей власти: сам он предстал на церемонии в фантастическом облачении, отец — во всем великолепии парадного мундира, тогда как присутствовавшие здесь министры в обычных современных костюмах напоминали двух директоров оперного театра. Их стараниями на сцену выводятся знаменитые теноры и басы, но администраторы нисколько не завидуют их успеху, ибо только они определяют репертуар.

Принц Альберт снова вернулся в военно-морское училище, чтобы завершить начальный курс обучения. Полгода он провел на борту своего первого судна, чтобы вникнуть в суть морской службы. На «Камберленде», учебном корабле водоизмещением девять тысяч тонн, принц находился вместе с шестьюдесятью другими курсантами — так же, как его отец тридцать лет тому назад; затем он служил гардемарином на борту «Коллингвуда». Чтобы с ним не обращались как с членом королевской фамилии, он значился под именем мистер Джонстон, и офицеры попросту так его и звали. Сон в подвесной койке, гимнастика, ванна, завтрак, часы учебы, занятий в орудийном отделении; матросский образ жизни, матросские шутки, которые он очень ценил; работы было много, что и отмечал капитан судна в рапорте: «Он всегда был занят каким-нибудь делом». С Альбертом находился на борту и его старый друг Грэг.

Альберт впервые увидел мир, который до сих пор изучал лишь по картам: обозначенную красным цветом Британскую империю, а также земли, закрашенные в атласе другими цветами и принадлежащие другим странам. Теперь они наяву всплывали из моря, те острова, о которых так много рассказывал ему отец: сначала Тенерифе, затем Тринидад и Мартиника, далее — Ямайка, Гавана, Бермудские острова. Наконец подошли к Канаде. Альберт был первым сыном короля, побывавшим за десятки лет в Канаде, и восемнадцатилетний юноша, сильно смущенный, обязан был представлять Империю; ему не приходилось часто выступать на публике, это очень пугало его, но он должен был представительствовать, пожимать руки и давать автографы девушкам, так что однажды одной из них он заметил: «У меня чудовищный почерк и целая куча имен. Вам угодно, чтобы я написал их все?» Необходимо было также внимательно следить за тем, чтобы протанцевать с французскими канадками ровно столько же танцев, сколько и с английскими.

Альберт был молод, и с удовольствием подыскал бы себе хорошенькую девушку. На каком-то празднике он очень обеспокоил сопровождающих своей излишней галантностью. Но тут у принца неожиданно оторвалась пуговица от брюк, что вынудило его вцепиться в брючный пояс; это вызвало взрыв хохота, но придворные были благодарны провидению: этикет оказался восстановленным благодаря мелкому нарушению в костюме Альберта. В Оттаве он внезапно заболел, настроение ухудшилось, и поэтому был рад опять подняться на борт. Казалось, юный курсант становился настоящим моряком, который уютнее чувствует себя на море, чем на суше. Не только судьба, но, похоже, характер и способности располагали Альберта к роли второго сына, и он по-своему был счастлив этой ролью.

Старший брат находился вдали от него. Кажется, в течение двух лет братья лишь один-единственный раз снова оказались вместе, обретя былую близость; произошло это во время пасхального круиза на борту «Коллингвуда», куда в качестве гостя был приглашен Эдуард. Они прошли вдоль западного побережья Шотландии, иногда причаливая к берегу, чтобы поиграть в гольф; братья подолгу рассказывали друг другу о своей жизни, сравнивая и обсуждая свои столь разные впечатления.

В восемнадцать лет Эдуард был студентом: он стал им совершенно неожиданно для себя и даже без соответствующей подготовки. Понимая, с какой неохотой их сын расстается с морем, родители сначала отправили Эдуарда на несколько недель во Францию, но ни охота, ни рыбная ловля, ни пикники не смогли его развлечь; на портрете, сделанном во Франции, молодой человек выглядел таким мрачным, что в Лондоне обеспокоились его состоянием. Ведь мы часто узнаем о чьем-либо душевном настрое, только увидев его глазами художника. Потом Эдуард отправился в Оксфорд.

Благодаря сдержанности, врожденному такту, умению никогда излишне не подчеркивать важность своей особы, принц Уэльский оказался защищенным от традиционного чванства оксфордских студентов — они даже мысли не допускали, что в Европе можно найти с полдюжины более старых, более живописных и более авторитетных с точки зрения научных знаний университетов, чем Оксфорд.

Эдуард, который, наверное, провел здесь самую счастливую пору своей жизни, мало что узнавал из книг; основным источником его знаний были окружающие. Он играл в гольф и крикет, только в Оксфорде безупречно освоил верховую езду, завершил первую свою охоту на лис с пятью охотничьими трофеями, и, должно быть, громко смеялся, когда позднее один придворный издал книгу, где писал по этому поводу: «Можно подумать, будто лисы знали, что на них охотится принц Уэльский».

Он старался ничем не выделяться среди своих товарищей, потому что миновали времена, когда при появлении его деда всем полагалось вставать. Молодой Эдуард подружился со скромным небогатым студентом, и придворные сильно встревожились, увидев на фото принца Уэльского лежащим на земле среди членов футбольной команды; тем не менее, после долгих споров о достоинстве преемника трона Эдуарду позволили принимать подобные позы. Поскольку устные и письменные воспоминания студентов Оксфорда касаются главным образом напитков и еды, устройства ланча, чередования бордо и бургундского или того, что дозволено after[9], Эдуард освоил также и этот кодекс поведения. По воспоминаниям студентов, он невероятно молодо выглядел, сперва не очень уверенно, а потом все более бойко и весело играл на банджо или на волынке.